Они спустились в гостиную, где сидел папа. Мама думала, что сейчас начнется разговор, которого они избегали весь вечер, но когда она предложила Билли чай, он ответил, что пора уходить.

«Куда уходить?» – расстерялась мама.

«Домой».

«А Миранда?»

«Господи, Билли, ты не можешь так просто ее здесь оставить!» – В папином тоне чувствовалась надежда.

«Я приду завтра, чтобы немного побыть с ней», – пообещал Билли уже на пороге.

Мама с папой не сводили глаз с его машины, выезжающей на дорогу.

«Ты же понимаешь, что он не придет? – пробормотал папа. – Это уже ни в какие рамки не лезет».

Да, вот только в его голосе вновь мелькали нотки радости.

Той ночью мама не могла уснуть. Что случилось? Может, Билли хотел таким образом попросить их удочерить меня? А имели ли они на это право? Как же Берт? Разве не он следующий в очереди на опекунство? А что, если Билли все-таки придет, как и обещал? Что, если он решит забрать меня? Сможет ли мама отпустить меня?

– После тех сейсмологических исследований в Китае Билли путешествовал без остановки.

Он работал в рекогносцировочной группе, изучающей местность после каждого крупного землетрясения, которые происходили регулярно. А если работы в полевых условиях не было, Билли ездил на конференции, участвовал в делегациях, посещал районы повышенной тектонической активности. Между поездками он приезжал к нам домой и оставался в гостях, пока я не засыпала. Приезжал достаточно редко, поэтому я каждый раз его не узнавала. Вернувшись из очередного путешествия по Мексике или Новой Зеландии, он играл со мной и корчил смешные рожицы, чтобы рассмешить меня. Но я только начинала плакать, и Билли с расстроенным видом возвращал меня обратно на руки маме.

«Подожди пару минут. Она привыкнет к тебе», – обещала мама, но Билли боялся подойти. И так случалось каждый раз, как он приходил: он пытался взять меня на руки, я плакала, и он возвращал меня маме.

– А потом ты начала говорить.

Мама часто слышала, что детям легче произнести слово «папа», и все же мое первое слово было обращено к ней. В тот день она занималась проектом для одного из руководителей юридической фирмы. Ее клиент собирался сделать ремонт в своей гостиной. Он и его жена хотели обустроить интерьер в охотничьем стиле, что являлось неожиданным решением для дома из бетона и стекла, находящегося в Пасифик-Палисейдс. Впрочем, маме не пристало их осуждать, ее работа заключалась в организации ремонта. Они были ее первыми клиентами, и этот проект она выполняла практически бесплатно. Раскладывая на обеденном столе лоскутки с примерами цветов и образцы кожи для мебели, она вслушивалась в мое невнятное бормотание. Вдруг я хлопнула рукой по коврику детского манежа.

«Мама! – крикнула я. – Мама!»

Она взяла меня на руки и прижала к себе.

«Нет, Миранда, я твоя тетя. Тетя Сьюзан».

«Мама».

Мама видела в моих глазах отражение Эвелин, но не могла отрицать, насколько приятно ей было услышать эти два слога. Ма-ма.

* * *

Билли должен был об этом знать. Именно это сказал папа, вернувшись домой.

«Мы должны рассказать об этом Билли».

«Само собой, должны рассказать», – решительно согласилась мама.

Папа взял меня на руки и покружил в воздухе.

«Не стоило это так затягивать».

Они целый год опекали меня. Мама перестала ходить на прослушивания. Она записалась на вечерние курсы дизайна интерьера, потому что ей казалось, что это занятие могло ей понравиться, и к тому же такую работу она могла выполнять с частичной занятостью. Папа был прав. Они вообразили себе несуществующий мир и пустили эту ситуацию на самотек.

Билли уехал из города. Мама точно не знала куда. Он всегда уезжал без предупреждения, обосновывая это тем, что у него не нашлось времени их предупредить, хотя простой телефонный звонок не задержал бы его надолго. Мама принялась изучать газеты, пока не заметила статью про два землетрясения в Тайване, произошедшие с разницей в несколько часов. Она попыталась представить Билли в Тайбэе. Ей всегда было интересно, чем именно занимался Билли в группе из ученых, инженеров и социологов. Знали ли они, что его навязчивое стремление к спасению людей вызвано чувством вины? Возможно, их всех съедала вина, эдакое общество кающихся. Иначе зачем жить среди трагедии и смерти?

Спустя несколько дней Билли дал о себе знать, когда вернулся из Тайбэя, где исследовал руины двухэтажного рынка, обрушившегося во время землетрясения. На вопрос, мог ли он прийти к Миранде, мама с опаской ответила – да.

Когда подъездную дорожку осветили фары его машины, папа поднял меня в детскую. Для дневного сна было уже поздно, для ночного – слишком рано, но родители не хотели, чтобы Билли услышал от меня слово «мама» до того, как они ему об этом расскажут.

Билли стоял на пороге с пачкой рассыпного чая для мамы. Он широко улыбался, пока не заметил обеспокоенные взгляды моих родителей.

«Где Миранда? Она в порядке?» – спросил он.

«Она наверху», – ответил папа.

Мама взяла чай и жестом пригласила Билли в гостиную. На журнальном столике стояла бутылка вина, несмотря на то, что родители старались не предлагать Билли алкоголь, к которому он пристрастился с момента смерти Эвелин. Но если для вина и существовал подходящий момент, то это был именно он.

«Вы меня пугаете», – пробормотал Билли, разглядывая вино.

«Миранда недавно сказала первое слово», – осторожно сообщила мама.

«Ну, это вполне нормально, разве нет? Прекрасная новость!»

«Билли, она назвала меня мамой».

Счастливая улыбка не исчезала с лица Билли еще несколько секунд, пока осознание не свалилось на плечи.

«Мы с Сьюзан решили, что пора пересмотреть наш уговор, – отчеканил папа свойственным юристу дипломатичным голосом. Мама злилась, когда слышала такой тон в свой адрес, но в тот момент она была благодарна, что он смог с такой легкостью воспользоваться профессиональной выдержкой. – Мы очень полюбили Миранду, но нам кажется, эта ситуация путает ее».

«Неуверенность в том, кто ее родитель, может нанести вред ее психике», – добавила мама. Родитель. Единственное число. Почему она вообще это сказала?

«Если я заберу ее сейчас, разве это не навредит ей?»

«Я могу остаться у тебя до тех пор, пока она не привыкнет к твоему дому. Она еще маленькая и быстро ко всему привыкает».

«Но мне придется уезжать по работе. Вы примете ее у себя, если что?»

«Билли, тебе придется завязать с командировками. Я уверен, тебя с радостью примут обратно на работу в лабораторию», – сказал папа.

«Возможно, ты сможешь вернуться к путешествиям, когда Миранда подрастет».

«Я не могу уволиться».

Папа нервно заерзал, и мама сразу поняла, что его терпение скоро лопнет.

«Билли, ты – отец. В первую очередь ты должен думать о своих отцовских обязанностях».

«Я не умею заботиться о ней».

«Потому что ты даже не пытался! – возмутился папа. – Ты скинул на нас всю ответственность. С твоей стороны не было никаких усилий».

«Билли, мы понимаем, ты скучаешь по Эвелин. Нам тоже ее не хватает, но ты нужен твоей дочери. – Мама подвинулась к брату и взяла его за руку. Она не помнила, когда в последний раз так делала. Возможно, никогда. – Ты должен простить себя».

«Ты не понимаешь. Стоит мне взять ее на руки, меня охватывает страх, что я уроню ее и она разобьет голову. Когда я смотрю на ее шаги, я боюсь, что она споткнется и упадет!»

«Все родители этого боятся! Но дети падают. И когда они падают, ты помогаешь им встать и перестаешь так переживать».

«Я только и делаю, что переживаю. У нее должно быть нормальное детство, которое хотела для нее Эвелин».

«Билли…»

«Вы должны оставить ее».

«Билли…» – растерянно повторила мама.

«Больше вариантов нет».

«Но что она подумает? – удивился папа. – Как мы объясним ей, что ее воспитывают тетя с дядей, пока ее отец путешествует по миру и периодически напоминает о себе, но не удосуживается позаботиться о ней? Ты считаешь, она будет чувствовать себя обычным ребенком? По-твоему, этого хотела Эвелин?»

Мама попыталась как-то намекнуть папе, что он перебарщивает, но он все так же пристально смотрел на Билли.

«Зачем ей знать, что я ее отец?»

«О господи, Билли…»

«Мы не будем лгать Миранде, – поморщился папа. – Ты вообще слышишь, что говоришь?»

В ответ на это Билли развернул длинный монолог обо всем и сразу.

Он говорил об Эвелин. О том, как сильно она хотела быть мамой. Она все продумала. Сначала Миранда. Спустя два года Пип. А потом, как можно скорее, Сильвия. Именно поэтому они и купили такой большой дом – в нем должен был раздаваться детский смех. Билли мерил шагами комнату и хватался за волосы. Сколько раз она просила его починить крышу? Она мечтала построить дом, безопасный для детей. Для Миранды. Для Пипа. Для Сильвии. Зачем он отобрал у нее это? Разве он мог быть отцом Миранды, убив ее мать?

«Билли, ты не убивал Эвелин!» – воскликнула мама.

Но вина лежала на его плечах. Будь то несчастный случай или нет, факт оставался фактом: он не починил крышу, когда Эвелин его попросила. Он убедил ее, что математическая вероятность катастрофы очень мала и они в безопасности. Халатный проступок, и халатность была ему свойственна.

Он в жизни себя не простит, если со мной тоже что-то случится.

Мама не помнила, как согласилась. Скорее всего, в какой-то момент у нее не осталось выбора. Как и у папы. Билли продолжал говорить, и его безумная идея приобретала смысл. Конечно, они должны оставить меня и воспитать меня как родную дочь! И, конечно же, я не должна знать, что Билли мой отец, тем более он смотрелся довольно естественно в роли дяди-авантюриста.

– Мы дождались окончания судебного разбирательства с Бертом, чтобы подать документы на удочерение.

Мама не могла поверить, что дело, наконец, завершилось. Спустя два года беготни по судам они добились признания того, что у Берта не имелось никаких оснований претендовать на имущество, находившееся в их коллективной собственности, и что Билли являлся достойным наследником, так как смерть Эвелин произошла в результате несчастного случая.

Два года! А закончилось все за день.

Когда мама с папой подписали документы на удочерение, папа спросил маму:

«Думаешь, стоит скрывать от нее правду?»

«А что нам еще остается?»

«Если мы расскажем ей обо всем в детстве, она привыкнет к этому. И будет уверена, что все правильно».

«Она никогда не свыкнется с мыслью о том, что ее отец скорее на край света поедет, чем останется с ней. Я не хочу, чтобы она ненавидела Билли».

«Но тогда она будет ненавидеть нас, когда узнает правду», – напомнил папа.

– Я понимала, что он прав. Однажды ты обо всем узнаешь и обвинишь меня. Но я решила: лучше так, чем ненависть к Билли. Я искренне верила, что при таком раскладе ты никогда в нем не разочаруешься. Что мы будем одной семьей. Я верила, что поступаю правильно.

Мама хотела положить руку на мое колено, но я отодвинулась в сторону.

– Что за глупости? Ты могла хотя бы постараться. Он ведь был моим отцом.

В моей памяти пронеслись все воскресные барбекю, когда я бежала к входной двери с криком: «Дядя Билли!» Все наши вылазки, перед которыми он спрашивал у мамы, когда привезти меня обратно, все придуманные им загадки, написанные нашим тайным языком, который больше никто не понимал. Я вспомнила каждый момент. Все это время он знал, что я его дочь. И мама знала.

– Ты должна была попытаться.

– Да, – согласилась она. Она больше не плакала и говорила твердым голосом. – Но чем дольше мы ждали, тем сложнее было раскрыть тайну. Тем больше я боялась тебя потерять.

Когда бумаги об удочерении были подписаны, а дело о наследстве разрешилось, я официально стала ее дочерью. Я научилась произносить другие слова – папа, дом, семья, дядя. Мы виделись с Билли каждый раз, когда он приезжал в Лос-Анджелес.

Их выдуманный мир начал разваливаться почти сразу же.

Билли приезжал по воскресеньям с подарками, и, глядя на то, как я с криком «Мама!» бегу показать ей ожерелье из бисера или деревянную игрушку, он чувствовал, что его бросили. В маминых глазах читалась вина. Она напоминала себе, что выполняла волю Билли. Тем не менее, когда в его присутствии я говорила «мама», она жалела, что я не назвала ее как-нибудь по-другому.

Они никогда не касались этой темы, отчего напряжение между ними росло. Папа это чувствовал. За ужинами он заваливал Билли вопросами о еде, оползнях, движении грунта. Он старался разрядить обстановку, и Билли с охотой поддерживал разговор. Он признался, что в суши было не так много рыбы, как ему казалось. Что в Квебеке картошку фри едят с рассольным сыром и подслащенной подливкой. Что в Перу морская свинка – фирменное блюдо. «Морская свинка!» – в ужасе вскрикнула я.