Бонни Вэнак - Кобра и наложница

Шейх заметно смягчился и задумался. Через короткое мгновенье он спросил:

— Ты помнишь испытание для всадника при твоем посвящении в воины?

Кеннет усмехнулся:

— Воин должен проскакать на своей кобыле, выполняя сложные движения.

«Ему пришлось пройти через другое испытание».

Рамзес лукаво усмехнулся:

— Помнишь, как отвели тебя в сторону и сказали, что настоящим испытанием для тебя будет проверка твоей мужественности?

Рамзес и Джабари привели его в грязный кирпичный дом местной проститутки, опытной женщины, которая знала, как сделать из юного воина мужчину. Они сказали, что его испытание будет состоять в том, как долго он пробудет с женщиной. В тот день он потерял невинность.

— Ты хвастался отцу, что был единственным воином, который мог оставаться с женщиной целых пятнадцать минут, — припомнил Джабари.

— А он сказал: «Сын мой, ты должен учиться ездить на лошади как можно дольше. Быть воином означает уметь ездить верхом столько, сколько надо. Ты можешь быть болен, но все равно ты должен. Покажи своей лошади, что хозяин — это ты. Будь ласковым, но твердым. Чтобы объездить, ударь ее по носу. Не слезай с лошади, если заметишь ее желание сбросить тебя. Зажми ее коленями и езди до тех пор, пока она не устанет», — вспомнил Кеннет.

— Так ты возвратился, полный решимости поступить, как советовал мой отец! — Джабари так и покатился со смеху.

Кеннет улыбнулся.

— Она дала мне сдачу, когда я ударил ее по носу, но я зажал ее коленями, как учил отец.

— Я слышал, эта женщина не могла ходить целую неделю — но почти так же долго с ее лица не сходила улыбка. Тебе следовало жениться на ней, вместо того чтобы преследовать Бадру, — засмеялся Рамзес, но сразу же резко оборвал себя.

Джабари потер свою бороду.

— Итак, Хепри, скажи нам, что ты хотел бы обсудить.

«Хепри».

Он сказал это так, как будто формально восстановил их прежние отношения. То, что он назвал его прежним именем, означало, что шейх простил его. Кеннет сразу успокоился. И вздохнул. Потому что то, что он собирался сказать, больно ранит их.

— Дело касается ограбления гробницы. — Заметив сосредоточенные взгляды обоих мужчин, Кеннет помедлил для большей убедительности. Рамзес проявил признаки гнева. Не ожидавший этого, Джабари имел комичный вид.

— Я приехал сюда, чтобы расследовать кражу из гробницы в Дашуре, на тех раскопках, которые производятся на мои деньги. Исчезла бесценная золотая вещь — вскоре после того, как ее нашли.

Рамзес зарычал и положил руку на эфес сабли. Больше, чем кто-либо из других воинов Хамсинов, он презирал грабителей гробниц.

Лицо Джабари выразило тревогу.

— Ты не для того приехал, чтобы рассказать нам об этом, Хепри.

Кеннет достал из кармана единственную улику, найденную в гробнице. Обрывок ткани синего цвета повис у него в руке. Шейх с шумом выдохнул воздух. Рамзес выглядел ошеломленным и тихо ругался.

— Тот, кто совершил это злое дело, был не Хамсин, — телохранитель с жаром отметал подозрение. — Кто-то сделал так, чтобы подозрение пало на нас.

— Это ничего не доказывает, — согласился шейх, хотя его бронзовые щеки побледнели. — Вместе со мной на раскопки приезжали Элизабет, Рашид и Бадра. Может быть, это кусочек от одежды Элизабет.

— Возможно. А может быть, кто-нибудь, увлеченный историческими ценностями, захотел ближе познакомиться с находкой. И украл ее.

— Ты осмеливаешься обвинить в краже Джабари? — воскликнул Рамзес.

— Нет. Рашида.

На лице Джабари появилось смятение.

— Ты уверен? — спросил он.

— Ту вещь, о которой мы говорим, я нашел в мешке Рашида, когда он останавливался в доме твоего тестя, графа Смитфилда.

Наступило молчание. Затем Джабари спросил:

— И что ты сделаешь? Передашь его в руки английских властей? — Его лицо исказилось от гнева.

— Нет. Я храню честь Хамсинов и не хочу позорить племя, которое меня вырастило. Я мог бы приказать арестовать Рашида. О, это была бы такая сенсация для газет. Но я этого не сделал. — Он с трудом перевел дух. — Вместо этого я пришел к вам.

Шейх почувствовал явное облегчение.

— Чем мы можем помочь?

— Я уверен, что Рашид связан с контрабандистами. Возможно, он использует Бадру, чтобы получить доступ на раскопки. Он и раньше использовал ее. Не удивляйтесь, если она выразит пожелание поехать на раскопки в качестве художницы, чтобы делать зарисовки. У меня есть план, как поймать Рашида. Тогда я отдам его вам. А вы накажете его так, как сочтете нужным.

Трое мужчин замолчали, припомнив законы племени на этот счет. Рашид будет подвергнут изгнанию. Предварительно его лишат сабли, меча и повязки цвета индиго. Он навсегда станет изгоем.

— Что ж, да будет так, — заключил Джабари, — Делай так, как должен. Но я надеюсь, что ты ошибаешься.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Кеннет, но в глубине души он был уверен, что Рашид виноват.

Когда они встали, шейх положил руку Кеннету на плечо.

— Надеюсь, ты останешься с нами хотя бы на одну ночь?

— Почту за честь, — торжественно сказал Кеннет.

Когда они вышли наружу, он сощурился от яркого солнечного света:

— А как твой сын, Джабари?

Как бы в ответ донесся громкий заливистый крик. Кеннет обернулся и увидел черного от загара, светловолосого малыша, скачущего на полных ножках.

— А вот и мой сын. Тарик представляет себе, что он лошадь.

Изображая галоп, мальчуган сделал круг около мужчин. Совершенно голенький.

— Пу! — пронзительно орал он.

Джабари выглядел вполне довольным:

— Мы пытаемся научить его и английскому и арабскому. Арабский дается ему лучше, чем английский. «Пу» — единственное слово, которое он знает по-английски.

Кеннет с любопытством глядел на него. Джабари вздохнул. Теперь он выглядел скорее как счастливый отец, который покорно терпит шумные забавы любимого дитя, чем как полный достоинства надменный шейх.

— Этому слову его научила Бадра, чтобы обозначить кое-что другое, что имеет для нас такое же важное значение.

— Чтение?

— Отправление естественных нужд. Тарик же использует это слово для обозначения всего.

Мальчик продолжал скакать около них. Кеннет рассмеялся выходкам ребенка, который и ходить-то начал совсем недавно.

— А где его одежда? — спросил он.

— Он опять сбросил ее в нужник.

Рамзес шумно рассмеялся, как бы одобряя малыша. Джабари бросил на него сердитый взгляд:

— Подожди, друг мой, придет и твоя очередь. У тебя подрастают близнецы. Тебя ждут волнения в два раза большие. Вот тогда я посмеюсь.

Кеннет посмотрел на сына шейха. Тот сидел на корточках, подперев руками подбородок.

— Привет, Тарик, — сказал он по-арабски.

Ребенок сел на попку, уставившись на Кеннета своими большими черными глазами. Легкий ветерок из пустыни шевелил его волосики. Он от удивления засунул палец в рот.

Кеннет протянул руку. Солнечный луч отразился в его кольце, оникс так и засверкал. Заметив зачарованный взгляд Тарика, Кеннет снял кольцо с пальца и протянул его ребенку.

— Красиво? — спросил он по-арабски.

Восторженно глядя на кольцо, малыш взял его.

За спиной Кеннет услышал голос Джабари:

— Хепри, я не думаю, что это разумно…

— Пу! — заорал Тарик. С кольцом в руке он бросился от них прямо по направлению к туалету, расположенному в отдалении. Рамзес быстро побежал за ним и схватил мальчишку. Он широко улыбался, когда возвращал Джабари его сына, а Кеннету — его кольцо.

— Твое кольцо ожидал плачевный конец в этой зловонной клоаке. И не думай, что я стал бы выуживать его оттуда.

Кеннет взглянул на этот драгоценный символ своей герцогской власти и положил кольцо в карман.

— Здесь будет надежнее, — пробормотал он.

Сказать по правде, он чувствовал неудобство, когда носил это кольцо на пальце. Слишком тяжелое. Слишком иностранное. Как и многое из того, что было в эти дни.

В тот же день, но значительно позже Кеннет пришел в шатер шейха на обед. Он привычно расположился на ковре. В шатре бедуина в английском костюме он чувствовал себя неудобно, но знакомые с детства вещи и звуки облегчали его положение: легкий ветерок из пустыни, острый запах еды от ярко горевших костров, мелодичный смех женщин. Он почувствовал голод, когда Элизабет и Кэтрин стали вносить в комнату и ставить на низенький столик одно блюдо за другим. Джабари насмешливо изогнул бровь, увидев, какими глазами Кеннет смотрит на многочисленные блюда и тарелки. Жареный барашек с рисом. Восточные сладости. Груды кусков пресного хлеба и кислое молоко. Чеснок. Кеннет вдыхал ароматы кушаний, витавших над дымившимися тарелками. После целого года сидения на одних только мясных блюдах, густо политых сливочной подливкой, он почувствовал, что к нему вернулся аппетит.

— Мы подумали, что тебе доставит удовольствие поесть кое-какие из твоих любимых кушаний, — прокомментировал это изобилие на столе шейх.

Кое-какие. Кеннет встретился взглядом с шейхом и увидел в его глазах прежнее выражение. Комок подкатил к горлу. Этот взгляд говорил больше, чем какие-либо слова.

«Добро пожаловать. Добро пожаловать домой».

Кеннет постарался не обнаружить своего волнения, когда шейх отломил кусок пресного хлеба, окунул его в подливку и протянул ему. Обычай требовал первым угощать гостя. Кеннет съел предложенный кусок и вздохнул от удовольствия.

Тарик сидел на юбке своей матери и широко раскрытыми глазами смотрел на еду. Между Рамзесом и Кэтрин сидели двое годовалых малышей — девочка и мальчик, очень похожие друг на друга своими темными волосами и яркими зелеными глазами. Это были Фатима и Асад, их близняшки.

Элизабет взяла треугольный кусок пресного хлеба, намазала его йогуртом и дала Тарику. Ребенок стал рассматривать его с серьезным видом археолога, изучающего пирамиды, затем бросил его в лицо своему отцу. Белое липкое пятно поползло по черной бороде Джабари.

— Пу! — счастливо закричал Тарик.

— О да. Сынок. Будущий вождь моих людей, — сухо сказал Джабари, вытирая лицо чистой салфеткой.

Тарик выпустил слюни, Элизабет самодовольно улыбнулась.

— Дайте ребенка мне. Я помню, что делал ваш отец в таких случаях. Он по-арабски велел мне есть, и это были первые арабские слова, которые я выучил. — Кеннет наклонился вперед и взял ребенка.

Когда он усадил малыша к себе на колени, тот удобно устроился в его теплых и нежных руках.

Внезапно Кеннет почувствовал острое желание иметь своего собственного сына с большими шоколадными глазами, как у Бадры. Маленьким кусочком пресного хлеба он поддел немного риса.

— Ешь, — твердо сказал он по-английски и повторил еще раз. Тарик открыл рот. Кеннет всыпал ему в рот еду. Малыш с важным видом стал разжевывать пищу. Кеннет самодовольно усмехнулся.

— Просто покажите ему, кто главный, — посоветовал он.

Родители Тарика восхищенно переглянулись. Но в следующее мгновенье их сын выплюнул свою жвачку, забрызгав все лицо Кеннета непрожеванным рисом.

— Ешь! — пробормотал он по-английски.

Джабари и Элизабет выглядели довольными. Тарик выучил новое английское слово!

— Спасибо, Кеннет, — сказала Элизабет.

— Всегда рад служить, — ответил Кеннет, вытирая клейкие рисинки, прилипшие к его щекам.

Тарик соскочил у него с колен и поковылял к близнецам, которые жевали кусочки хлеба. Остановившись напротив Фатимы, он выхватил хлеб у нее из рук. С самодовольным видом, подражая отцу, плюхнулся на ковер и стал есть. Элизабет недовольно подняла брови, но Джабари повелительно поднял руку.

— Подождем, — тихо сказал он. — Я хочу посмотреть, что они будут делать.

Взрослые замерли в ожидании, наблюдая за детьми. Фатима, не мигая, уставилась на Тарика зелеными глазами, а потом схватила в свой маленький кулачок прядь соломенных волос Тарика и дернула изо всей силы.

Тарик выронил хлеб и истошно завопил, хватаясь за волосы, но маленькая девочка крепко держала его. Ее брат Асад поднял хлеб, погукал и шлепнул им Тарика, а потом отдал его назад своей сестре. У Тарика был такой горестный и потрясенный вид, что Кеннет не выдержал и засмеялся, да так, что слезы потекли у него по щекам.

— Какая у вас дивная пара маленьких воинов, Рамзес!

Рамзес гордо улыбнулся:

— Они похожи на свою мать.

Потом они забросали Кеннета вопросами о его новой жизни. Он старался отвечать на них настолько дипломатично, насколько это было возможно, испытывая жгучее чувство тоски по всему тому, что было когда-то в их общей жизни.