Бадра открыла рот:

— Ты…

— Понимаешь ли ты, что это значит — оставить все знакомое и привычное тебе и приехать в страну, которую вовсе никогда не знал? В те первые дни мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не уехать обратно. — Он невесело засмеялся. — Я родился в Англии, но ничего не помнил о своей родине. Не знал даже, — он взъерошил свои волосы, — как читать английские книги. Я был слишком мал, когда мы уехали в Египет, и не успел узнать ни одной буквы…

Он отвел от нее свой взгляд.

— Когда я возвратился в Англию, я никому не говорил, что не умею читать. Мне было слишком стыдно. Ты единственная, кому я это сказал.

Недоверчивое выражение на ее лице сменилось спокойной улыбкой. Бадра осторожно взяла из его рук книгу и придвинулась к нему так близко, что их бедра соприкоснулись.

— Теперь мы знаем тайны друг друга, Хепри. Читать по-английски трудно, но я смогу научить тебя этому. Ты разрешишь мне?

Кеннет почувствовал облегчение. Она не презирает его за это. Не то чтобы он ожидал этого, но все же… Он медленно кивнул.

Бадра открыла первую страницу, взяла его за палец и стала водить им по странице, полной таинственных знаков.

«Глава первая. Я родился…»

Почти все время до вечера его любимая учила его читать. Бадра заставила его произносить вслух каждое слово. Кеннет старался постичь значение букв. Своим терпением она поборола ставшую для него привычной неуверенность в своих возможностях одолеть английскую грамоту. Всецело поглощенный уроком, он читал вслух предложение за предложением и, довольный своими успехами, улыбался.

— Спасибо, — сказал он ей, почувствовав облегчение.

Бадра научила его. Скоро настанет его черед быть ее терпеливым учителем. Учителем в науке любви.

Его тело напряглось в приятном ожидании этих мгновений, когда он взял другую книгу и дотронулся до ее щеки.

— Теперь ты почитай для меня, Бадра.

Она потянулась за «Дэвидом Копперфилдом». Он остановил ее руку.

— Другую.

И положил книгу ей на колени. Это была копия «Кама Сутры». Кеннет привез ее из Англии в надежде, что книга поможет осуществить его тайную фантазию, — Бадра будет читать ему о том, чем он сам хотел заняться с нею. Она покраснела, когда открыла обложку.

— Бадра, ты действительно хочешь, чтобы твои мечты осуществились? Хочешь ли ты по-настоящему узнать, что такое настоящая страсть? Настоящая любовь?..



Это было ее тайным желанием. Она одновременно и боялась, и желала этого.

Его глубокий голос звучал для нее как сладкоголосое пение соловья. Кеннет нежно поцеловал ее в лоб и попросил:

— Почитай мне.

Она опустила глаза и начала читать. Его возбуждение передавалось ей. Жар его тела обжигал ее, как лучи солнца. Она почувствовала, как он настойчиво дотрагивается до нее, как его пальцы легко касаются ее колена. Когда Бадра закончила чтение одной страницы, Кеннет сжал ее руки в своих.

— У нас нет орехов бетеля, о которых здесь говорится, — мягко сказал он, — но у нас есть финики.

Кеннет взял один из вазы с фруктами. Его губы раскрылись, и он втянул в рот финик с косточкой, подержал его во рту, затем вытолкнул наружу и прижал к ее сжатым губам. Финик был теплый и влажный от слюны. Он поводил фиником по ее губам. Бадру охватил внутренний трепет, но она не открывала рта. Кеннет был настойчив, очень нежно, но решительно он стал слегка надавливать, чтобы раскрыть ее губы, его рука лежала на ее пояснице. Его запах, запах сандалового дерева и мужественности, дразнил ее.

Символика совокупления становилась очевидна с каждым новым движением финика, упиравшегося в ее сомкнутые губы. С каждым нежным, но решительным движением Кеннет наклонял голову и тихо и проникновенно бормотал по-арабски ободряющие слова. Ей очень хотелось попробовать финик, и наконец она открыла рот, высунула язык — и в этот момент Кеннет последним решительным движением втолкнул финик ей в рот.

Замерев, она стала медленно пережевывать сладкий фрукт. Ее расширившиеся глаза встретились со взглядом Кеннета.

— Вот как надо есть финики, любовь моя, — улыбнулся он и накрыл ее сладкие губы своими. Его поцелуй был глубоким и опьяняющим. Он прижимал свое тело все ближе, наслаждаясь сладостью губ, так же как она только что наслаждалась вкусом финика. Потом он оторвался от нее и взял ее лицо в свои руки. Его глубокий голос, такой соблазняющий и обещающий блаженство, вливался в нее.

— Разреши мне, Бадра. Разреши мне влиться в тебя и погрузиться в полную луну. Подобно Хепри, божеству солнца и утренней зари, я хочу зажечь тебя, холодная луна. Осветить тебя, согреть своими лучами. Я обещаю, что дам тебе освобождение, и ты забудешь о том, что находишься на земле. Приди ко мне танцевать в свете солнца, подобно тому, как я буду танцевать в свете божественной луны. Дай мне держать тебя в объятиях и не покидай меня.

— Хепри, — потрясенная, сказала она. — Я хочу. Но… я боюсь.

— Я знаю, — ласково ответил он. — Но лучший способ избавиться от страха — это посмотреть ему в лицо. Чего ты боишься больше всего?

Он крепко держал ее за руки. Бадра набралась смелости.

— Я боюсь, что меня привяжут к ножкам этой кровати, как это было со мной в шатре Фарика, и опять будут хлестать плеткой. Я боюсь чувства беспомощности, — прошептала она.

— Я ведь сказал тебе, что никогда не причиню тебе вреда. Ты веришь мне?

Когда она кивнула, он опять обнял ее. Руки у него дрожали от страсти, он едва сдерживался.

— Иди ко мне, моя любимая, — хрипло сказал он.

Под гипнотическим воздействием его настойчивого голоса она чувствовала себя, как в ловушке. На нее оказывала влияние его сексуальность. Это был Хепри, не английский герцог, а ее египетский воин, искушенный восточный мужчина, который умел приласкать женщину и уложить ее в свою постель, соблазнив своей мужественностью и страстностью.

Бадру охватила дрожь. Она и страшилась его, и желала одновременно.

— Ты боишься меня, крошка, — успокаивающе сказал он. — Я не причиню тебе вреда. — В его голосе зазвучали покровительственные нотки. — Я никому никогда не разрешу снова обидеть тебя.

Она тяжело вздохнула. От волнения у нее участился пульс. Казалось, что каждый удар ее сердца отдавался в ушах. Кеннет потянул ее со скамьи и начал раздевать. Кончики его пальцев слегка касались ее кожи, нежно лаская. Когда она встала перед ним, совершенно раздетая, он жадно оглядел ее.

В его глазах светилось восхищение и желание. Кеннет наклонился, поднял ее волосы и, поводив носом по мочке ее уха, слегка лизнул его. По ее телу разлилось ощущение блаженства.

— Верь мне, — повторил он. — Чтобы сделать это, я должен понимать, что ты полностью и безоговорочно веришь мне. Не в моей власти, нет. Я — в твоей власти, понимаешь?

Он провел пальцем по ее щеке.

— Ты доверишься мне, Бадра? Ты понимаешь, что я никогда не причиню тебе вреда?

От волнения у нее перехватило горло. Она была в состоянии только кивнуть головой.

Но тут она с ужасом увидела, как Кеннет достал ту пектораль и застегнул у нее на шее. У Бадры внутри все сжалось. Это было то проклятое ожерелье. Теперь она будет его рабыней. Полностью и бесповоротно.

Она была беспомощна.

Сжав ее маленькую ручку в своей большой руке, он подвел ее к высоким мраморным колоннам. Зловеще сверкая, из камня торчали два больших стальных крючка. У нее похолодела спина.

Он крепко держал ее. Никогда раньше она не чувствовала себя такой беспомощной, даже, когда ее бил Фарик. Потому что она была верна самой себе, держалась мужественно, у нее был нравственный стержень, даже когда жестокий хлыст терзал ее нежное тело. Она дала себе клятву — не сдаваться! Выстоять. Но страх сковывал ее сердце. И все-таки ее ненависть давала ей силы жить. Но Кеннет, ее бывший защитник и хранитель, теперь мог нанести ей более жестокие раны, чем когда-то это делал Фарик.

Он взял в руки ее пальчики и перецеловал каждый из них. Потом взял шелковый шнур и обвязал им ее запястья. Старые страхи ожили в ней, когда он привязал шнур к массивным стальным крючкам, разведя ее руки в стороны. У нее оставалась некоторая свобода движения, однако узлы были безжалостно крепкими.

Он лишил ее возможности сопротивляться.

Таким же образом он привязал ее за лодыжки. Жертва его удовольствий, обнаженная, она стояла привязанной меж двух колонн. Это была почти та же самая поза, в которой ее бил Фарик. Она не могла справиться с сильной дрожью, сотрясавшей ее тело. Бадра старалась собрать все свое мужество.

Кеннет стоял перед ней, высокий, мускулистый и сильный. На дальней стене висела кожаная плетка.

С грацией хищника он шагнул туда и снял ее со стены.

В воздухе раздалось щелканье хлыста, когда он попробовал его в деле.

Ее тело обвисло на шнурах.

«Пожалуйста».

Она хотела говорить, но не могла произнести ни звука.

С хлыстом в руках Кеннет подошел к ней. На его лице застыло выражение твердой решимости.

Ее кожа покрылась мурашками. Обнаженное тело сжалось в ожидании боли. Медленно шло время, одна страшная минута за другой. Бадра закрыла глаза. Ей было невыносимо от мысли, что человек, который открыто признавался ей в любви, воин, который когда-то поклялся пожертвовать ради нее своей жизнью, поднимет на нее руку.

— Верь мне, Бадра.

Кеннет был человеком чести. Но могла ли она поверить теперь, что он не причинит ей вреда, несмотря на то, что она сама причинила ему боль?

Бадра прикусила свою дрожащую нижнюю губу, пытаясь побороть парализующий ее страх. Единственное, что у нее осталось, — это надежда на его любовь. Она открыла глаза и решительно посмотрела на него.

— Я верю тебе.

Что-то с глухим стуком упало на пол. Кеннет стоял перед ней. Хлыст упал, как свернувшаяся кольцами мертвая змея. Он нежно поцеловал ее в губы. Его поцелуй был нежнее шелка и сладок, как мед. Его можно было сравнить с бальзамом, льющимся на больные раны.

Немного отступив, он изучающе посмотрел на нее, и его лицо наполнялось нежностью. Своими сильными руками, способными сокрушить врага, он взял ее лицо так осторожно, как если бы держал хрупкую фаянсовую статуэтку из пирамиды.

— Любовь моя, — нежно сказал он. — Разреши мне показать тебе страсть тайны ста поцелуев воина Хамсина.

Он зашел ей за спину и стал нежно касаться губами к ее покрытой шрамами спине. Мягкое, как перышко, прикосновение его губ оставляло на ее чувствительной коже обжигающий след. Поцелуй следовал за поцелуем, чередуясь с быстрыми, легкими прикосновениями его бархатного языка.

Она с удивлением почувствовала, что он целовал ее шрамы, прижимая свои губы к ее постыдному прошлому, как будто бы каждый поцелуй мог облегчить ту боль, которую ей пришлось перенести. Это было как целебный бальзам для ее души, для ее спины. Легкие нежные поцелуи следовали один за другим, одно легкое касание его теплых губ за другим. Бадра почувствовала, как из глаз у нее потекли слезы. Она попыталась их сдержать и с благоговением принялась считать поцелуи.

Это и был «секрет ста поцелуев».

Это был обычай воинов Хамсинов, о котором она слышала, о котором шептались женщины в своих темных шатрах. Обычай целовать женщин таким образом, чтобы пробудить в них страсть. Целовать же мужчины заканчивали в том месте, где женщина получала от поцелуя наибольшее наслаждение, приводя ее таким образом в полный экстаз.

Поцелуи Кеннета погружали ее в теплое море предвкушения, забвения прошлого, уверенности в его любви. Сто поцелуев, чтобы успокоить ее воспоминания о саднящих следах обжигающего хлыста. Каждый след, оставленный плетью жестокого Фарика, Кеннет лечил нежными прикосновениями своих губ и любовью.

Потом Кеннет вышел из-за ее спины, с минуту пристально смотрел на нее, потом снова принялся целовать. Его рот искал ее грудь, целуя сосок. Она извивалась в своих путах. Потом он перешел к ее коленям. Его руки обвились вокруг ее талии, и он прижал свой рот к ее теплой коже, его губы дотронулись до ее живота, легкими и в то же время умелыми движениями коснулись ее пупка. Она почувствовала горячую волну между ног.

Тогда он своими сильными руками, которые могли убить, и которые сейчас, однако, были такими нежными, раскрыл мягкие лепестки между ее ног и прижался губами к ее женской плоти.

С каждым обжигающим поцелуем по ее телу разливалось наслаждение. Затем он взял в рот ее плоть и стал нежно посасывать, упираясь в нее языком. Бадра натянула свои веревки и корчилась всякий раз, когда ее захлестывала горячая волна. Тепло его дыхания и его поцелуи доставляли ей никогда прежде не изведанное наслаждение. Напряжение возросло, и она так изогнулась в ожидании чего-то еще более приятного и мучительного одновременно, что он уже не мог до нее дотянуться.