Бонни Вэнак - Кобра и наложница

Его твердый член давил на ее женскую плоть. Она сжала зубы, испытывая сильное давление, когда он начал прокладывать себе путь внутрь. Инстинктивно она подалась назад, но его руки сильно сжали ее бедра и не давали вырваться.

— Я не могу, — выдохнула она.

— Можешь, — мягко настаивал он. — Положись на меня, любовь моя.

По мере того как он вжимался в нее, его толстый член заполнял ее всю. Она почувствовала внутри растяжение, которое ей не с чем было сравнить. Продолжая шептать ласковые слова, он крепко прижимал ее к себе и продолжал погружаться в нее. Бадра обвила руки вокруг его спины, чувствуя крепость его мускулов. Она уступала его усилиям овладеть ею. Уступала ему одному. Он был первым мужчиной после Фарика, который овладел ее телом. И этот мужчина становился ее якорем, опорой, по мере того как проникал в ее тело.

Равномерное движение его тела создавало приятное напряжение в ее членах. Движение продолжалось, а напряжение все возрастало. Он бормотал ей что-то ласковое, что обычно говорят мужчины в таких случаях. Слова, которых она не вполне понимала, но которые трогали ее своей нежностью.

Его движения стали интенсивнее. Она напряглась. Так неожиданны были ощущения от этих стремительных, но нежных толчков у нее между ногами.

— Дальше, любовь моя, не бойся. Расслабься, да, вот так, хорошо, хорошо, — ласково уговаривал он.

Он упорно и безостановочно продвигался вперед. Она испуганно выдохнула, когда он вошел в нее до конца. Тогда Кеннет продолжил движения своего члена в унисон с отрывистым ритмом своего дыхания и с ее движениями. Его плоть двигалась в ее чреве, член бился глубоко внутри нее. Древний инстинкт побуждал ее двигаться в такт и для облегчения его движений поднять свои ягодицы. Своим глубоким голосом он шептал ей ласковые слова любви, убеждая ее слиться с ним в единое целое. Больше никаких слез. Никакого страха. Только это чувство полного единения с ним, принятие его и всевозрастающее желание слиться с ним полностью. Никогда раньше в своей жизни она никому не верила так глубоко. Сейчас Бадра доверила себя полностью, стала послушной в его нежных руках, ради того, чтобы предаться охватившей их страсти.

Твердые мускулы его спины напряглись под ее сжатыми пальцами. Кеннет еще не потерял контроль над собой. Упираясь в него руками, она все выше поднимала свои ягодицы, чтобы ему было удобнее проникнуть еще глубже. Он начал наносить свои мощные, безжалостные удары так, как будто движения ее бедер свели его с ума.

По его лицу стекал пот, пропитывая волосы. Каждым своим энергичным движением он завоевывал ее. Кеннет стонал, продолжая крепко прижимать ее ноги к своим бедрам. Его мощное тело более сильными ударами продолжало все глубже внедряться в нее.

Наконец одно последнее движение — и он ослабел, издав глубокий стон. Его тело дернулось, содрогнулось в конвульсиях. С его губ, как заклинание, сорвалось ее имя. Горячая струя его семени влилась в нее.

Он медленно перевернулся. Ее бешено бьющееся сердце стало успокаиваться. Кеннет обнял ее и поцеловал.

— Тебе было хорошо?

Она спрятала свое счастливое лицо на его потной груди.

— Я чувствую себя так, как если бы умерла и вознеслась к звездам и солнцу в рай. Разве не так?

— Да, это так, любовь моя, — нежно сказал он, поглаживая ее волосы. — Ничего прекраснее этого вообразить невозможно.

Он смотрел на нее взглядом собственника, пока Бадра, свернувшись, уютно прижималась к нему. Он крепче обнял ее, как будто боялся, что она ускользнет как лунный свет. Вскоре его глаза закрылись. Бадра отодвинулась и перевернулась, он придвинулся к ней, прижавшись вплотную, и рукой крепко прижимая ее к себе.

Они забылись счастливым сном в объятьях друг друга. Часы летели. Вдруг Кеннет тревожно зашевелился, ощутив движение воздуха на своем обнаженном плече и открыл глаза. Внезапно на него повеяло холодом. Это было словно предостережение о смертельной опасности. Он быстро сел на постели, дико озираясь. Сквозь решетку окна в комнату лился лунный свет, рисуя серебряным лучом на постели геометрические узоры. Больше он ничего не увидел.

Он медленно откинулся обратно на мягкие подушки, подтянув Бадру поближе к себе. Но сон уже слетел с него. Весь остаток ночи он не мог отделаться от ощущения, что кто-то стоял около их постели и смотрел, как они спали.

Пектораль Аменемхета III таинственным образом исчезла.

На следующий день на рассвете Кеннет стал ее искать, тихо передвигаясь по комнате, пока Бадра спала. Его тревога возрастала. Кто украл ее? Но хуже всего было то, что кто-то проник в апартаменты без его ведома. Кто это был? Был ли это тот таинственный Омар, который вожделел Бадру?

Но если этот человек так сильно хотел Бадру, почему он продал ее?

Кеннет горел нетерпением получить ответы на свои вопросы прямо от начальника этого Дворца наслаждений. Он спустился в холл и направился в приемную. В коридор выходили двери многочисленных спален. Когда одна из них стала открываться, он застыл на месте, а затем быстро спрятался за большую пальму, стоявшую в коридоре в кадке.

Из-за двери появился мужчина. Он откинул назад свои седые волосы, на ходу завязал галстук.

Когда на секунду он обернулся, тусклый свет настенных светильников позволил Кеннету рассмотреть его лицо. Этот был его кузен Виктор. Кеннет резко шагнул из-за пальмы прямо навстречу кузену. На красном лице Виктора отразился комический испуг. Он нервно сжал свою шляпу и стал мять ее в руках. Попытался что-то сказать, но не смог выговорить ни слова.

— Привет, — любезно сказал Кеннет. — Не ожидал увидеть тебя здесь.

— Что… что ты здесь делаешь? — заикаясь, спросил кузен.

— Думаю, то же, что и ты.

Горячая кровь прилила к щекам Виктора.

— Ну, тогда я пойду. Э… э… мы увидимся позже, Кеннет.

Виктор так стремительно сбежал с лестницы, как будто бы за ним гнались церберы и хватали его за пятки. Кеннет возвратился в комнату Бадры. Он передумал расспрашивать начальника рабов. Почему Виктор был здесь? Почему именно в этом борделе? Какое-то неотступное чувство говорило ему, что скоро он все узнает.

Возвратившись в комнату, он разделся и нырнул в постель, обняв Бадру и крепко прижав ее к себе.

Она тревожно задвигалась, как только свет зари стал пробиваться сквозь решетки окон. Кеннет продолжал тихо лежать, его любимая уютно пристроилась рядом. В нем опять проснулось желание, когда он отвел локон Бадры от ее уха и поцеловал в мочку. Она задвигалась, и ее обнаженная попка потерлась о его бедро. Его член мгновенно напрягся и изготовился к любви.

Она перевернулась и спросонья посмотрела на него, отвечая на теплоту его нежных поцелуев, которые порхали по ее щекам и лбу. Кеннет поцеловал то место, где соединялись плечо и ключица, и слегка лизнул его. Ее кожа имела вкус соли, меда и страсти прошлой ночи.

Кеннет издал приглушенный стон, когда ощутил острый прилив неистового желания. «Никакой другой мужчина, — поклялся он сам себе, — никогда не будет обладать ею». Она принадлежала ему, с ним она была в безопасности.

Почувствовав его прикосновения, Бадра сильно задрожала. Он возьмет ее. Сейчас. Двигаясь быстро, как его тотем, Кеннет подвинул ее под себя. О, она была такая мягкая, такая покорная. Он поцеловал ее в шею и легонько лизнул, ощутив ее восхитительный вкус. От страсти ее глаза потемнели, она повернула голову и поцеловала его в губы.

Разведя коленями ее бедра, он устроился у ее ног и ринулся в теплые глубины колыбели наслаждений.

Он не сводил с нее восхищенных глаз, наблюдая, как от полученного удовольствия меняется выражение ее лица. Он погрузился в привычные мечты: они женаты. Может ли жизнь быть более сладкой, чем такая? Он в постели с женщиной, которую любил многие годы. Может ли быть зрелище более приятное, чем вид ее раскрывающихся навстречу ему губ, ее глаз, отражающих как рассветные лучи на горизонте, растущее в ней желание? Каждый следующий день обещает что-то новое. И он дал себе клятву, что сделает все, чтобы каждый прошедший день перетекал в новый, как драгоценное темное вино.

В течение долгих лет он страстно желал ее и мечтал о ней, и теперь она была его. Он предназначил ее для себя, и пути назад не было.

Наконец он позволил себе расслабиться, когда она крепко сжала его своими руками, со стоном произнося его имя. Тяжело дыша, Кеннет на минуту замер над ней. И потом упал лицом в подушку. Помня о своем значительном весе, он скатился с ее легкого тела, не выпуская, однако, из своих объятий.

Глубоко удовлетворенный, он лежал и поглаживал ее волосы. Ему надо было постоянно дотрагиваться до нее, чтобы поверить, что это был не сон.

— Доброе утро, — пробормотала она застенчиво.

— В самом деле, доброе, — улыбаясь, ответил он.

Все в мире было прекрасно. С помощью своих собратьев Хамсинов он непременно выкрадет Бадру отсюда.

Кеннет зевнул, когда она легко соскользнула с постели и, с присущей ей грацией, покачивая бедрами, направилась в ванную. В это время Кеннет оделся и позвонил, чтобы подали завтрак.

— И принесите много апельсинов, — приказал он слуге. На его губах появилась печальная улыбка. — Хотя моя наложница терпеть не может апельсины, но я их люблю.

Через несколько минут в комнату вошли молчаливые и расторопные слуги. Они поменяли постельное белье, взбили и разложили подушки и поставили на столик сандалового дерева серебряные подносы с едой и дымящимся турецким кофе. Они ушли, как только Бадра вернулась в комнату. Ее блестящие длинные темные волосы падали на плечи. Красный шелковый халат облегал ее тело. У Кеннета заколотилось сердце, когда он посмотрел на нее.

Бадра грациозно присела на пол и отпила немного кофе. Он смотрел на кусочки сладкого апельсина, посыпанного миндалем. Его рот наполнился слюной.

Он положил себе в рот ломтик апельсина, и его обжег странный жгучий вкус. Что это? Перец? Миндаль? Яд?

Кеннет нахмурился, отщипнул маленький кусочек апельсина и проглотил. Повинуясь инстинкту самосохранения, он отложил оставшийся ломтик и сделал несколько глотков чая. Несколько мгновений спустя его тело свело судорогой. Боже! Его отравили! Но кто? И зачем?

На лбу выступила обильная испарина. Все его тело свело. В чем дело? Внутренности горели огнем. Желудок свело так, что он согнулся пополам. Сердце забилось в бешеном ритме. Во рту была такая горечь, будто он объелся черной белены, которой травили заболевший ящуром скот.

Внезапно он все понял. Это был кантаридин. В небольших дозах он использовался как афродизиак. Это был очень подходящий яд для использования в борделе, так как многие мужчины употребляли его во время своих оргий. Никто бы и не заподозрил, что его убили. Власти решили бы, что он случайно принял большую дозу. Яд был в апельсинах. А ведь он сам сказал, что только он любит апельсины…

— Хепри, что случилось? — закричала Бадра.

Он схватил ближайшую посудину и засунул в рот два пальца. Он постарался вызвать у себя рвоту.

Когда все было закончено, он весь дрожал от слабости. Его мучили подозрения. Горло горело. Он слышал, что в таких случаях помогает холодная вода. Он поднял голову и увидел, что Бадра с озабоченным видом стоит около него. В руках у нее был стакан воды. Кивком головы он поблагодарил ее и жадно выпил.

— Что случилось? — спросила она, нахмурившись.

Кеннет выдавил из себя слабую улыбку.

— Полагаю, что я люблю апельсины уже не так сильно, как раньше.

Немного позже его стали немилосердно терзать последствия приема кантаридина. В паху разгорелось пламя. Все отвердело, как камень. Кеннет повернулся к Бадре, которая в это время проводила урок чтения. Схватив ее за руку, он прижал ее к своему колену.

Голос его был груб.

— Бадра, ты нужна мне… Я-я не могу быть нежным и обходительным. По крайней мере, сейчас.

Когда она ответила ему слабым кивком, он повел ее к кровати. Резким движением Кеннет торопливо сорвал с нее халат. Послышался треск разрываемой ткани. Его тяжелая страсть, мрачный блеск похоти в глазах заставили ее задрожать.

Он повелительным жестом подтолкнул ее на матрас. Она почувствовала себя слабой и незащищеной.

«Я смогу это. Он нуждается во мне», — говорила она себе.

Она не позволит страху, подобно горячим пескам Египта, поглотить себя.

— Бадра, не бойся меня, любовь моя, — молил он. Его голос был как темный расплавленный шоколад.

Сквозь решетки окна в комнату ворвался порыв свежего ветра. Она заставила себя расслабиться.

— Нет, Хепри, я не боюсь.

Ветерок обдувал ее обнаженную спину. Кровать осела под тяжестью Кеннета. Она ждала, раскинув руки. Бадра прикусила дрожащую нижнюю губу и стала думать о своей любви к нему.