Отпустив ее горло, Слава уперся ладонью в дверь над головой Наты, продолжая целовать ее шею и затылок. И еще сильнее прижался к ней, обхватив горячей ладонью живот Наты, оголенный топиком пижамы, едва не распластав Наташу на полотне двери. Впрочем, она и не подумала бы сопротивляться. Ее собственные пальцы упирались в дверь, царапая лакированное дерево.

И вдруг, все прекратилось.

В один миг.

— А, чтоб меня! — Слава резко отстранился от ее шеи, и Наташа почувствовала, как он тряхнул головой, словно в попытке прояснить мысли. Ей бы это тоже не помешало. В разуме не было ни одной связной идеи, кроме тумана желания. — Что же я делаю, черт возьми? — неясно у кого, опустошенно поинтересовался Святослав, и напряженно, медленно, оттолкнулся от их опоры, стремясь увеличить расстояние между собой и Наташей.

Нет! Она не могла, не хотела допустить такое!

— Слава, — Наташа подняла руки, обняв его шею. Не пуская. Не позволяя отступить. — Не надо…

Он глубоко вздохнул. Обхватил ее кисти ладонями, и скользнул вдоль предплечий, гладя кожу кончиками пальцев.

— Отпусти, солнышко, пожалуйста, — сипло прошептал Слава. — Мне действительно лучше уйти. Пока я еще в состоянии…

Ей понравилась эта оговорка. Она обнадеживала.

Наташа покачала головой и еще сильнее вцепилась в его шею

— А если я загадаю желание на звезду? — тихо, стараясь поглубже набрать воздух в легкие, она откинула затылок на его плечо и потерлась щекой о Славино пальто. — Если я загадаю ночь с тобой? — боясь посмотреть ему в лицо, тихо, но уверенно проговорила Наташа.

Святослав застыл.

Наташа слышала, с каким усилием он втянул в себя воздух, и как захрустели суставы его пальцев, когда Слава, отпустив руки Наты, сжал их в кулаки.


Он не мог поверить в то, что слышал.

Возможно, Слава просто был пьянее, чем сам считал, и теперь ему чудилось в ее словах то, чего Ната не говорила, но он так отчаянно желал бы услышать?

Да какая женщина, после всего, что Слава наговорил вот в этом самом коридоре, смогла бы такое сказать?

Никакая.

Только она — его Ната. Он не знал никого честнее и смелее Наташи. Не знал никого, кто мог бы так открыто смотреть своим страхам в лицо.

И эти слова — они только подтвердили такое мнение.

Вот только… что он мог ей ответить?

Несмотря на дикое, голодное желание, которое Святослав испытывал в это мгновение, несмотря на все, что так хотелось произнести, Слава не мог согласиться. Он принял решение и должен был ему следовать, чтобы не причинить этой женщине еще большей боли.

Но… Святослав знал, сколько мужества требуется, что произнести то, что она сейчас сказала, и помнил, что чувствуешь, когда думаешь, будто самый дорогой человек отвергает тебя.

— Солнышко, не будет от этого ни черта хорошего…, - почти с ожесточением, сипло проговорил Слава ей в затылок.

Она сильнее сжала пальцы, так, что ногти впились в ладони, он видел.

— Что ж, видно на мою звезду, облачность влияет, — глухо констатировала Наташа, опустив руки. — Не везет мне, однако, — она попыталась криво улыбнуться, пусть и продолжала стоять спиной к Славе и, наклонив голову, отступила вбок, чтобы освободить ему проход. — Прости, что …

Святослав не дал ей договорить. Не позволил отстраниться. Не хотел. Не мог слышать опустошение в голосе любимой, будь он проклят!

С проклятием, которое пробормотал ей почти в самое ухо, Слава дернул Наташу на себя, не отпустив и на шаг, и уткнулся лицом в спину, там, где в основании шеи начиналась впадинка позвоночника. Его ладони, накрыв ее живот, заставили Наташу опять вернуться в исходное положение, до невозможного крепко прижав к собственному твердому, возбужденному и напряженному телу.

— Ты действительно считаешь, что я не хочу тебя? — вдруг, послав все к чертям, произнес он, каким-то, совершенно диким, требовательным голосом.

— Разве не в этом ты пытаешься меня убедить последний месяц? — с горьким смешком спросила Наташа, но не отстранилась, не попыталась снова высвободиться. — А я, как последняя дура, все еще на что-то надеюсь…

Он не мог такого слышать.

А потому, Слава сделал единственное, что пришло в его пьяную голову, и закрыл ей рот ладонью. Не придавливая, просто мешая такое о себе говорить.

— Никогда так не говори, — яростно возразил он, продолжая шептать у самого ее уха. — Не смей! — Святослав не смог удержаться и опять начал целовать ее шею и подбородок, так и удерживая руку на губах Наты. — И потом, — понимая, что совершает чертовски грандиозную ошибку, он все же не смог удержаться. — Я же не отказался…

Послав к бесу все правильное, что так долго не подпускало его к Нате, Святослав надавил ей на подбородок и, заставив Наташу изогнуться, впился в такие желанные губы поцелуем. Жадным, потому что соскучился по ней, голодным и диким, потому что не было сил сдерживаться. И немного жестким, потому, что до дрожи в своих, и так ненадежных ногах, боялся, что она сейчас просто пошлет его куда-нибудь подальше. И, что тяжелее всего было признать — будет совершенно права.

Но Наташа, как и обычно, опровергнув все его знание о мире, не только не оттолкнула Славу, а послушно выгнулась, позволяя целовать себя так, как ему вздумается.

А потом, извернувшись в его напряженных руках, обхватила шею Славы. И ответила на поцелуй с такой страстью, что он не удержался от еще одного то ли проклятия, то ли стона, крепче упершись плечом в дверь.


Она, вероятно, сходила с ума.

А может, уже давно являлась сумасшедшей.

Наташа не могла бы утверждать, что сейчас в состоянии уловить разницу между будущим, настоящим и прошедшим.

Все, что определяло ее реальность в этот миг — это руки, губы, тело Святослава, прижатое к ее телу.

Она заставила себя забыть о том, что он говорил месяц назад, о том, как стремился уйти сегодня — и постаралась довериться тому, что чувствовала.

В конце концов, Слава остался. И в том, что она возбуждает его — не могло возникнуть никаких сомнений, учитывая то, насколько напряженным был его пах, к которому Святослав прижимал бедра Наташи.

И потом, те слова, которые он говорил, то, как он целовал ее сегодня — все это опять возвращало ей веру.

Ну а то, что побороть упрямство этого мужчины будет непросто — разве Наташа не готовила себя к этому?

Она погладила его затылок, упиваясь тем, как от такого легкого и простого ее касания в теле Славы напрягается каждая мышца. А дыхание ее любимого мужчины — становится тяжелее и чаще.

Не отрываясь, не отстраняясь от его требовательного рта, который все это время целовал и мучил ее губы, Наташа спустилась ладонями на шею Славы и, погладив его плечи, потянула за узел галстука, в попытке его развязать. Ей до дрожи в руках хотелось, наконец-то, опять прикоснуться кожей к коже.

В этот же момент, одна его ладонь легла поверх ее пальцев, но вторая, так и удерживала затылок Наты, а пальцы Славы перебрали ее волосы.

— Осторожней, — сипло шепнул Святослав ей в губы. — Я очень дорожу этим узлом, — он потерся колючей щекой о скулу Наты, и опять вернулся ко рту, втянув в себя и дразняще прикусив ее верхнюю губку. — Мне его завязывала … любимая женщина, — почти неразличимо добавил он, новым поглощающим поцелуем, мешая ей хоть что-то ответить. В то же время его рука, отпустив ее пальцы, одним движением задрала майку пижамы. С хриплым, довольным вздохом Святослав обхватил грудь Наты ладонью.

«Это что было?! Признание в любви?!»

Наташа поняла, что ухватилась за его плечи дрожащими руками, не в силах хоть что-то сообразить. В голове шумело, а по телу, мешая пониманию, разливалась жаркая волна, от продолжающихся игр пальцев Славы с ее сосками.

Черт побери этого мужчину! Вот что с ним делать?!

— Я завяжу тебе новый, — голосом, который сама никогда бы не признала своим, прерывисто прошептала Наташа.

И уже не сдерживаясь, потянула за ленту его галстука.

Слава только немного отклонился, помогая ей снять аксессуар, а потом, пригнул голову ниже, накрыв губами ее сжавшийся, острый, чувствительный сосок, и втянул его в рот. Прошелся по тому языком в горячей и влажной ласке, заставив Наташу упереться затылком в дверь, чтобы еще полнее подставить свою грудь под его губы. И только после этого, резко поднял голову, потемневшими глазами глядя в ее лицо, совершенно не сопротивляясь тому, что Ната расстегивала его рубашку.

— Мне безумно нравится твой коридор, солнце, — Слава потер пальцами ее скулу, обвел контур припухших, приоткрытых губ. И смотрел так, будто готов был здесь же наброситься на нее. Она могла в это поверить. — Но, может, все-таки, вопреки традиции, доберемся до кровати?

Вообще-то, ей было все равно.

В этот момент Наташа согласилась бы заняться с ним сексом и на полу прихожей. Но даже в таком возбужденном угаре, она помнила о том, что Славе просто может быть не очень комфортно здесь и сейчас. А ей меньше всего хотелось, чтобы этого мужчину что-то отвлекало.

Потому, кивнув, она потянула его за собой по коридору, что, в общем-то, совершенно не мешало Святославу продолжать самозабвенно целовать ее затылок и шею. А так же, благополучно, избавлять Наташу от одежды, оставляя ту на полу по пути их продвижения.

Когда они добрались, все же, до ее спальни по темным комнатам, на Наташе остались только кружевные стринги. Славе удалось сохранить брюки и носки. Впрочем, с последними он тут же распрощался, воспользовавшись тем, что наклонился, вновь целуя грудь Наташи.

Потянувшись к ремню его брюк, она отступила вбок и… споткнулась. Только теперь, по-настоящему. А точнее, нога Наташи поехала на том самом плетенном вручную коврике, который ей настолько нравился, но безбожно скользил по лаку паркета.

С удивленным вздохом, она упала на кровать, уперевшись в матрас ладонями. И подняв голову, обернулась, немного потерянно глядя на Славу.

Он честно старался не улыбнуться. Но эта попытка не увенчалась успехом. И Святослав расхохотался, самостоятельно закончив расстегивать брюки. Она попыталась развернуться. Но Слава, положив руки ей на спину, не позволил и, в свою очередь, оперевшись коленями о матрас, обнял Наташу сзади. Горячие ладони обхватили ее грудь, и Наташа не удержала стон, ощущая твердый и требовательный захват его пальцев на своих сосках.

— Я еще не встречал более …, - он на миг замолчал, припав губами к затылку Наташи, — «нестабильной» женщины, чем ты, солнце. Совершенно не представляю, как ты еще цела, — губы Славы спустились ей на плечи, и он жадно вдохнул, втягивая в себя запах ее кожи. — Даже мне далеко до тебя.

Она попыталась возмущенно фыркнуть, хотя дыхания и не хватало.

— Вообще-то, я не была такой, пока с тобой не познакомилась, — с шутливым упреком пробормотала Наташа срывающимся голосом, и подалась назад бедрами, крепче прижавшись к возбужденной, горячей и твердой плоти Славы.

— Не верю, — он покачал головой, и она задрожала от колючего трения его небритых щек по коже, между ее лопатками. — Ты постоянно спотыкаешься с момента нашего знакомства, — одна рука Славы уперлась в матрас перед ее плечом, из-за чего Наташа была вынуждена выгнуться, а второй, он уже добрался до влажного, пульсирующего жара между ее бедрами.

Слава резко втянул в себя воздух, ощутив, насколько она его хочет. Его пальцы сжались, сминая, оттягивая вниз кружево ее стрингов, и Наташа всхлипнула, задохнувшись, когда почувствовала прикосновение горячей головки его члена.

Вдруг, Святослав уперся лбом в ее спину и замер.

— Черт возьми, Ната! Ты опять лишаешь меня всякого здравого смысла, — сквозь зубы прошептал Слава, но, казалось, был не в силах отстраниться полностью, так и двигал бедрами, дразня ее прикосновениями, от которых все внутри Наташи пульсировало, требуя большего. — Мы снова забыли о презервативах.

С тяжелым вдохом, он отстранился, начав выпрямляться, очевидно, потянувшись к брюкам.

Но Наташа вдруг осознала, что больше не выдержит. Он был нужен ей сейчас, в эту секунду, весь, полностью, без всяких резинок!

— Пошли они к черту, — закусив губу, прошептала Ната, и дернулась бедрами назад, разом избавив Славу от потребности волноваться о безопасности.

Он чертыхнулся, обхватил ее попку ладонями и так крепко сжал пальцы, будто хотел остановить Наташу.

Однако сдался такому напору, толчком погружаясь еще глубже. И застыв в этом положении, прижался лицом к ее затылку.

Губы Славы шевельнулись, когда он что-то прошептал, заставив тело Наты сжаться от подразнивающего скольжения тихих, почти беззвучных слов по ее нервам.

Она хотела переспросить, не услышав ничего, кроме «… тебя, солнце». Да и в этом не была уверена.