Ольга Горовая - Кофейня

- Не глусти, - маленькая теплая ладошка легла поверх его пальцев, сжатых в кулаки, - мама часто ластлаивается и селдится, но быстло площает, надо только извиниться.

Ничуть не смущаясь тем, что должен был бы быть в своей комнате, Лешик проигнорировал его изумление, и по-деловому забрался на диван, говоря все это. Потом наклонился, поднимая к себе же и собачку, которую уронил на пол, и опять повернулся к Алексею.

- Не думаю, что меня она быстро простит, - немного растерянно ответил Алексей, протягивая руку, чтобы помочь ребенку.

Но Лешик по-своему истолковал этот жест. И ухватившись за его ладонь левой рукой, шустро взобрался к нему на колени.

Алексей опешил.

Нет…, он не был против.

Просто не ожидал такого доверия от малыша, который видел его первый раз.

Руки, непроизвольно, сильнее сжались, крепче прижимая к себе маленького теплого человечка. И у Алексея перехватило горло, когда он вспомнил, что иногда, ночами, стоя в темной комнате, глядя на огни чужого города, мечтал о том, чтобы ее последние слова были правдой.

Не верил в свои мечты, но так хотел, думал, смогли бы они тогда сохранить то, что имели?

- Ты, таки глустный, папа, - малыш обхватил своими ручонками его щеки и заставил Алексея посмотреть прямо на него. - Может, ты не умеешь извиняться? - малыш, копируя взрослых, поджал губы. И этот жест так забавно смотрелся на детском лице, что Леша, невольно улыбнулся, не сразу понимая, как именно он его назвал. - Ладно, я тозе не умел, счас научу тебя, - Лешик вздохнул, так, словно и не ожидал ничего хорошего от взрослых.

Но Алексею уже было не до смеха.

- Ты знаешь, кто я? - неуверенно спросил он, поправляя кофту от голубой пижамы ребенка, в которую тот был одет, несмотря на то, что время шло к обеду.

Просто растерялся, не знал чем руки занять.

- Конешно, - Лешик улыбнулся, показывая четыре передних зуба, и удобней уселся на его руках, отвлекаясь, заглядывая в монитор. - Ты - мой папа, мне мама лассказывала, что тебе уехать было надо, и калтинку с тобой показывала. Она у меня в комнате стоит, - Лешик подтянул колени, сворачиваясь в клубочек на его ногах, и крепче прижал к себе плюшевую собаку, не видя, насколько ошарашен Алексей его простыми словами.

Наверное, для детской логики и понимания, в этом не было ничего сложного.

Папа уезжал, а теперь приехал.

И ребенок был счастлив. Это сразу бросалось в глаза.

Вот бы и Лена так обрадовалась, мелькнула крамольная мысль у Леши.

Но он тут же ее прогнал.

Не заслужил он простого решения.

И любви сына не заслужил. Это Лена, вместо того, чтобы вызвать злобу в ребенке, как поступили бы многие, проклиная при сыне негодяя-отца, сделала ему такой подарок…

- Значит так, подойдешь к ней, - Лешик потер левым кулачком глаза, и начал учить отца просить прощение. Надо было сдержаться, но Леша не смог, улыбнулся, слушая эти наставления. - Только надо лицо виноватым-виноватым сделать, чтобы она повелила, - ребенок задумался. - Мама доблая, она всегда велит, но лучше, сильно виноватым казаться. Штоб точно, - малыш снова зевнул. - И говолишь "плости меня, позалуста. Я больше не буду". Это всегда помогает.

Малыш кивнул, словно подтверждая свои слова.

Алексей, продолжая улыбаться, слушал, что ему делать, и наблюдал, как все плотнее закрывались глаза сына, который удобно устроился на его руках, прижимаясь щекой к теплому свитеру и обнимая одной рукой свою собаку. Похоже, что и сын - левшой был. Как и он сам, все левой рукой делал. Это, странным образом, казалось ему чем-то невероятным. Но таким важным.

Не удержавшись, он опустил голову и глубоко вдохнул запах волос малыша. Ребенок пах чем-то сладким.

И таким…, таким…, это был тот запах, которые смешался с ароматом Лены. Аромат, с которым теперь, у него ассоциировалось только одно слово - семья. Его собственная. Настоящая…

Только он ее еще заслужить должен.

- А ты навсегда плиехал, папа? - не открывая глаз, заворочался, нахмурился Лешик, прерывая мысли Алексея. - Ты останешься?

- Навсегда, - едва смог прошептать Леша, удивляясь странному, непривычному ощущению комка в горле. - Я больше никогда от вас не уеду, - и легко поцеловал сына в лобик.

- Холошо, - кивнул малыш… и тут же заснул, так и лежа на его руках.

Алексей несколько минут смотрел на своего спящего сына. Искренне не понимая, чем заслужил такое чудо и его любовь, безыскусную, бескорыстную?

Вывод напрашивался сам собой - ничем.

Это Ленина заслуга была. И он не собирался разочаровывать ожиданий, ни ее, ни своего ребенка. Даже если она не задумывалась об этом, когда рассказывала их сыну про отца.

Он так и сидел, со спящим сыном на руках, стараясь не помешать ребенку теми движениями, которые приходилось делать, задавая компьютеру новую команду. Конечно, правильней было бы отнести Лешку в кровать…, но Алексей не мог заставить себя это сделать. Так же, как несколькими минутами раньше, не мог не обнять Лену. Почему-то, самый тесный, максимально близкий контакт с этими двумя людьми - стал для него жизненно важным.

Да, ему было неудобно работать. Да, жутко хотелось курить.

Но в то же время, Алексею было так комфортно, как никогда.

А потому, он ни за какие коврижки не променял бы возможность касаться подбородком макушки сладко сопящего на его руках сына.

Что такое потянутые мышцы спины или шеи, если он уже и так упустил несколько лет в жизни их ребенка?

И, наверное, он так бы и просидел все это время, если бы в залу не вернулась Лена, неся в руках чашку кофе.

Натурального.

Явно, заваренного из только что смолотых зерен.

Она пила только такой. И ему всегда делала. Леша с жадностью, которой и сам от себя не ожидал, втянул богатый аромат.

Самому никогда не хватало терпения на такое простое удовольствие, и он пил растворимый порошок, даже не заботясь о марке. Лишь бы крепким был, и ладно.

Но в этот момент, Лена в полной мере оценила картину, которая перед ней предстала и резко остановилась на середине комнаты.

Алексей напрягся.

Он не знал, что она думает по поводу его места в жизни их сына. Как себе это представляет?

А спрашивать… было страшно.

Да и случая, вроде как, не было. И потому, Леша совершенно не представлял, что Лена думает в этот момент об их с Лешкой своеволии. И его, почти пугало то, насколько это оказалось важно. Почти…

Впрочем, он уже успешно перешагнул понятие страха и первой неуверенности, испытывая нужду и в ней, и в ребенке.

Но, казалось, и сейчас не лучший момент спрашивать.

Лена выглядела ошарашенной тем, что увидела. Причем настолько сильно, что не заметила, как кофе выплеснулось на ковер из чашки, из-за того, что ее руки начали дрожать.

Вот черт! Он ее опять расстроил! Ведь не с радости же у нее слезы побежали?!

- Лен, - голос Леши вышел сиплым. Он боялся разбудить Лешку, да и просто, от всей этой ситуации, не мог уже внятно говорить. - Ты что, котенок, не плачь…

Но она не дала ему договорить.

Только покачала головой, закусила губу так, что та побелела и, поставив чашку на столик, почти выбежала в коридор.

Вот же ж!

Заслужил баллы, чтоб его!

Испытывая странное ощущение, что если он будет ждать, пока сможет оставить компьютер без присмотра, то упустит всякий шанс с ней хоть о чем-то поговорить, Алексей осторожно встал, удобней перехватывая ребенка, и вышел.

В коридоре Лены уже не было.

Но он мог поклясться, что слышал звон бьющегося стекла на кухне и ее проклятия.

Начав серьезно волноваться, Алексей толкнул плечом дверь в детскую и, стараясь не наступить на разбросанные повсюду игрушки, положил сына на расстеленный диван. Подтянул одеяло, на миг застыв, рассматривая, как тот причмокивает губами и забавно хмурится во сне, зарываясь глубже в подушки.

А потом отвернулся.

Его глаза, сами собой, наткнулись на фотографию, стоящую на тумбочке. И Леша сжал пальцы, так сильно, что костяшки кулаков побелели, когда вспомнил, каким был тот день, когда их с Леной сфотографировали.

Картинки всплывали в памяти помимо его желания, словно насмехаясь, посыпая солью и без того незажившую рану, пониманием, как они тогда были счастливы, просто от того, что вместе гуляли по парку.

Только теперь, поверх снимка, было приклеено, аккуратно вырезанное из другого фото, изображение Лешика, словно бы и он стоял тогда с ними…

А может, так и было?

Алексей прикинул в уме его возраст.

Тогда, в тот день, Лена уже могла быть беременна…

Резко выдохнув, он отвернулся от этой фотографии, которая резала душу, вызывая раскаяние, и пошел к Лене на кухню.

Не было у него уже терпения.

Не мог Алексей больше откладывать. Да и просто, ему все время смотреть на нее хотелось, не мог он насмотреться на Лену после этих лет. И коснуться хотелось дико… хоть взять за руку.

Ей уже и счет до ста не помогал.

Это не сутки, а сплошное, не избывающее, испытание.

Увидеть его у себя дома с их сыном на руках… Это оказалось гораздо большим, чем Лена оказалась способна вынести.

Словно несбыточная мечта, которая подспудно томилась в ее сознании все эти годы. И теперь, кто-то безжалостный и жестокий, решил Лене ее показать. Дать увидеть во плоти… но, будто через непробиваемое стекло. То, чего ей никогда не иметь на самом деле…

Из плотно сомкнутых губ вырвался всхлип.

Нервы оказались ни к черту!

Ну вот отчего она зарыдала?! Словно истеричка какая-то.

Лена раздраженно хлопнула дверцей кухонного шкафа, и попыталась поставить стакан на столешницу, но промахнулась. Глаза, застланные пеленой слез, не смогли верно оценить расстояние.

Хрупкое стекло, стукнувшись об край стола, упало на кафель пола.

Чертыхнувшись от звука разлетевшегося стекла, Лена уткнулась лицом в ладони.

Даже воды не смогла нормально попить, чтобы хоть немного успокоиться. Да что ж за напасть такая-то?! Только битого стекла в непосредственной близости ей сейчас для полноты картины и не хватало.

Сделав глубокий вдох, она присела на корточки и стала очень осторожно и аккуратно собирать осколки, стараясь ни одного не пропустить. Выбросила их в ведро, и для верности, прошлась веником по полу, чтобы уж точно ничего не осталось.

- Вот еще, - она постаралась не вздрогнуть, когда голос Леши прозвучал за ее спиной.

Но все ее старания оказались напрасными.

Ей не удалось унять дрожь. Не в нынешнем состоянии, когда щеки были еще мокрыми от слез.

Алексей наклонился и поднял с пола осколок, отлетевший под стол, который она не заметила. И, коснувшись свободной ладонью ее руки, он отодвинул Лену в сторону, выбрасывая стекло в ведро.

- Где Лешка? - она попыталась отойти, отвернуться, но он не отпустил ее, наоборот, притянул ближе.

- Я его положил в кровать, - Алексей сжал челюсти и пытливо заглянул в ее глаза, не давая Лене уклониться от своего взгляда. - Прости, я не хотел тебя расстраивать. Просто он…

- Я не расстроена. С чего ты взял? - с иронией, которую ей не удалось замаскировать, Лена попыталась улыбнуться.

Но вместо этого, губы скривились в гримасе, и их пришлось прикусить.

Черт!

Почему ей так сложно контролировать себя, когда Леша рядом? Почему, после всех этих лет, после всего, что ей довелось пережить, она никак не может унять лихорадочный стук сердца, и дикое, ничем не оправданное желание прижаться к нему.

Словно ощутив это, Алексей еще ближе притянул Лену к себе.

- Думаю, тебе лучше уйти, Леша, я сама попробую справиться, - удивив даже себя, проговорила Лена.

А потом, махнула рукой на напускную браваду.

Ну и что, что это было трусостью. Простым выходом.

Ее нервы и здоровье - дороже непонятного в поведения этого мужчины.

Пусть думает, что захочет. Не ее это уже дело, что он за выводы сделает. Ей о своем здравомыслии думать надо было.

- Я не уйду, котенок, - лицо Леши, совершенно неожиданно стало жестким. Она даже моргнула. Никогда Лена у него такого выражения не видела. Ни разу. Его ладони обхватили ее щеки, и он почти заставил их обоих соприкоснуться лбами, - Нам надо поговорить. Я не для того вернулся, чтобы сейчас уйти. Я за тобой приехал.

- Я не хочу говорить, - Лена помотала головой, обманывая себя, убеждая, что ей совершенно не нравится это горячее прикосновение его кожи. Совершенно не нравится…- Не могу больше, Леша, не мучай меня. Тогда надо было разговаривать, - она попыталась уклониться от него, спрятаться от таких родных синих глаз, от губ, которые почти касались ее щеки, обдавая влажную кожу напряженным дыханием. - И потом, за все эти годы… ни одного звонка, ни разу…, - ее затрусило, и он, почувствовав это, еще крепче прижал Лену к себе.

Как-то странно они разговаривали, словно не могли решиться. Все еще делали вид, что не было в их поведении ничего ненормального.