Элоиза Джеймс - Когда герцог вернется

Наступила тишина, все они повернулись в ее сторону, а потом снова зашумели. Однако Джемма заметила, что один клерк, заметив ее, явно занервничал и юркнул в какую-то дверь. Сама Джемма замерла на месте.

Прямо перед ней стояли два достойных лондонских торговца. Об их занятии Джемма поняла по одежде. Они спорили с каким-то третьим господином — явно правительственным чиновником — о том, что называли «гнездом чумы». Джемма не успела даже понять, где это гнездо может находиться, как вдруг появился личный секретарь Элайджи. Вид у него был обеспокоенный.

Мистер Каннингем пробрался сквозь толчею и, едва оказавшись рядом, принялся горячо извиняться.

—. Все в порядке, — остановила его Джемма. — Мне тут даже интересно.

— Сегодня среда, ваша светлость, — проговорил секретарь, направляя Джемму к двери, из которой он только что вышел. — К сожалению, в середине недели у нас царит полный хаос. Впрочем, по вторникам тоже, да и во все…

— Да и во все остальные дни, — договорила за него Джемма. — Кто все эти джентльмены?

— Просители, — объяснил он. — Как вам, возможно, известно, в Ост-Индской компании служит множество людей, единственная обязанность которых — информировать членов парламента о том, что компания хотела бы сделать. В кабинете его светлости всегда находится несколько человек, надеющихся получить слово. В последнее время здесь появилось очень много людей, которые предлагают различные решения возросшей проблемы разорительных грабежей.

— Я что-то читала об этом, — заметила Джемма. — Но, Бог мой, что Бомон может предложить бедным ограбленным людям?

— О, мы беспокоимся вовсе не о жертвах, — заверил ее Каннингем. — Умы членов парламента в настоящее время заняты совсем иным: они думают, как поступать с преступниками. Прежде мы отправляли их в колонии, но война в Америке заставила прекратить эту практику.

— Конечно, — кивнула Джемма. — Такое ощущение, будто крысоловы внезапно покинули город. И теперь с крысами никто не может справиться.

— Мы пытались отправлять их в Западную Африку, но это не помогает, — сказал Каннингем, пробираясь сквозь битком набитую людьми вторую комнату. — Только подумайте, нам приходится сажать их за решетку на списанные военные корабли, что стоят на Темзе, и запирать на старых судах.

— Полагаю, со дня на день они убегут оттуда, — сказала Джемма. Они вошли в третью комнату, полную просителей. — Мистер Каннингем, а есть ли более подходящее время навешать мужа?

— Да нет, что вы, тут у нас так с утра до вечера, — бросил Каннингем через плечо.

— Господи, я не была тут много лет и понятия не имела…

— Благодаря тому факту, что его любит мистер Питт, а также уважает мистер Фокс, его светлость находится в незавидном положении брокера, вынужденного идти на компромисс.

Наконец они дошли до комнаты, в которой было всего несколько худосочных мужчин, что-то торопливо записывающих на листках бумаги.

— Если вы пройдете сюда, ваша светлость, — сказал мистер Каннингем, указывая на дверь, — герцог будет рад принять вас в своем кабинете.

Джемма вошла в помещение, а мистер Каннингем растворился где-то у нее за спиной.

У Элайджи был чудесный кабинет с камином в стиле рококо. Муж тут же вскочил с места и бросился ей навстречу. Однако сердце Джеммы упало, когда она увидела ледяной взгляд его глаз.

— Нам надо поговорить, — заявила Джемма. — Но извини, что я побеспокоила тебя, когда так много людей дожидается твоей аудиенции.

— Проходи, — сказал герцог, указывая на маленький диванчик.

Она приподняла бровь.

— Вишневая саржа? Отлично. — Диван был обит такой же тканью, как и стулья в ее парижском салоне.

— Она мне понравилась еще в твоем доме, — просто сказал Элайджа. — Я вспоминаю о тебе, когда смотрю на этот диван.

Джемма не знала, как реагировать на эти слова. Действительно ли ей хочется, чтобы муж вспоминал о ней благодаря паре стульев?

Элайджа сел — скорее напротив нее, чем рядом.

— Я получила забавное письмо от Роберты, которая пишет, что ее отец женится на русалке, — проговорила она. — Мне ужасно хочется съездить к ней и посмотреть на все своими глазами. Я хотела бы уехать сегодня же днем или завтра утром, вот и решила сообщить тебе об этом.

— Очень мило, что ты захотела сама сказать мне о поездке, — промолвил Элайджа. — Русалка… Хотел бы и я встретить русалку.

— Я надеялась увидеться с тобой утром, — сказала она в открытую, и слова соскочили с ее языка сами по себе.

Несколько мгновений герцог молчал.

— Я… — начал он наконец.

— Я знаю, что ты очень занят, — перебила мужа Джемма, — но мы так давно женаты, что не должны лгать друг другу, Элайджа.

— А я бы подумал, что чем дольше длится брак, тем больше неправды накапливается между супругами.

Джемме было неприятно, что ее сердце так и подскочило в груди, когда на его губах появилось некое подобие улыбки.

— Я бы предпочла обратное, — сказала она. — Я подумала, что ты написал свою записку из-за того, что недопонял моих последних слов, обращенных к тебе. Я сказала, что не хочу играть последнюю игру в матче с герцогом Вильерсом. — Она затаила дыхание.

Выражение лица герцога не изменилось, и она опустила глаза на затянутые в перчатки руки. Как же она глупа — сама создала ситуацию, соткав ее из тонкого воздуха. Он так рано уехал из дома, потому что был занят. Как же она глупа! Сердце Джеммы билось в унисон с теми обвинениями, которые она мысленно бросала самой себе.

Элайджа откашлялся.

— Могу я присесть рядом с вами, герцогиня? — спросил он.

Джемма почувствовала, как на ее губах заиграла улыбка, вызванная его ласковым голосом.

— Да, — кивнула она. И еле слышно добавила: — Герцог.

— Я подумал, что ты выразила желание прервать нашу последнюю игру, — сказал он, присаживаясь рядом с ней.

Стянув с рук перчатки, Джемма прикоснулась к его щеке.

— У тебя усталый вид, Элайджа, — промолвила она.

— Так это не последняя наша игра? — спросил герцог, демонстрируя жене свою знаменитую вежливую настойчивость, которая, вероятно, и вознесла его на верхушку правительства.

— Да нет же, я говорила о Вильерсе, — сказала Джемма. — Я собиралась отказаться от матча с Вильерсом и не играть последнюю игру.

— Ему это не понравится, — заметил Элайджа.

Джемма рассмеялась.

— Ты жалеешь собственного соперника?

— Леопольду никогда не везло в любви.

— Я буду играть с ним в другие игры, — пообещала она, — но не с завязанными глазами и не в постели.

Его губы прикоснулись к ее губам — всего лишь слегка погладили их, но от этого прикосновения по телу Джеммы пробежала дрожь. И дело даже не в ее чувственности, а в том влиянии, которое он на нее оказывал. Но сколько же зла было между ними прежде!

— Мне тоже надо уехать из Лондона, — сообщил Элайджа. — Пит устраивает встречу в своем загородном доме, поскольку парламент на несколько недель уходит на пасхальные каникулы. — Глубокое, неприкрытое сожаление в глазах герцога подтверждало его слова.

— Как долго тебя не будет? — поинтересовалась Джемма, спрашивая себя, могут ли давно женатые супруги чувствовать такое же волнение, как и недавно познакомившиеся любовники.

— Я скажу ему, что должен вернуться на королевский праздник, который будет двадцать шестого, — ответил он, снова целуя ее. Но Джемме был нужен не только поцелуй, поэтому она обвила руками шею мужа и привлекла его к себе. Такой знакомый запах — запах ее Элайджи… А его поцелуй имел сложный вкус власти и еще чего-то такого, что обещало…

Однако все ее мысли исчезли, когда его рот накрыл ее губы — властно, уверенно. От Элайджи исходила такая сила, такая мощь, что Джемма почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы.

Он не прикасался к ней. Ее руки не гладили его плечи, не ворошили парик. Только их губы соединились в страстном поцелуе.

Они продолжали целоваться, когда в дверь громко постучали и в кабинет заглянул мистер Каннингем. Джемма заметила, что лицо секретаря ошеломленно вытянулось. Похоже, мистер Каннингем был лучше осведомлен о плачевном состоянии их брака, чем она сама. Но Элайджа даже не оглянулся.

— В чем дело, Рансом? — спросил он, не сводя глаз с Джеммы и улыбнувшись своей мимолетной неповторимой улыбкой.

— Еще несколько узников сбежали с корабля, — объяснил Каннингем.

— Говорил я им, что не стоит, черт возьми, запирать людей на корабле, — проворчал Элайджа.

— Ты хочешь сказать, что преступникам не место на военном корабле? Или что для этого выбрали неподходящую часть реки?

— Так тебе об этом известно? Ты не перестаешь удивлять меня, Джемма. — Он снова склонил к ней голову.

— Я уеду до твоего возвращения домой, — сказала она спустя некоторое время.

Джемма слегка задыхалась, была счастлива и напугана одновременно.

— Ох, не надо бы отпускать тебя туда, — вздохнул Элайджа.

Джемме показалось, что приглушенные крики из соседних комнат внезапно стали гораздо громче.

— Они захотят, чтобы я обратился в палату лордов и спросил, как поступить, — пробормотал он, взяв ее лицо в ладони.

— И что ты скажешь? — с усилием проговорила она.

— Я всегда считал… — он погладил ее губы своими губами, — что использование кораблей… — еще один поцелуй, — это чудовищная ошибка.

Шум из-за двери стал до того громким, что Джемма высвободилась из объятий мужа и встала. Однако она еще не была готова уйти.

— Почему? — спросила она.

Элайджа вполне в своем духе серьезно ответил на ее вопрос:

— Большинство заключенных — это безработные ветераны разных войн. Они не в состоянии найти работу, поэтому занимаются грабежом. Из кораблей вышли ужасные тюрьмы, потому люди только и думают, как бы сбежать оттуда. За первые три года заключения умирает каждый четвертый.

— Гнезда чумы… — выдохнула Джемма. — Я слышала, как о них разговаривают в соседней комнате.

Элайджа кивнул.

— Ты хороший человек, — проговорила Джемма, поправляя мужу галстук.

Он поймал ее руки, повернул правую ладонью вверх и поцеловал.

— Не всегда, — отозвался герцог.

— Когда дело касается чего-то очень важного, — сказала она.

— Мне начинает казаться, что все как раз наоборот, — заметил Элайджа. — Потому что самое важное — это ты. — Подержав ее руки в своих руках еще несколько мгновений, он выпустил их. — Двадцать шестого я приеду прямо на королевскую яхту, Джемма. И буду искать там тебя.

До этого мгновения Джемма не понимала значения слов «поющее сердце», но когда она пробиралась сквозь заполненные людьми комнаты, в которых каждый говорил что-то о милости к заключенным, о ссылке в другие страны, изгнаниях, казнях, повешениях, Джемма не могла перестать улыбаться. И заставить замолчать чудесную песню, звучащую в ее груди.

Вдовий дом 3 марта 1784 года

Исидоре не хотелось оставаться наедине с Симеоном: это вызывало слишком много переживаний. Она так много лет считала его своим мужем, что ей уже трудно было думать о нем как-то иначе. И в основном, если уж быть до конца честной, это касалось ее тела.

Ей достаточно было лишь увидеть Симеона, чтобы тут же захотеть поцеловаться с ним. И если они окажутся за столом наедине, она будет испытывать неловкость.

Весь день они вдвоем разбирали последнюю стопку бумаг. Одно письмо стало причиной их спора. В нем говорилось больше о любви, чем о деньгах. Исидора решила, что написавшая его женщина заслуживает не только подарка в виде четырехсот фунтов, которые они договорились посылать пассиям покойного герцога.

— Да может, ей вообще ни к чему деньги, — заметил Симеон. — В отличие от остальных она не пишет ни о каких обещаниях.

— Но ей же было известно, что он женат. Он герцог, и именно ему она адресовала свое письмо. Зачем бы она стала писать, если бы ей не были нужны деньги? — возразила Исидора.

— Она любила его.

Исидора взяла у него письмо.

— Она называет его на ты.

— Она просит его приехать к ней. И говорит, что скучает по нему.

— Бедная твоя мама, — вздохнула Исидора. Симеон заморгал.

— А я уж начал было думать о том, как все-таки хорошо, что отец не проторил путь в ее постель с помощью финансовых посулов и не исчез впоследствии. Кажется, она даже не сердится на него.

— Нет, не сердится, но она очень одинока. Возможно, твой отец был честен с ней. И не исключено, что эта любовница не имеет финансовых проблем.

— Ну да, может, она богатая вдова, — подхватил Симеон, в голосе которого зазвучала тоска.