Симеон в ту пору находился в Индии, ему было всего восемнадцать, и он с готовностью согласился на брак по доверенности. Он только что начал заниматься с Валамксепой и наотрез отказался ехать домой для того лишь, чтобы увидеть, как его отец расписывается за получение приданого невесты, которой он никогда в жизни не видел. Следующие три года Симеон провел в суровом одиночестве, обучаясь мужественности и выносливости — иными словами, постигая золотую середину. Он научился создавать вокруг себя оазис спокойствия, независимо от того, что происходило слева или справа от него.

И вот теперь он вернулся в Англию, где все так сложно и запутанно. Одного взгляда на Исидору было довольно для того, чтобы он забыл о девочке-невесте с милым личиком.

Она действительно походила на принцессу времен Ренессанса. Или на королеву, царицу — вроде Клеопатры.

Исидора оказалась самой чувственной женщиной из всех, кого он видел в жизни, а он повидал их немало — например, в гареме султана Иллы.

Но если бы Исидора надела прозрачное платье и пару браслетов, любимая жена султана вмиг оказалась бы в тени. Она была обольстительна с этими ее сочными, как вишня, губами и таким соблазнительным телом, при виде которого взвыл бы даже евнух. Не этого он ждал от жены.

По правде говоря, она не такова, какой он хотел видеть свою жену.

Многолетние путешествия по Востоку научили его многому в отношении мужчин и женщин, но все его заключения вели в одном направлении: мужчине куда проще, если его жена покорна.

Однако каким-то образом, даже не осознавая этого, он представлял себе Исидору именно такой. Робкой, милой, прикрывающейся вуалью. Само собой, ему предлагали женщин — да и женщины предлагали себя — много раз в его жизни. Но еще ни разу они не оказывались настолько соблазнительными, чтобы он забыл уроки Валамксепы. «Страсть, — то и дело повторял Симеон про себя, — это сердце множества зол». Правда, он был вынужден признаться, что о зле в данном случае лучше забыть, если, конечно, не считать его врожденного смущения. Да, он сказал Исидоре о том, что это его моральное решение, однако обманывать себя самого Симеон не собирался.

Ему нравится быть здоровым. Очень здоровым. При этом достаточно провести на Востоке один-единственный день, чтобы узнать, как выглядит лицо сифилитика с провалившимся носом. А ведь он не раз слышал еще и шутку о том, что у больных сифилисом отваливается мужское достоинство.

Симеон быстро решил, что плотские удовольствия того не стоят. Все женщины, которых ему предлагали, были из гаремов. Женщины, которые предлагали ему себя сами, регулярно развлекали мужчин в постели, и этих мужчин было очень много. Он мог подождать.

И он ждал.

Постоянно представляя себе свою холодную, покорную жену… такую, от которой придется добиваться поцелуя, которая тихо вскрикнет при виде его тела. Через месяц после того, как Симеон принял решение вернуться в Англию, он пробежал ночью по пустыне много миль, стараясь обуздать свое тело, готовя себя к тому, как бережно и осторожно ему придется обращаться с испуганной женщиной.

Он был полным идиотом!

Его жена переполнена чувственностью. Когда он впервые ее увидел, на ней было платье, обтягивающее ее, как перчатка. Цвета летнего дождя, поблескивающее множеством мелких бриллиантов. Сверкали эти драгоценные камни и в ее волосах, и на ее туфельках. Все в ней говорило: «Я восхитительна. Я дорога. Я — герцогиня». А ее лицо выражало лишь одно желание: «Я не хочу быть девственницей».

Парадная дверь особняка герцога Бомона распахнулась, и лакей спустился вниз по ступенькам. Шаферы Симеона соскочили на землю и теперь окружали карету, напряженные, как оловянные солдатики.

Исидора пригласила его пройти в гостиную. Она была не из тех, кто послушно ожидает в кресле прибытия мужа. На ней было платье, напоминающее мужскую военную униформу. Широкие отвороты лифа прикрывали плечи, сужались к талии, а потом сливались с юбками, которые колоколом падали вниз — по кринолину, подумал Симеон. В последние годы он редко встречал женщин в подобной одежде, и в основном то были жены миссионеров, которые пытались хоть чем-то скрасить свою жизнь, оказавшись вдали от цивилизации.

Но, глядя на Исидору, Симеон внезапно понял, что это модно. Такой фасон наверняка разработан специально для того, чтобы привлечь мужской взгляд к талии. А потом к тому, что находится повыше ее, — к нежным выпуклостям груди, прикрытой лишь тканью платья…

Симеон с усилием отвел от нее взгляд.

Что он делает? Ему же никогда не было дела до женского платья. И уж тем более до тела, которое под этим платьем скрывается. Валамксепа сказал бы, что подобные вещи фривольны.

— Доброе утро, — сказал он, как только дверь за дворецким закрылась.

— Герцог! — ответила Исидора, склоняя голову.

— Даже моя мать не обращалась к отцу так официально, когда они оставались наедине, — заметил Симеон.

— Доброе утро, Козуэй, — промолвила Исидора, встречаясь с ним взглядом. У нее были глаза миндалевидной формы — такие красивые, что сердце подскочило у Симеона в груди.

Через мгновение Симеон почувствовал раздражение.

Не нужна ему такая прекрасная жена, чтобы каждый шакал на много миль вокруг смотрел на нее с вожделением. Неудивительно, что его мать пришла в негодование, узнав, что Исидора собралась на домашнюю вечеринку к лорду Стрейнджу. Да каждая гончая в округе унюхает ее запах!

Может, другой бы на его месте задумался о том, не потеряла ли его жена девственность… Нет! Взор у Исидоры чистый и правдивый. Правда, презрительный, высокомерный… раздраженный… и девственный. Она ждала его. Было в осознании этого что-то такое, от чего по его телу пробежала дрожь.

— Мое имя — Симеон, — сказал он.

— Мы с вами едва знакомы.

Перестав восхищаться ее красотой, Симеон заметил в ней еще кое-что. Его жена сердита.

Долгие годы он сдерживал желания своего тела, но теперь каждая его клеточка повторяла, как барабан: «Она твоя, твоя, твоя… Бери ее!» Все его чувства были на пределе, а интуиция, не подводившая его в самые опасные мгновения, подавала ему сигналы тревоги.

Проживет он и без нее.

Вся его жизнь, ее ритм, спокойствие — все рухнет, когда Исидора Дель Фино станет его настоящей женой.

Она повернулась, уселась на маленький диванчик и стала стягивать с рук перчатки. У нее оказались тонкие, красивые пальцы с розовыми ногтями.

— Вот что, — проговорил Симеон, приближаясь к ней, — мне кажется, что нам надо обсудить вопрос об аннулировании брака.

Она охнула, подняла на него глаза, и одна из ее перчаток упала на пол.

— Полагаю, вы об этом думали? — проговорил он более ласковым тоном.

Подняв перчатку, Симеон положил ее Исидоре на колени.

— Разумеется, — почти беззвучно произнесла она.

— Если вы захотите аннулировать брак, я не стану противиться.

Несколько мгновений она молча смотрела на него, а потом сказала:

— Я вас не понимаю.

Да он и сам себя не понимал. Ему предложили самую красивую женщину на трех континентах, а он ее отталкивает. Но она… Она несет с собой беду, более того, она сама — беда.

— Я понимаю, что вел себя неподобающим образом, колесил по миру и даже не вернулся в день заключения брака, — проговорил Симеон. — Поэтому самое меньшее, что я могу сделать, — это предложить вам такой выбор, если только он вас устраивает. Моя мать недвусмысленно дала мне понять, что я не подхожу в качестве мужа дочери истинного джентльмена. Женитьба — одно из самых важных решений, — продолжил Симеон. — Если бы мы с вами были женаты — действительно женаты, — то я непременно захотел бы еще раз пройти с вами обряд бракосочетания, потому что он отмечает это важное решение. Есть вещи, которым я бы не позволил случиться по договору. Например, брачные клятвы я хотел бы произнести сам, и я бы их непременно сдержал.

— Или не произнесли бы их вовсе, — равнодушно проговорила Исидора. — На самом деле, Козуэй, проблема в том, что, увидев меня, вы решили, что не хотите подтверждать наш брак. Я права?

— Я…

— Сначала вы просто горели желанием еще раз пройти церемонию бракосочетания, — сказала она. — И вот теперь вы заявляете о желании аннулировать брак.

Исидора снова поигрывала перчаткой, выпрямляя пальцы. Где-то в животе Симеона полыхнул огонь. Эта маленькая ручка… принадлежит ему. Он волен снять с нее перчатку, волен поцеловать ее, волен… Она его!

Он опустил глаза на свой камзол, чтобы убедиться в том, что все пуговицы на нем застегнуты.

— Вы не такая, какой я себе вас представлял, — признался Симеон. — Мать прислала мне вашу миниатюру, когда мы поженились. Именно по ней я узнал вас в доме Стрейнджа.

— Помню, — кивнула Исидора. — Миниатюра была сделана в то время, когда я жила в доме вашей матери.

— Вы кажетесь на миниатюре такой милой и покорной. И еще очень хрупкой, ранимой.

Исидора прищурилась.

Она вдруг очень ясно поняла, почему ее так называемый муж завел разговор об аннулировании брака. Он не считает ее теперь милой и покорной. И он прав.

— Мои родители умерли за несколько месяцев до того, как был написан портрет, — заметила она. — Понятно, что я тогда была ранимой, иначе и быть не могло. Вы считаете, что я должна извиниться за то, что уже оправилась за эти годы после той трагедии?

— Нет, конечно, нет! Я всего лишь попытался объяснить вам, что у меня было превратное представление о вас, — горячо промолвил Симеон.

— За то короткое время, что я провела в доме ваших родных, ваша мать постоянно высказывала свои сомнения в том, что я смогу стать вам хорошей женой, — сказала Исидора. — И теперь я вижу, что вы с ней согласны.

— Боюсь, что она превратила свое желание в реальность.

— Что вы хотите этим сказать?

— Все эти годы она регулярно писала мне — гораздо чаще, чем это делали вы, хотелось бы мне добавить, — вздохнул Симеон.

Разинув рот, Исидора вскочила на ноги.

— Вы смеете критиковать меня за то, что я вам не писала?! — воскликнула она.

— Да нет, я вовсе не критикую вас, — проговорил Симеон, тоже вставая с кресла.

Исидора сделала шаг к нему.

— Вы?! Вы же и сами не написали мне ни строчки! Вы пересылали мои письма сразу своим поверенным, и это они отвечали мне!.. А теперь вы смеете говорить мне о том, что я должна была писать вам чаще?!

Наступила тишина.

— Я как-то об этом не подумал, — признался Симеон.

— Ну да, вы не думали об этом… — передразнила его Исидора. — То есть вы не подумали о необходимости писать собственной жене?

— Но вы же мне не настоящая жена, — растерянно проговорил Симеон.

Тут Исидора окончательно потеряла терпение.

— Нет, черт возьми, я — ваша жена! Я ваша единственная жена, и уж позвольте мне сказать — аннулировать брак будет нелегко! До чего же вы глупы! Вы не понимаете, что, давая согласие на брак по доверенности, вы соглашаетесь на то, чтобы у вас появилась жена! Я там была, хоть вас и не было! И церемония связала нас.

— Я не хотел этого, — проговорил Симеон.

То, что он сохранял невозмутимость, заставило Исидору рассвирепеть еще больше. Она глубоко вздохнула.

— Тогда чего же именно вы хотели?

— Боюсь, у меня было весьма смутное представление о женитьбе.

— Это понятно, — усмехнулась Исидора.

— Но я повидал в жизни много семейных пар. И провел немало времени, размышляя о том, какие из браков наиболее удачны. Сейчас это кажется абсолютно нелепым, но тогда я считал, что и наш брак такой же.

— Да вы только что сказали, — с деланным спокойствием промолвила Исидора, — что мы с вами и не женаты вовсе. В таком случае с кем же это у вас был удачный брак?

— Ну как это с кем? — пожал Симеон плечами. — С вами! Но только я теперь понимаю, что на самом деле мы не были вместе. Сочетание миниатюры, которую прислала мне мать, и ее описание…

— И что же ваша мать поведала вам обо мне? — перебила его Исидора.

Симеон поднял на нее глаза.

— Можете сказать мне самое худшее, — подзадоривала она его.

— Она ни разу не сказала о вас ничего плохого.

— Теперь настала моя очередь удивляться.

— Мать описала мне вас как безупречную английскую леди: милую, покорную — одним словом, совершенство во всех отношениях.

Исидора недоверчиво покачала головой.

— Вот я и нарисовал в своем воображении именно такую жену, — вымолвил Симеон. — Но вы явно гораздо более умны, чем та сговорчивая особа, которую описала мне мать. И я должен сказать вам, Исидора, что из всех тех семей, которых я так много повидал, самые счастливые те, в которых жена покорна мужу.

Исидора вновь почувствовала, как в ней поднимается гнев, но она смогла сдержать его. А чего еще она могла ожидать? Да, возможно, он и выставит на ее пути те ловушки, которые можно ждать от английских джентльменов, но он вслух произносит то, чему верят очень многие мужчины.