Элоиза Джеймс - Когда герцог вернется

— Я согласна, — вымолвила Исидора. — Однако я предпочла бы смотреть на вещи… шире. Если бы, к примеру, мне пришлось выбирать себе супруга, то я бы хотела, чтобы он был… как бы это поточнее выразиться… хорошо воспитанным, культурным мужчиной.

Симеон улыбнулся, и его зубы показались Исидоре очень белыми на фоне его смуглой кожи.

— Иными словами, покорным и послушным, не так ли?

— Мужчин редко называют такими словами. Но я бы хотела видеть себя рядом с мужчиной, который был бы поспокойнее меня. Видите ли… — Она закашлялась. — У меня прямо-таки взрывной темперамент.

— Нет!

— Едва ли ваш сарказм поможет вам, — сказала она. — В карете вы обмолвились, что вам нравится прямолинейность.

Симеон рассмеялся.

— Так и вижу, как вы скачете верхом на бедняге муже, пришпоривая его.

— Нет, я бы не стала этого делать, — язвительным тоном возразила она. — Мы могли бы просто обсудить все вместе. И прийти к соглашению, при котором я бы не считалась бессловесной тварью лишь потому, что он — мой муж.

— В этом есть смысл, — согласился Симеон. — Но правда заключается в том, что вы будете улыбаться ему, грозить ему пальчиком, и он станет рядом с вами чем-то вроде послушной комнатной собачки.

Исидора покачала головой.

— Такие отношения понять невозможно, — сказала она.

— Я бы с удовольствием понаблюдал за там, как у вас с кем-то складываются такие отношения, — вымолвил Симеон. — Это, разумеется, в том случае, если мы аннулируем брак и я увижу, как с вами развлекается какой-то другой парень. Честно говоря, я бы расплатился за ваше приданое своим огромным интересом.

Итак, он даже приближаться к ней не хочет. Исидора была настолько разъярена, что слова давались ей с трудом. Ее отвергает — отвергает! — собственный муж, которого она ждала много лет.

Она снова поднялась с места и отошла в сторону, чтобы овладеть собой.

Козуэй предпочитает аннулировать брак, а не жениться на ней!

Исидора ждала, когда эта мысль уляжется у нее в голове, но единственным, что она могла ощущать, было биение ее собственного сердца, гнев и унижение, так и пульсирующие в ее теле.

— Так уж получилось, — проговорила она, изо всех сил заставляя себя сохранять равнодушный тон, — что Джемма дала мне адрес поверенного герцога Бомона в «Судебных иннах». И я постараюсь навести справки о том, что требуется для аннулирования брака.

Что-то промелькнуло в его глазах. Но что? Сожаление? Нет, конечно, нет.

— Почему бы нам не съездить туда завтра же? — спросил Симеон.

Исидора не желала допустить, чтобы его готовность отправиться к поверенному еще больше унизила ее. Ее муж — глупец, и она поняла это, как только увидела его впервые в жизни.

Да, уж лучше аннулировать их брак.

Она села напротив него, будучи почти уверенной в том, что ее лицо не выражает ничего, кроме слабого раздражения.

— В одиннадцать утра у меня встреча с портнихой — мне нужно обсудить с ней интимный туалет.

— Интимный — что? — переспросил Симеон.

— Ночную сорочку для моей первой брачной ночи, — разоткровенничалась она.

— Если мы для начала сходим к поверенному, то я буду счастлив сопроводить вас к портнихе, — пообещал Симеон.

Исидора прищурилась, пытаясь прочитать выражение глаз Симеона. Она, конечно, не большой знаток в таких делах, однако и без этого понятно, что ее муж не из тех мужчин, которые могут держать под контролем свою страсть.

Существует ведь всего три вещи, с которыми мужчины не играют, не правда ли? Гнев, страсть и… мысль о женитьбе, в которую входит — что?

О да!

Умная женщина, находящаяся на расстоянии не ближе десяти футов от него. И вот тогда у них появляется страх.

Гор-Хаус, Кенсингтон Лондонская резиденция герцога Бомона 26 февраля 1784 года

— Ваша светлость!

Джемма, герцогиня Бомон, подняла глаза от шахматной доски. Она велела поставить доску в библиотеке в надежде, что ее муж вернется из палаты лордов раньше, чем ожидалось.

— Да, Фаул?

— Герцог Вильерс прислал свою карточку.

— Он ждет в карете?

Фаул наклонил голову.

— Попросите его войти в дом, если у него есть время.

Фаул вышел из библиотеки с таким же достоинством, с каким вошел в нее. Грустно, подумала герцогиня, что ее дворецкий больше всего походит на пухлого деревенского священника, но при этом он явно видит себя по крайней мере герцогом. А возможно, и королем. Было в его манере держаться что-то особенное, он всем своим видом давал понять, что «положение обязывает», — например, именно так он относился к увлечению Джеммы шахматами.

Само собой, герцог Вильерс вошел к ней не просто так, а с церемониями. Для начала он замер в дверях — этакое видение в бледно-розовом с черными оборками на кружевах, спадающих на его запястья и шею. А потом он отвесил ей шикарнейший герцогский поклон — о таком Фаул мог только мечтать.

От увиденного Джемма пришла в легкое замешательство, но она была от души рада видеть Вильерса. Ей всегда казалось, что у него самые холодные глаза из всех светских мужчин. Однако, выпрямляясь после глубокого реверанса и взяв Вильерса за руки, она изменила свое мнение. Его глаза были черны, как ночная рубашка дьявола, — так выражалась ее старая няня. И все же…

— Мне не хватало вас в Фонтхилле, — проговорил Вильерс, поднося руку Джеммы к губам для поцелуя.

Вовсе не холодные!

Его густые волосы были перехвачены на затылке розовой лентой. Он был бледен, но здоров и явно уже оправился после дуэли, которая едва не убила его несколько месяцев назад. Джемма ощутила чувство вины: победителем в той дуэли оказался ее брат, который к тому же после нее женился на невесте Вильерса. Джемма полюбила свою невестку, но она бы предпочла, чтобы родство с ней не причинило таких неприятностей ее любимому партнеру по шахматам.

— Проходите! — приветливо сказала она, указывая герцогу на камин. — Бомон вернется из палаты лордов меньше чем через час, — проговорила она, не сводя с него глаз. — Желаете ли вы с ним встретиться?

Вильерс едва заметно улыбнулся.

— К сожалению, я уже назначил встречу на это время, — сказал он. — А вообще я приехал просто повидать вас. — Он протянул ей листок бумаги. — Прочитайте это, Джемма!

Она развернула листок. Сверху на нем красовалось перо из герба герцога Козуэя.

— От мужа Исидоры? — удивилась Джемма.

— Он вернулся в Англию.

— Мне это известно. Исидора сейчас живет у меня. Он оставил ее в отеле, если только вы в состоянии вообразить себе, Вильерс, что это за отель. Отель! Он оставил герцогиню в отеле, а сам отправился за город, к своей матери.

— Учитывая то, что я с ним знаком, мне это вовсе не кажется удивительным, — усмехнулся Вильерс.

Джемма развернула послание. Официального приветствия в нем не было.

«Вильерс!

С тех пор как я вернулся домой, мне чертовски не везет. Окажете мне честь, нанеся мне визит? Похоже, кое-кто осуждает мои идеалы и идеи. На мой взгляд, вы — тот человек, который может дать совет в вопросах респектабельности и превосходства».

Джемма усмехнулась.

— Насколько я понимаю, вы дошли до той части письма, где он говорит о моей способности высказывать мнение в вопросах респектабельности, — промолвил Вильерс. — Но письмо имеет продолжение.

«Моя мать уверяет меня, что я очернил титул Козуэев и опозорил его на всю Англию на ближайшие сотни лет. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы навестили меня в Ревелс-Хаусе.

Искренне ваш, Козуэй».

Джемма подняла голову.

— Боже, что же он задумал? Исидора говорила мне, что он хочет устроить брачную церемонию, во время которой будут принесены в жертву животные, но не может же быть, что он действительно подумывает о том, чтобы провести тут какой-то дикарский обряд! Его арестуют!

— Нет, если он принесет в жертву животных, то нет, — заверил ее Вильерс. — Как человек, который очень любит филей, я должен вам сказать, что немало скота было принесено в жертву тому, чтобы сделать меня счастливым.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — вздохнула Джемма. — А Исидора упоминала еще и оргии.

— Что ж, тогда все понятно. Я знал, что именно с вами могу поговорить об этом. Непременно нанесу ему визит, если только таким образом смогу стать частью запланированной оргии.

— Вы участвовали во многих? — удивилась Джемма.

— Оргиях или свадьбах?

— Сомневаюсь, что вы бывали на свадьбах, — заметила Джемма. — И, насколько мне известно, приглашение на мою свадьбу было для вас первым и последним.

— Увы, — пожал он плечами, — но мой опыт участия в оргиях столь же ничтожен. Так что для меня это будет хорошим уроком, учитывая, что я добьюсь двух целей, которых избегал по религиозным соображениям.

Герцог встал.

— Мне пора отправляться на встречу, мадам.

Несколько мгновений Джемма сидела не двигаясь, а затем подняла на него глаза.

— Леопольд!

Лишь по легкому трепету его ресниц можно было понять, что Вильерс услышал, как она назвала его по имени.

Джемма не знала, что сказать.

— Ох, едва не забыл! — бросил герцог. — Я привез вам подарок.

Джемма встала. Она была не в силах подобрать нужные слова, потому что не знала, каким будет его ответ.

— Подарок? — переспросила она.

Он вынул из кармана веер и положил его на столик.

— Просто безделица, знак внимания, — вымолвил Вильерс. — Он заставлял меня думать о вас. — Герцог повернулся к двери.

— Подождите…

Вильерс оглянулся.

— Когда вы собираетесь в Ревелс-Хаус?

— Завтра я вернусь в Фонтхилл, — проговорил он. — Если дочь Стрейнджа до сих пор больна, я отправлюсь в Ревелс-Хаус через несколько дней.

Джемма кивнула.

— Я позабочусь о том, чтобы и вас пригласили на свадьбу.

— Мы с Бомоном будем счастливы посетить церемонию. — Джемма и сама не могла понять, почему ей захотелось упомянуть имя мужа в разговоре. И дело даже не в том, что Элайджа отказывался спать с ней до тех пор, пока игра в шахматы с Вильерсом не закончится. Просто он понимал, что она может стать любовницей Вильерса.

Еще долго после того, как дверь за Вильерсом и его розовыми шелками закрылась, Джемма сидела на месте и думала… о мужчинах. О мужьях, любовниках, опытных шахматистах, наследниках.

В общем, о мужчинах.

Гop-Хаус, Кенсингтон Лондонская резиденция герцога Бомона 27 февраля 1784 года На следующее утро

Сказав кучеру, куда держать путь, Исидора села в карету и принялась стягивать с рук перчатки.

— Вы всегда при первой же возможности снимаете перчатки? — поинтересовался Симеон.

Исидора посмотрела на мужа.

— А вы вообще их не носите, — заметила она. К тому же на нем не было ни галстука, ни парика, ни жилета, но к чему говорить об этом?

— Я не люблю перчатки, да и вы, по-моему, тоже, — заметил он.

— Да, — призналась Исидора.

Наклонившись вперед, он взял ее за руку и перевернул ладонью вверх. У него была большая мозолистая рука, как у простого рабочего, и он не носил колец.

— Предскажете мне будущее? — спросила Исидора.

— Не знаю, как это делается, — пожал плечами Симеон. — Как-то раз мне самому в Индии сделали предсказание. Но вся процедура предсказания напугала меня до полусмерти, и я никогда в жизни больше не играл с теми людьми.

— И что же вам сказали? — Трудно было представить себе большого и бесстрашного Козуэя, который испугался предсказателя судьбы.

— Он мне сказал, что только я сам могу сделать так, чтобы то, что он мне предсказал, не сбылось, — ответил Симеон.

Исидора сгорала от любопытства.

— Прошу вас, расскажите, как было дело! — взмолилась она.

Он лишь покачал головой:

— Нет, может быть, лишь тогда, когда мы состаримся и поседеем.

— Если только мы будем стариться и седеть вместе, — промолвила она.

— Вы сердитесь на меня за то, что я не вернулся, когда вы повзрослели, или за то, что я предлагаю вам воспользоваться шансом и аннулировать брак? — спросил Симеон.

— Вовсе я на вас не сержусь, — ответила Исидора, отнимая у него руку. В ее голосе звучало нетерпение, но она не могла держать себя в руках рядом с этим огромным мужчиной.