— Да? Значит, он добродушно это принял, — заключила Джолин.

— Даже слишком добродушно. Только он себе на уме. Думает, ему удастся меня соблазнить. Дудки! — с жаром возвестила Хиллари. — Ничего у него не получится. Ничегошеньки!

— Кого ты так пылко убеждаешь в этом, радость моя? — сочувственно спросила Джолин.

— С мужчинами больше хлопот, чем они того стоят, — изрекла Хиллари.

— Точно, точно, — откликнулась Джолин, берясь за рюмку.

Глава седьмая

Люк и Хиллари договорились встретиться у нее дома и уж оттуда вместе отправиться на поиски нового жилища. За исключением Киллера, улегшегося подремать после пылкого объяснения обоим в любви, дома не было ни души — Чарлз Грант отбыл пообщаться с друзьями.

— Так как же реагировал твой отец? — спросила

У Люка Хиллари, когда он опустился рядом с нею на диван в гостиной.

— Бурно. Совсем как твой.

— А ты говорил, наш брак их сблизит.

— Так оно и будет. К моменту, когда родится их первый внук. Вот увидишь. — Зная, что Хиллари от подобного рода утверждений заводится, он поспешно добавил: — Кстати, кое-что из сказанного моим отцом подтверждает мою версию… Вражда между ними, несомненно, началась из-за женщины.

— Кто она? — мгновенно откликнулась Хиллари, предпочитавшая сменить провокационную пластинку под названием «наши будущие дети».

— Отец не назвал ее. Но, если верить его словам, она была сущий ангел, святая, не способная ни на что дурное. А такая характеристика меня настораживает.

— Почему?

— Совершенством ни одна женщина быть не может. Хиллари бросила на него укоризненный взгляд:

— Это твое личное мнение.

— Я хотел сказать, ни одна женщина, кроме тебя.

— Поздно, — покачала она головой. — Ты лишь отягчаешь свою вину.

— Тогда беру свои слова обратно. Ты не совершенство. Но ты нравишься мне такой, какая есть.

Нравишься. Даже хочу. Но только не люблю. Впрочем, незачем гадать, какие чувства питает к ней Люк. Ей все равно.

— Значит, ты убежден, что причина их вражды — женщина. — Забавно, правда?

— Разве?

— Столько ненависти, так выкладываться из-за… — Люк осекся, спохватившись, что может брякнуть лишнее.

Но было поздно.

— Из-за такого ничтожества, как женщина?

Ты это хочешь сказать? Ты всех нас причесываешь под одну гребенку. Так ведь?

— Нет, не так. Есть женщины, которым только дайся — доведут до потери рассудка.

Конечно, своей женщине он, Люк, никогда не даст воли и рассудок не потеряет. Черта с два! Но как он перед самим собой ни бахвалился, его не покидало смутное и тревожное ощущение, что не так-то все просто. Что его чувства к Хиллари куда сильнее, чем он готов себе в этом признаться.

Обеспокоенный, он постарался загнать подальше внутрь неприятное свое открытие. И для верности поспешил переменить тему.

— Кстати, о женщинах. Как прошла твоя встреча с подругой? На уровне?

— Превосходно. — Если Люк уклоняется от разговора, она будет держаться той же политики. Тем более что его отношение к женщинам не вдохновляет. — На высшем уровне.

Люк впился в нее подозрительным взглядом.

— Ты ей сказала! — прорычал он. — Сказала ведь, почему мы поженились? И это после того, как я велел не говорить!

Хиллари с вызовом вздернула подбородок:

— Совершенно верно. Рассказала.

— Ты что, спятила?

— Именно этот вопрос задала мне Джолин, когда узнала, почему я за тебя пошла, — не осталась в долгу Хиллари.

— Почему у вас, женщин, такой длинный язык? — раздраженно проворчал Люк.

Уже не владея собой, Хиллари схватила с дивана подушку и запустила в Люка.

— Женщины! Женщины! Женофоб выискался! Можно подумать, ты сам не проболтался своему отцу или приятелям.

— Вот уж нет. Не выворачиваюсь перед людьми наизнанку.

— Ни перед кем и никогда?

— Ни перед кем и никогда.

— Не вижу, чем тут гордиться! — возмутилась она;

— Есть чем, не сомневайся.

— Меня не тому учили.

— Точно. Не тому тебя учили, — парировал он.

— Ну что ты за человек! Весь мир не прав, один ты прав. Удивительно, как это у тебя получается.

— Удивительно, — повторил он, улыбаясь. Он уже откровенно ее поддразнивал, с удовольствием наблюдая, как ее огромные синие глаза полыхают гневом.

— Тут уж ничего не поделаешь, Ирландочка. Ты вышла замуж за удивительного человека.

Сердце Хиллари забилось с перебоями. Ирландочкой он не называл ее вот уже четыре года, с тех пор как они расстались. Это прозвище звучало у него как-то по-особенному, ей казалось, он заменял им ласковые слова. Однажды он сказал ей, что у нее ирландские глаза и что ему нравится наблюдать, как они у нее темнеют в минуты страсти. В устах скупого на нежные слова Люка такое признание звучало чуть ли не признанием в любви. Да, когда-то она считала, что он любит ее. Она ошибалась.

— Не называй меня так, — сухо оборвала она его. Она уже думала, что Люк забыл это прозвище. Ни разу не назвал он ее так после ее возвращения в Ноксвилл. Вот и хорошо, утешала она себя, значит, ей уже нечего опасаться. Как бы не так! Заблуждаться не стоит: он не прекратит своих попыток соблазнить ее, и надо быть постоянно начеку.

— А что тут такого? — пробормотал он. — Все-то тебя раздражает.

— У меня голова болит, — нашлась она. Не говорить же ему правду.

— Нервы шалят? — спросил он с участием и проницательностью заботливого мужа, но Хиллари этого не оценила. Потому что взгляд, которым он смотрел на нее, яснее ясного говорил, чему он приписывает ее нервное состояние. Конечно же, взаимному влечению, которое не находит выхода. И она с угрозой в голосе предостерегла:

— Посмей только произнести слово «гормоны», убью!

— Чьи гормоны? Твои или мои? — поинтересовался он.

— Тебе очень хочется на тот свет? Гормоны, кстати, к моей голове отношения не имеют. Она разболелась сразу после ленча.

— С чего бы это? Вы, девочки, случайно не переусердствовали с коктейлями? — И, прочитав ответ у нее на лице, выдал дружеский совет: — Никогда не садись играть в покер. Не такое у тебя лицо,

— Чем оно тебе не нравится?

— Всем нравится. Очаровательная мордашка. Только лгать тебе нельзя — даже чуть-чуть.

— Почему нельзя? Солгала же я папе насчет причины нашей женитьбы, — напомнила она Люку.

— И он удовлетворен твоим объяснением?

— Кажется. Об этом еще рано говорить.

— Мы с ним очень мило побеседовали у него в кабинете.

— Да-да. Ты мне напомнил. Я хотела тебя спросить, ты не в курсе, почему цикламен в отцовском кабинете вдруг стал клониться набок?

Люк пожал плечами.

— Вчера днем цветок был в полном порядке, — недоумевала Хиллари. — Тебе ничего не приходит в голову?

— Может быть, его слишком обильно полили, — высказал предположение Люк, вспомнив, сколько рюмок виски он опрокинул в цветочный горшок.

— Ты думаешь?

— Если мы не выйдем сейчас же, то опоздаем, — спохватился Люк.

— Куда опоздаем?

— Я договорился о нескольких встречах, чтобы осмотреть квартиры.

Люк, как всегда, не терял ни минуты и устроил все по своему усмотрению.

— Надеюсь, мы идем смотреть квартиры с двумя спальнями, — сказала Хиллари, заметив подозрительный блеск в его зеленых глазах. — Еще лучше, если бы их было три.

— Прекрасная мысль.

— Как, ты со мной согласен? — Голос ее выдавал удивление. — То есть я хочу сказать: я рада, что ты согласен.

— Еще бы мне не быть согласным. Третью спальню отведем под детскую комнату. Очень правильная мысль.

— Не под детскую! Под кабинет.

— Вот опять ты дергаешься, — упрекнул он, беря ее под руку и увлекая из дома. — Квартиры все в городских домах. Не сомневайся, сумеем подобрать такую, насчет которой у нас не будет разногласий.

— Впервые не будет, — проговорила Хиллари, не без удивления разглядывая серебристо-голубой «бьюик», к которому Люк ее подвел. — Чья это машина?

— Моя.

— Насколько мне помнится, у тебя пикап.

— И пикап, и «бьюик». А что, это противозаконно? — насмешливо спросил он.

Нет, отнюдь, подумала про себя Хиллари, но хорошо бы иметь закон, запрещающий ему так улыбаться. Его улыбка на нее действует нежелательно. Это нечестно!

Стоя рядом с ним, она видела солнечные блики в его зеленых глазах, глазах, вобравших в себя лучшие оттенки с палитры природы: весеннюю зелень молодой листвы, глубокую изумрудную зелень летней травы с золотисто-коричневыми переливами. Назвать этот цвет просто зеленым — значит ничего не сказать о магии его глаз, не говоря уже обо всем том, что умеет ими выразить Люк, о Тайных сигналах, которые посылает при каждом удобном случае.

Как вот теперь. Помогая ей сесть, он не сводил взора с ее юбки, задравшейся, когда она устраивалась на низком сиденье. Даже отвернувшись от Люка, она чувствовала на себе его взгляд, чувствовала, как его глаза ласкают ее, раздевают, искушают.

Хиллари схватилась за ручку и хлопнула дверцей, сожалея, что нет такой дверцы для ее чувств, которой можно было бы наглухо от него отгородиться.


При манере Люка все делать с напором и с огоньком, да еще импульсивности Хиллари, следовавшей первому порыву, к концу дня они выбрали подходящее жилье — отдельный дом с тремя спальнями, просторной гостиной, где не было недостатка в голых стенах, чтобы выбрать место для картины — свадебного подарка Люка, — а также задним двориком в почтовую марку величиной. Однако раньше конца следующей недели о переезде не могло быть и речи: прежде чем въезжать, дом требовалось наново покрасить и провести в нем мелкие ремонтные работы.

Хиллари такой срок в высшей степени устраивал.

Завтра утром она приступала к работе, и, естественно, в течение рабочей недели перебираться на новое место ей было совсем не с руки. Не то чтобы переезд требовал больших усилий. Значительная часть ее вещей все еще лежала нераспакованной с тех пор, как она вернулась из Чикаго. Она ведь собиралась нанять себе квартиру, но решила действовать благоразумно и осмотреться — без спешки.

И вот вам результат. Хиллари вздохнула. В последние дни она только и делает, что устраивает себе спешку, или ее устраивают другие. Теперь у нее все новое — муж, дом, работа. Зато она дошла до точки. Измоталась — дальше некуда.

— Это временно, пока не найдем хороший дом — чтобы без всякого изъяна, — заявил Люк. — Я не собираюсь быть всю жизнь арендатором.

Всю жизнь. А проживут ли они вместе всю жизнь, додумала Хиллари.

— Кстати, — продолжал Люк, — в пятницу ко мне приезжает один деловой знакомый. Важный для меня человек. Я хотел бы, чтобы ты встретила его в аэропорту вместе со мной. Мы отвезем Энгуса и его жену в гостиницу и поужинаем с ними.

— Но на пятницу мы планировали наш переезд, — напомнила ему Хиллари.

— Он не займет много времени.

Не займет у Люка — человека, все пожитки которого умещаются в спортивной сумке, подумала Хиллари. Но она накопила за эти годы кучу вещей — даже если большая часть из них еще не распакована.

— Хиллари, мне важно, чтобы ты там была.

Ей очень хотелось спросить: потому, что он встречает важного гостя, или потому, что она сама для него, Люка, важна? Но спросила только:

— В котором часу?

— В половине шестого.

— Хорошо. Я буду.

— Договорились.

По дороге к дому Грантов Люк вспомнил еще об одном деле:

— Теперь, когда мы вот-вот начнем жить своим домом, самое время устроить семейную встречу с нашими папашами.

— И с тем, и с другим? — спросила Хиллари, в голосе ее прозвучало сомнение. — Одновременно?

— Именно.

— Это лучше сделать на нейтральной почве.

— Можно встретиться с ними в нынешний четверг, в ресторане. И, пожалуй, самое лучшее — не говорить нашим папочкам, что мы приглашаем и того, и другого.

— Обмануть их? Ты уверен, что это достойная мысль?

— Мы не будем обманывать. Мы только кое о чем умолчим. Да и не вижу другого пути свести их вместе на первых порах. Думаю, для первого шага это сойдет, разве что поднимется легкий ветерок.

Легкий ветерок? Будет ураган, подумала Хиллари.


Хиллари плохо спалось в эту ночь. Очень многое не давало ей покоя: усиливающееся влечение к Люку, предстоящая встреча отцов, переезд в новый дом. Но больше всего ее волновала новая работа, к которой предстояло приступить с завтрашнего утра.

Туалет она уже продумала. Несколько раз решала и отменяла, что ей надеть, но в итоге остановилась на темно-синем костюме безупречного покроя и выделки. Блуза цвета морской волны к темно-синему должна была добавить колористический мазок. Эффектное сочетание.

Эффектное… Чего-чего, а эффектов ей сейчас в жизни хватало. Недоставало, и очень, покоя и тишины. Вот чем бы она с великим удовольствием воспользовалась!

Но об этом и мечтать было нечего. Покоя не предвиделось ни ногам, ни сердцу, ни голове. Она мысленно обозревала все, что ей предстояло на следующей неделе проделать, и одновременно вспоминала все, что проделала в предыдущую — включая венчание с Люком.