— Помассировать еще раз спинку?

Вырвавшись из темноты, голос Люка напугал ее. Она думала, он спит, и так ему и сказала.

— Как же я могу спать, когда ты все время вздыхаешь?

— Прости.

— Хочешь, поиграем в «веснушки»? — шаловливо предложил он. Хиллари, как ни старалась, не смогла удержаться и прыснула — в последние дни редкий для нее случай. — Не такой реакции я от тебя ждал, — попенял ей Люк.

Она прикрыла рот ладонью, пытаясь заглушить смех:

— Прости.

— Взаимно.

Люк извиняется? Вот уж на него не похоже.

— А тебя за что? — спросила она;

— За то, что не лежу сейчас с тобой в одной постели и мы не играем в «веснушки», — пробурчал он. — Жаль!

Хиллари тоже было жаль, что он не в одной с ней постели. И это вызвало у нее новую волну тревоги. К счастью, она уже засыпала, а когда уснула, ей приснился Люк… он играл с ней в «веснушки», начав с тех двух родимых пятнышек под левой ее коленкой и кончив тем, которое сидело на бедре, с внутренней стороны… очень близко… совсем близко…

Хиллари проснулась с улыбкой на лице. До слуха ее донеслась песенка, которую Люк распевал под душем. На этот раз его выбор пал на шлягер «Эротоманы», ставший знаменитым в исполнении Роберта Паллера.

Вдруг пение прервалось.

— Где мое мыло? — раздался сердитый рев. Какой-то обмылок, вспомнилось Хиллари, попавшийся ей под руку вчера вечером в душе, она выбросила.

— Возьми мое! — крикнула она Люку. Он, очевидно, так и сделал, потому что новых воплей из ванной не последовало. Правда, пение тоже прекратилось, хотя Хиллари казалось, какое-то громкое мычание оттуда нет-нет да и долетает.

Свое неудовольствие Люк выразил при личной встрече — как только вышел из ванной с полотенцем вокруг бедер.

— Тебе известно, чем оно пахнет? — накинулся он на Хиллари, сжимая кусок ее любимого мыла в кулаке и поднося к самому ее носу.

— Пахнет огурцом. Приятно и свежо,

— Для девицы, может, и приятно; — Он смотрел на нее сверху, нависая над кроватью. — Я возглавляю строительную компанию. Где это слыхано, чтобы от главы солидной компании пахло огурцом!

Хиллари тщетно старалась согнать с лица улыбку.

— Тебе еще повезло, — хихикнула она, не испытывая ни малейших угрызений совести, — от тебя могло бы пахнуть гвоздикой или розой.

Не удостоив ее ответом. Люк швырнул мыло на изящную фарфоровую подставочку, украшавшую ее ночной столик, и шагнул к своей спортивной сумке. Она зажмурилась, чтобы не видеть, как он сбрасывает с себя полотенце и натягивает белые, облегающие бедра шорты. «Вж-ж» застежки-молнии просигналило, что опасность миновала, и Хиллари открыла глаза. Она смотрела, как у него на спине перекатываются мускулы: натягивая чистую белую футболку, он с отвращением нюхал собственное плечо.

— Огурец!

— Я, честное слово, куплю тебе другое мыло — с мужским запахом, взамен того, которое выбросила, — пообещала она, стараясь подавить улыбку.

Уж если кто имеет право скандалить, так это она: разбудил ни свет ни заря! Его счастье, что у нее нет настроения метать громы и молнии. Стоя перед ней с мокрыми волосами, еще не просохшими после душа и чуть взъерошенными натянутой через голову футболкой, он выглядел неотразимо!

Бормоча что-то себе под нос. Люк снова нырнул в свою сумку и вытащил мятую джинсовую спецовку.

— К твоему сведению: шкаф к твоим услугам. Можешь повесить в него свои вещи, — сказала она. — Незачем держать их в сумке.

— Мне так больше нравится.

Приятно было наблюдать, как его длинные пальцы пробежались по спецовке, застегивая пуговицы. Они выполняли и эту задачу с тем минимумом движений, с каким выполняли любую другую. Хиллари нравились его руки — их форма, их прикосновения. Они всегда доставляли ей удовольствие — и раньше, и теперь. От этой слабости вряд ли ей удастся избавиться.

Усевшись к себе на кровать, он держал в одной руке пару белых, еще не разъятых носков, а в другой — бахилу. Томительные воспоминания об эротическом сне, привидевшемся ей ночью, овладели Хиллари. Ей представилось, как она подкрадывается к Люку, проводит губами по его уху, а ее руки обнимают его талию и скользят, скользят вниз, к упругому животу и еще ниже, ниже…

Глухой стук бахилы об пол вернул ее к действительности. Нет, так не годится! Она в ужасном состоянии! За эти два дня и две ночи, проведенные с Люком, она уже превратилась в наглядный пример того, о чем он пел, стоя под душем, — в эротоманку, в женщину, помешанную на сексе, женщину, жаждущую любви с собственным мужем. С мужчиной, давшим ей свое имя, но не свое сердце.


В Обществе защиты потребителей Хиллари встретили очень тепло, и она была за это благодарна новым своим коллегам. Пикировок и напряженности ей и дома хватало. В первые дни она фактически смотрела на свое новое место работы как на убежище. Здесь она могла укрыться от постоянных заигрываний Люка.

Он искушал ее и сейчас. Была среда, вечер, Хиллари предстояло переговорить с женщинами, желавшими занять должность экономки у ее отца. Но заниматься этим, когда Люк буквально дышал ей в спину, было непросто.

Она не приглашала его поучаствовать в переговорах. Но и не запретила. А Люк всегда делал все, что хотел, и в данный момент ему захотелось посидеть в гостиной на диване рядом с Хиллари. Склонившись к ней, он шепнул:

— Эта слишком тоща. Такая тощая вряд ли умеет хорошо готовить.

Хиллари бросила на него косой взгляд:

— Не надоело еще?

— Нисколько. — И Люк, нимало не смущенный ее сердитым взглядом, отхлебнул глоток пива. Снисходя к обычаям этого аристократического дома, где ели перцы вилкой, он налил пиво в кружку, вместо того чтобы хлестать прямо из бутылки. — Валяй дальше. Не обращай на меня внимания.

Хиллари еще раз взглянула на миссис Огден; она действительно выглядела до невозможности тощей. С другой стороны, хранила какой-то чересчур уж важный вид.

— Мы дадим вам знать завтра, — проговорила Хиллари.

Следующая кандидатка на упомянутый пост явилась вооруженная целым списком — нет, не рекомендаций, а требований к нанимателю.

— Слишком разборчива, — шепнул Люк на ухо Хиллари.

Третья кандидатка страдала аллергией к собакам и вся затрепетала при виде Киллера, хотя тот вел себя на редкость образцово — мирно спал, развалясь у дивана. Эту кандидатку сразу же отпустили с миром: ее и расспрашивать не стоило.

— Слишком пуганая, — сказал о ней Люк. Кандидатка номер четыре явилась одетая как Мадонна.

— Роковая женщина, — характеризовал ее Люк. — Ноги, правда, хороши. Твой папочка, надо думать, их оценит.

Хиллари только сердито на него посмотрела.

— Но твоим уступают. У тебя лучше, — торопливо заверил он ее, плотоядно улыбаясь.

Завидев кандидатку номер пять. Люк тотчас же выдал Хиллари на ухо ее характеристику:

— Не слишком ли эта красотка хороша для твоего папочки?

«Красотка» носила ортопедическую обувь и имела внешность тюремной надзирательницы. Просматривая ее послужной список, Хиллари выяснила, что она действительно последние двадцать лет проработала в тюрьме.

— Мы еще вернемся к вашей кандидатуре, — сказала ей Хиллари.

Последняя претендентка, номер шесть, слава Богу, оказалась тем, что надо, — единственной, на которой единодушно остановились и Хиллари, и Люк. Хиллари тут же ее наняла. И на следующий день София Андрополис уже приступала к работе.

Пока Хиллари провожала Софию, Люк потянулся за бутылкой с пивом, а потом, не увидев на столике подставки, водрузил бутылку на пол. Киллер, не долго думая, добрался до нее, перевернул и стал лакать.

— Пропойца твой пес, — пожаловался Люк Хиллари, когда она вернулась в гостиную.

— Зачем ты дал ему пива?

— Я дал?

— А кто? Ты же больше и главнее, — сказала Хиллари.

— Не намного, — вздохнул Люк. Пропустив его сетования мимо ушей, Хиллари перешла к другому вопросу:

— Значит, к завтрашнему парадному ужину для наших отцов все готово?

— С моим предком — порядок. А с твоим? Хиллари кивнула.

— Тогда расслабься. Беспокоиться не о чем. Мы сведем их вместе, и пусть поговорят по-хорошему, обсудят сложившуюся ситуацию.

Проблема, однако, состояла в том, что Хиллари вовсе не была уверена, что слова «по-хорошему» приложимы к их отцам, тем паче к их вражде. И поэтому, надеясь на лучше;, она готовилась к худшему.


— Что он здесь делает?

Этим вопросом и Чарлз, и Шон разразились одновременно, в ту же секунду, как увидели друг друга. Чарлз, который уже сидел за столом вместе с Хиллари и Люком, при виде Шона вскочил на ноги. Какое счастье, подумала Хиллари, что Люк выбрал ресторан с тусклым освещением и достаточным расстоянием между столиками. Она чувствовала: скандал неминуем.

— Вы оба здесь, потому что мы пригласили вас обоих поужинать с нами, — ровным голосом заявил Люк, также поднявшись. Сидеть осталась только Хиллари.

Повернувшись к ней, отец разразился гневной тирадой:

— Ты не сказала мне, что пригласила этого низкого, непорядочного…

— Ну-ну, — прервал его Люк. — Не будем обзываться. Мы теперь одна семья…

— Прикуси язык! — цыкнул на сына Шон. — Я лучше со змеями породнюсь!

— Пап, — предостерегающе вскинулся Люк. Хиллари оба пожилых джентльмена напоминали пару ощерившихся йоркширских терьеров, когда каждый, изготовившись к драке, свирепо дерет лапами дерн, так что ошметки летят, и ест другого глазами.

— Садитесь за стол, пожалуйста, — пригласила Хиллари. — Вместе поужинаем…

— Чтобы я преломил хлеб с вором! — провозгласил Шон.

— Это я-то вор?! — набычился Чарлз. — Это вы… вы…

— Будет вам, — взмолился Люк, предвидя, какой сейчас хлынет поток взаимных обвинений — Смените жвачку. Поразмыслите о другом. О том времени, когда у нас с Хиллари будут дети, ваши внуки… — Люк взглянул на своего отца, затем перевел взгляд на Чарлза Гранта. — Мы не хотим, чтобы их деды поубивали друг друга.

Шон и Чарлз оба, как по команде, уставились на Хиллари

— Ты хочешь сказать, что Хиллари беременна? — спросил Шон в своей обычной прямой манере.

— Ничего подобного! — поспешила отмести его вывод Хиллари. — Он не это хочет сказать.

— Я хочу сказать, что пора вам обоим прекратить вражду из-за женщины, покинувшей и того, и другого четыре года назад, — раздраженно сказал Люк.

— Если память мне не изменяет, вы не встречались с Хиллари четыре года, — возразил Чарлз.

— Ну и что? — спросил Люк, не понимая, какая тут связь.

— А то, что вы, кажется, не забыли мою дочь.

— Конечно, нет. — (Вот как! Для Хиллари это прозвучало отрадной новостью.) — Но не о том речь, — махнул рукой Люк.

— Как раз о том, — вмешался его отец, перехватывая инициативу у Чарлза. — Четыре года — не срок. Даже за сорок лет я не забуду, что этот человек всадил мне нож в спину…

— Я? Нож в спину? — возмутился Чарлз. — Это вы подло напали на меня! На человека, который вывел вас в люди!

— Неплохо придумано! Неплохо! И это о человеке, который практически вел дело. У вас были, можно сказать, кое-какие связи, но вы же не могли отличить то, что называют недвижимостью, от… от пустого места.

— Моя семья по крайней мере владела и владеет недвижимостью, а не пустым местом, — злобно парировал Чарлз.

— Хватит! — заорал Люк тоном, каким орал при неисправности оборудования после того, как, обругав его по-черному, запускал в него гаечным ключом. Своим окриком он переключил на себя внимание не только Чарлза и Шона, но и всех сидящих в ресторане.

Взглянув на Хиллари, у которой был такой вид, словно она готова нырнуть под стол. Люк сбавил тон:

— Смотрите, что вы оба натворили. Бедной Хиллари уже не до ужина. Вы ей испортили вечер.

Можно подумать, заметила про себя Хиллари, что она все это затеяла.

— Если кто-то здесь что и испортил, так это он! — прогремел Шон, сердито тыча пальцем в Чарлза.

— Ваше счастье, что этот ваш ирландский акцент не поймешь, — злобно фыркнул Чарлз. — Подумать только, ведь живет в Теннесси чуть ли не с пеленок!

Шон от такого замечания впал в слепую ярость:

— Он насмехается над тем, как я говорю! Ах, ты…

Люк схватил отца за руку — а вдруг он вздумает стукнуть Чарлза!

— Тише! Не такие уж вы разные, чтобы не понять друг друга. Я знаю, на чем вы оба дружно сошлись. Оба влюбились в одну и ту же женщину.

— Она — ангел, — решительно объявил Чарлз.

— Святая, — твердо заявил Шон.

— Вот видите, тут вы оба сходитесь, — сделал вывод Люк. — Оба согласны, что эта мифическая особа была образцом добродетели. Но почему-то она взяла и улизнула из Ноксвилла, предоставив вам возможность хватать друг друга за горло.

— Она уехала отсюда не по своей воле, — сообщил Чарлз. — Этот неотесанный мужлан вынудил ее уехать.

— Нет, это из-за вас она уехала, — возразил Шон. — И вы же прикарманили деньги.