— Деньги? — Люк впервые услышал о каких-то денежных претензиях. — Какие деньги?

— Спроси у него, — Шон снова ткнул пальцем в сторону Чарлза. — Именно он — он не отдал проигрыш; проиграл пари — и обобрал меня.

— Пари? — повторил Люк, у которого голова пошла кругом: женщина, деньги, а тут еще и пари! Это, несомненно, усложняло положение дел. Нужно узнать обо всем поподробнее. — Так вы поссорились из-за… из-за десяти долларов пари? — с подковыркой спросил Люк.

— А на три тысячи не угодно?! — вздёрнул подбородок Чарлз.

— На три тысячи каждый, — уточнил Шон. — И этот прохвост вынул у меня из кармана две тысячи долларов. — Шон прокурорским жестом ткнул пальцем в Чарлза. — Он не просто вынул их из моего кармана — он залез ко мне в карман!

— Наглая ложь, ничего я вам не должен и никаких денег, будь они прокляты, не крал! — защищался Чарлз. — И я не останусь здесь — выслушивать новые оскорбления! Ни минуты не останусь! — С этими словами Грант, вне себя от гнева, ринулся вон из ресторана.

Шон тоже не задержался.

— Вы не уйдете отсюда раньше, чем я, — рыкнул он. — Я вам еще покажу. Покажу-у! Слышите?

Хиллари в отчаянии подумала, что не иначе как полресторана его сейчас слышит.

— По-моему, все сошло хорошо, — сказал Люк, плюхаясь на стул. — А как на твой взгляд?

— Хорошо? Потому что обошлось без кровопролития?

— И это тоже. И потому что теперь мы знаем про пари и деньги.

— Что, без сомнения, сильно упрощает дело! — иронически заключила Хиллари. — Однако не пойму, возможно ли, чтобы женщина так завладела мужчиной, что он из-за нее стал враждовать с другом?

Почему-то задетый ее горячностью, Люк нахмурил брови:

— Интересно, из-за чего ты вдруг взъерепенилась?

— Ладно, замнем для ясности, — сказала она и вздохнула: — Что ж, ставим точку на твоей блестящей идее: помирить отцов с помощью нашего брака не удалось,

— Дай им время, — возразил Люк, хотя в душе уже и сам засомневался: может, он недооценил силу этой вражды, не вник в то, какую ненависть их папочки-дуэлянты питают друг к другу. Конечно, когда замешана женщина, деньги да еще пари, страсти неизбежно доходят до кипения.

— Потерпи. Мы ведь меньше недели женаты.

— Завтра — ровно неделя.

— Вот видишь. А говорила, что мы разбежимся, — подхватил он и обрадованно поймал у нее на лице невольную улыбку. — Перестань дергаться. Закажем себе ужин, а насчет наших старичков можешь не волноваться — они просто выпускают пар,

Возможно. Потухший вулкан тоже только выпускает пар, подумалось Хиллари, но от этого стоять на его вершине не так уж безопасно. Что же касается ее, Хиллари, и Люка, так они сидят прямо на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется, если не погасить подведенный к ней фитиль. Интересно все-таки, кто эта таинственная женщина? Кем бы она ни была, но все беды от нее, и Хиллари твердо решила разобраться и ее найти.


Хиллари приступила к дознанию позже, вечером, когда, вернувшись с Люком домой, они обнаружили, что Чарлз Грант укрылся у себя в кабинете.

— Я зайду к нему ненадолго, — сказала Она Люку. — А ты ступай наверх.

Прежде чем открыть дверь, Хиллари деликатно постучала. То, что она, войдя, увидела, не доставило ей удовольствия: отец сидел в своем любимом кожаном кресле, попивая виски и попыхивая сигарой.

— Ты же знаешь, тебе это вредно, — нахмурилась Хиллари.

— Как ты могла так меня предать? — резко оборвал ее Чарлз Грант.

— Я согласна с Люком, отец. Эта вражда слишком затянулась. Может быть, если бы я знал причину, я относилась бы ко всему этому иначе, — отвечала Хиллари, поднося приманку, так сказать, к самому его носу в надежде, что он на нее клюнет.

До сих пор он ни разу не клюнул, но сейчас, выбитый из колеи своей схваткой с Шоном, оказался более разговорчивым:

— А что тут знать? Маккалистер — вор. Он не только деньги у меня украл, он украл у меня счастье.

— Ты имеешь в виду эту женщину? Почему ты никогда ничего мне о ней не говорил? Похоже, ты был в нее серьезно влюблен, а мне даже словом не обмолвился.

— Есть вещи, — изрек Чарлз Грант, — которые не обсуждают с дочерью.

Такое упорство было уже чересчур. Хиллари начинала терять терпение:

— Тем не менее ты бы лучше обсудил их с дочерью, потому что мне вовсе не светит жить в обстановке войны. И никому из нас это добра не принесет. Посмотри, как ты уже разрушил свое здоровье. У тебя повышенное давление, язва, которая вот-вот станет кровоточить, да и вообще ты сильно сдал.

— А ты уезжаешь, бросая меня здесь одного. Это был удар ниже пояса.

— Я не бросаю тебя одного. София уже приступает к работе. — Предполагалось, что экономка будет жить в доме, ей была отведена отдельная комната рядом с кухней. — Я бы все равно выехала, если бы и не вышла замуж за Люка. Я писала тебе об этом еще до отъезда из Чикаго, — напомнила она отцу. — Однако вернемся к этой женщине. — Хиллари не давала увести себя в сторону. — Где ты с ней познакомился?

— Она работала на нас.

— А как ее зовут?

Отец снова замкнулся в себе:

— Я уже сказал тебе, что с тобой этого не обсуждал и обсуждать не буду. С меня на сегодня хватит. Сыт по горло.

Он пришел в сильное возбуждение, и Хиллари сдалась.

— Как хочешь, папочка. — И она переменила тему: — Как ты думаешь, София у тебя приживется? На вид она очень приятная и толковая женщина. Да еще и хороша собой.

— Не обратил внимания, — буркнул Чарлз.

— А ты обрати, — сказала Хиллари. — Тут открываются большие перспективы. Выход в новый мир. Жаль, если ты такую возможность упустишь. — И, высказав отцу этот несколько, скажем прямо, игривый совет, она удалилась.


— У нас все готово к приезду Энгуса Робертсона? — спросил Эйб в пятницу у Люка после полуденного перерыва.

— Все на мази. Я встречаю его в аэропорту, — Люк взглянул на часы, — через два часа с минутами. Я предложил выслать за ним машину, которая доставила бы его с женой в отель, но он заявил, что любит, когда его встречают.

— Значит, все, что наш чудила любит, он безоговорочно получает?

— Ты можешь предложить кандидатуру получше? — парировал Люк. Он знал, что обороняется, при его независимости ему было не по вкусу кого-то ублажать. Но ничего не поделаешь! Энгус Робертсон был ему до зарезу нужен, любой ценой требовалось удержать на плаву проект дома престарелых, проект, не дававший высоких доходов, за которыми гоняются в наши дни большинство инвесторов.

Так что, положив гордость в карман, он вывернулся наизнанку и сделал все возможное, чтобы Энгус Робертсон прибыл в Ноксвилл. В деловом отношении это, несомненно, имело смысл, но нельзя сказать, чтобы Люку доставило такое уж удовольствие.

— Робертсон — наш последний шанс. И я сделал все возможное, чтобы ему захотелось прилететь в Ноксвилл.

— Знаю. Даже женился.

— Ну, тут не было жертвы, — сказал Люк. — Хиллари и я предназначены друг для друга. Приезд Робертсона просто ускорил наш брак.

— Кстати, как складываются у вас дела?

— Ничего. Переедем к себе, будет еще лучше. — Когда двуспальная кровать не будет разъята на две односпальные, добавил про себя Люк.

— Понимаю, друг. Нам с Соней — я тогда какое-то время сидел без работы — пришлось жить целый месяц с ее родителями. Для мужчины такое тяжело.

— И не говори. Добавь сюда визит Робертсона… — Люк нервно постучал карандашом по своему малопрестижному металлическому столу. — Знаешь, Эйб, мне ведь плевать, что там другие обо мне думают. Я привык жить по своим, а не по чужим законам.

— Мне это говорить не надо, — отвечал Эйб. — Если бы тебя волновало, что о тебе думают другие, вряд ли ты пригласил бы меня на должность прораба. Не думай, что я не понимаю, чем тебе обязан.

— Я, черт возьми, пригласил на эту должность лучшего работника, и все тут, — заявил Люк.

— Работника, который, являясь чернокожим, надзирает над бригадой, состоящей в основном из белых.

— У тебя что, неприятности? — спросил Люк.

— И близко не было.

— Так. Значит, у нас работают умные ребята.

— Добрую половину которых тебе, возможно, придется уволить, если мы не удержим за собой проект, — напомнил Эйб.

— Знаю, знаю. Но мы непременно его удержим. Все идет чин чинарем, как задумано. — Телефон прервал его. — Алло?

— Люк, мальчик мой, это говорит твой отец.

— Да, пап. Что случилось?

— Ничего особенного. Но я подумал, тебе, наверное, надо знать… эту… твою жену только что увезла полицейская машина. В участок, — радостно сообщил ему Шон. — Я предупреждал тебя: эти Гранты — паршивый народец!

Глава восьмая

— О чем ты говоришь, отец? — ошарашено переспросил Люк.

— О твоей расчудесной жене, — давясь смехом, прошелестел Шон.

— Перестань хохотать, — раздраженно бросил Люк. — Я с трудом тебя понимаю!

— Жаль, ты свою красотку не видел! После истории с Надин и всего прочего такая картина твоему отцу — ну честное слово — маслом по сердцу. Приятно было видеть, как это никудышное Грантово отродье увозят в полицейской машине.

— Что произошло? Несчастный случай? Она ранена? — Люк засыпал отца вопросами.

— Она в полном порядке, — сообщил Шон. — Разве только выглядела мрачнее тучи, когда ее забирали.

— Забрали? За что?

— А я почем знаю? Я сидел у себя в офисе, глянул в окно и вижу — на улице напротив какая-то суматоха. А потом полицейский, ядреный такой парень, хап ее в машину! Говорил я тебе, ничего, кроме неприятностей, от нее не жди…

Не сказав даже «до свидания», Люк бросил трубку.

— Эй, постой! Куда ты? — крикнул Эйб вдогонку Люку, который уже закрывал за собой дверь бытовки.

— В полицию. Неприятность с женой.

И не успел Эйб сказать еще хоть слово, его шеф был уже за рулем и выезжал со стройки на своем пикапе.

Люку понадобилось двадцать минут, чтобы выяснить, в какой именно участок доставили Хиллари. За эти двадцать минут он, честное слово, чуть не поседел — таково, во всяком случае, было его ощущение. Воображая самые различные передряги, в какие могла попасть Хиллари, он гнал машину вовсю, дважды проскочил на красный свет и в расстройстве чуть не выбросил радиотелефон в окно. Он ни от кого не мог добиться ясного ответа. Все, что удалось узнать, — адрес участка, ближайшего к офису отца. Люк молил Бога, чтобы Хиллари оказалась там, целой и невредимой.

К тому моменту, когда Люк вбегал в кирпичное здание, где размещался полицейский участок, он уже так накрутил себя, что ожидал найти Хиллари не иначе как запертой в темной и сырой камере где-нибудь в подвале. Вместо этого он увидел ее… в обществе молодого красивого полицейского, с которым она оживленно болтала. Вот так!

Вслед за чувством облегчения — с Хиллари все в порядке! — Люка охватила волна гнева: она не только в порядке, но смеется, улыбается!

Никакой радости Люку это не доставило. Он из-за нее до смерти перепугался. Мчался сломя голову, чтобы ее выручить! А она флиртует с каким-то блондинистым атлетом в полицейской форме!

— Что ты здесь делаешь? — зло спросил Люк, обращая вопрос то ли к жене, то ли к полицейскому, ловившему каждое ее слово.

— Люк! — Хиллари изумленно обернулась к нему. — Нет, что ты здесь делаешь?

Это ее изумление только подлило масла в огонь. Расположилась тут как дома, спокойная, подтянутая, в своем, черт бы его побрал, деловом костюме! И если утром Люк с удовольствием любовался ее подчеркнутыми юбкой стройными ногами, то сейчас ему не доставляло никакого удовольствия, что какой-то там Дик или Гарри из полицейского участка пялит на нее глаза. Она его женщина, черт возьми!

И испепеляющий взгляд, которым он смерил молодого полицейского, четко данный факт засвидетельствовал.

— Я приехал взять на поруки жену.

Заметив, каким неодобрительным взглядом Люк одарил ее и явно враждебным полисмена, с которым она беседовала, Хиллари нахмурилась.

— Но я не под арестом. Откуда ты взял?

— По моим сведениям, тебя задержали и в полицейской машине доставили в участок.

— Вот оно что! — Она небрежно махнула рукой, словно о такой мелочи и говорить-то не стоит. — Туг просто недоразумение. Но как ты об этом узнал?

— У меня большие связи.

— Я рада за тебя. Только зря ты беспокоился.

Зря беспокоился? Зря беспокоился, узнав, что его жену забрали в участок… перед тем, как ему надо ехать на жизненно важную, может быть, решающую для всего его будущего деловую встречу! От гнева Люк на какую-то минуту лишился дара речи.

— Она свободна? — гаркнул он на полицейского, который в ответ поспешно кивнул.

— С чего ты петушишься? — спросила Хиллари Люка, когда тот, взяв ее за локоть, буквально вытолкнул из участка. Таким разъяренным она не видела его со времени их последнего конфликта и разрыва четыре года назад.

Тогда, как и сейчас, он проявлял гнев молча, держа себя в узде. Он ничего не говорил, вынуждая тем самым говорить ее.