Она стала упираться — насколько это было возможно, учитывая ее двухдюймовые каблуки.

— Объяснись со мной, Люк! Сейчас же!

— Объясняться? С тобой? — Он уставился на нее скептическим взглядом.

— Да, сейчас. Объяснись со мной. Нечего тащить меня, словно какую-то идиотку.

— Только идиотка способна поступать так, как ты.

— Я не идиотка, — процедила Хиллари сквозь зубы.

Но не успела она спросить, что же, собственно, она такого сделала, Люк прорычал:

— У меня нет времени выяснять с тобой здесь, что и как. Через полчаса нам надо быть в аэропорту, чтобы встретить там Робертсонов.

Вот о чем Хиллари напрочь забыла. Она в ужасе оглядела себя. Переодеться ей уже не успеть! Она планировала уделить этому какое-то время, но пришлось задержаться в полиции как раз на те два часа, которые у нее были припасены.

Люк проницательно уставился на нее:

— Ты забыла. Невероятно! Как ты могла? Я же утром специально тебе напомнил.

— У меня сегодня было много дел, — ледяным тоном сказала она.

— И главное дело — нарваться на арест!

Выдернув руку, которую он держал железной хваткой, Хиллари пошла к машине и, не дожидаясь его, сама открыла дверцу.

Секунду спустя Люк уже сидел на водительском месте.

— Я не была под арестом, — надменно бросила она, отвечая на его последнюю реплику.

— А что, привод в участок иначе называется? Тебя доставили туда в полицейской машине.

— Это называется ложью и клеветой, — ответила она. — Мог бы сначала разобраться, что к чему.

— А чего тут разбираться? Ты ввязалась в уличный скандал, и тебе еще повезло, что легко отделалась.

— Сколько сочувствия с твоей стороны, — саркастически усмехнулась она.

— Ты могла серьезно пострадать, тебя могли ранить. Я не о чувствах твоих говорю, а о мышцах и тканях, о синяках и сломанных костях. Просто не верится, что ты вот так легкомысленно, подвергаешь себя опасности.

— Да не подвергала я себя опасности! Просто выполняла свою работу.

— Слишком опасная у тебя работа. Я не знал, что должность юрисконсульта в каком-то объединении потребителей обязывает связываться с полицией.

— Это не «какое-то объединение потребителей», — сердито передразнила его Хиллари. — Это Общество защиты потребителей. И не вздумай требовать, чтобы я бросила работу. Никаких команд! Ты слышишь меня?

— Половина Ноксвилла тебя слышит, включая и фонарные столбы, — отозвался он. — Очень, нужно орать во весь голос?

— Да, очень. При твоем упрямстве, твоей крепколобости — хоть кол у тебя на голове теши — только криком тебя и проймешь.

— Чего ты злишься? У тебя на это нет причин, — заявил Люк.

— А у тебя, стало быть, есть?

— Есть, черт возьми. У меня в голове не укладывается, как можно было так не рассчитать время? Как ты могла ввязаться в эту историю, когда знала, что мне нужно забрать из аэропорта Энгуса Робертсона и его жену? Я же объяснил тебе, как это важно для меня в деловом отношении.

— Обо мне ты не думаешь. Разъярился, потому что тебе — ax-ax! — причинили неудобство. Твои «деловые отношения» волнуют тебя не в пример больше, чем я.

— Я же примчался, чтобы тебя выручить! И не оставил обтирать скамьи в полицейском участке.

— И от меня, полагаю, требуется рассыпаться в благодарностях?

— Никоим образом. Боже упаси. Какая благодарность, когда ты так замечательно провела время, флиртуя с этим красавчиком.

— Я ни с кем не флиртовала! Какая чушь, просто уши вянут. У меня был ужасный день. Мало удовольствия раскатывать в полицейской машине. Только каталась я не потому, что проштрафилась.

— А почему? Ведь ты мне так и не объяснила.

— А ты меня спрашивал? — огрызнулась она.

— Вот сейчас спрашиваю.

— Я ездила предостеречь пикетчиков. Меня послал к ним шеф. Потребители из нескольких объединений пикетировали магазин, который торгует так называемыми предметами личного пользования.

— Наркотиками, короче говоря, — скривил лицо Люк. — Твой шеф, значит, послал тебя участвовать в протесте против торговли наркотиками.

— Не совсем так.

— А как?

— Я и пытаюсь тебе объяснить. Это большой универсальный магазин, в котором в числе прочего продают разные патентованные средства, и все якобы законно, а если кто использует эти средства как наркотики, администрация считает, что магазин за это ответственности не несет. Один из организаторов сегодняшнего пикета не стал дожидаться официального разрешения. Мы об этом узнали, и я отправилась предупредить членов нашего общества, вошедших в пикет, чтобы они не принимали в нем участия без официального разрешения. К сожалению, я опоздала. Хозяин уже успел вызвать полицию. Только я прибыла, как пикетчиков окружили, и всех нас доставили в участок. Ну и чтобы растолковать, что к чему, понадобилось время. Я как раз объясняла дежурному офицеру…

— То есть этому красавчику, который пялил глаза на твои ноги? — уточнил Люк.

Хиллари его реплику проигнорировала.

— Полицейский все понял и десяток пикетчиков отпустил. Правда, наши в беспорядках и не участвовали. Тем не менее организатор и его воинственные последователи своего добились — привлекли внимание средств массовой информации.

— Час от часу не легче. Значит, если я сегодня в одиннадцать включу телик, то увижу в последних новостях твою физиономию?

— Возможно, — ответила Хиллари. Пока она объяснялась с репортером, телевизионщики, как она заметила, снимали вовсю, не жалея пленку.

— Замечательно! — Люк представил себе, как Энгус Робертсон — человек, консервативный до мозга костей! — включает «ящик» и видит на экране Хиллари, которая участвует в буйной сваре. Великолепно, ничего не скажешь!

Прежде всего, конечно. Люка беспокоила безопасность Хиллари. Но ему как-то сподручней было выражать свое беспокойство не напрямую, а возмущаясь, например, ее поведением. Срывая на ней злость, он тем самым заглушал гложущую его тревогу — мысль об опасности, которой она себя подвергает, не давала ему покоя.

— Ну, в чем еще дело? — спросила она, заметив, как его лицо исказилось гримасой.

— В том, что ты подписала контракт со сворой фанатиков.

— Не хочешь же ты сказать, что оправдываешь этих торговцев наркотиками? — возмутилась Хиллари.

— Естественно, нет, — резко ответил он. — Я хочу сказать, что меня не устраивает, когда тебя вмешивают в подобные дела. Незачем рисковать собой.

Хиллари попыталась успокоить его.

— Наша организация, как правило, не участвует в протестах такого рода. — И далее объяснила, что ее шеф как раз предложил ей довести это до сведения ТВ и прессы, что она и сделала в кратком заявлении.

— Как правило? Может, прессу это убедило, а меня не очень.

Уязвленная его саркастическим тоном, Хиллари бросила на Люка уничтожающий взгляд.

— Подведем черту: я на это приключение не набивалась и тебя за мной приезжать не просила.

— Ты — моя жена. Что, по-твоему, я должен был делать? Бросить тебя гнить в тюремной камере?

— Я не была в тюремной камере.

— Вот этого я не знал, когда отец позвонил…

Хиллари мгновенно вскинулась:

— Ах, вот откуда растут ноги! Значит, тебе позвонил твой дорогой папаша?

— Он видел, что произошло. По крайней мере как тебя сажали в полицейскую машину.

— И он, конечно, туг же кинулся звонить тебе? Да уж, как не позвонить! — Хиллари знала, что офис Маккалистера где-то поблизости, но считала маловероятным, что пикет у магазина привлечет его внимание. Судьба в этот день явно была против нее. Ей решительно ни в чем не везло.

— Если тебе нужно найти виноватого в том, что ты опаздываешь на аэродром, к своему бесценному партнеру, вини своего отца, — произнесла Хиллари. — Он, а не я, поднял тарарам.

— Не его, а тебя увезли в…

— Упомяни еще раз полицейскую машину, и я тут же, посередине Алькон-шоссе, выпрыгну из твоего пикапа, — предостерегла она. — Да будет тебе известно, пострадавшая сторона здесь я.

— Да будет тебе известно, мы уже почти на территории аэропорта. Ты не могла бы для разнообразия сделать приятное лицо, когда мы встретим этих Робертсонов?

— Непременно, о мой повелитель! Как вам угодно — чтобы я поклонилась им в пояс или сделала книксен? — спросила она с сарказмом.

— Хиллари… — В его голосе послышались нотки, предупреждающие, что терпение у него иссякает.

Ах так! У нее оно иссякло тоже. Гнев, вызванный высокомерным тоном, который он взял с того момента, как забрал ее из участка, все нарастал и сейчас, пока Люк парковал машину, приближался к точке кипения.

Прежде чем выйти, он переоделся — сменил рубашку, в которой был, на новую, белоснежную, лежавшую все это время в целлофановом пакете на заднем сиденье, поверх натянул коричневую кожаную куртку, а когда они входили в здание ноксвиллского аэропорта, вытащил из кармана галстук и молниеносно водрузил на положенное ему место.

— Надеюсь, мы их еще не упустили, — пробормотал Люк. — Опоздали на десять минут! — Взгляд, которым он одарил Хиллари, ясно говорил, чья это вина.

— Послушай, с меня хватит, — заявила Хиллари. Она успела лишь пригладить волосы и подкрасить губы. А о том, чтобы переодеться, как это сделал Люк, естественно, не было и речи. — Раз и навсегда, я тут ни при чем! Не моя вина…

— Нашла время выяснять отношения, — прервал ее Люк. — Мы еще продолжим этот разговор. Как типично для него, подумала Хиллари.

— Когда ты наконец поймешь, что не можешь приказывать жизни перестроиться под себя?

— Когда ты поймешь, что орать на другого — бессмысленно и бесполезно?

Его обвинение больно ужалило ее. Она даже не повысила голос, не то чтобы орать, а он…

— Хорошо, — мягко отозвалась она. — Ты хочешь, чтобы я вела себя тихо. Прекрасно. Я ни слова больше сегодня не скажу.

— Хиллари! — предостерегающе воскликнул он. Такую зловредную, безрассудную, несносную женщину, право же, поискать надо! Но не успел он высказать ей накипевшее на душе, как пришлось срочно поменять тон — на глаза ему попался Энгус Робертсон. Он узнал его по фотокарточке, ранее присланной шотландским бизнесменом вместе с информационными материалами. — О, мистер Робертсон! Как замечательно, что мы наконец встретились. Надеюсь, перелет из Нью-Йорка был приятным?

За время делового турне по Америке, который длился месяц, Энгус с женой побывали во многих крупных городах Соединенных Штатов.

— Да, более чем. Благодарю вас, — поклонился Энгус.

— Моя жена Хиллари, — представил ее Люк. Хиллари кивнула. И только. Как и обещала, она не проронила ни слова. Люк был готов задушить ее!

Нашла время сводить счеты!

— А это моя жена, Клэр, — сказал Энгус.

— Очень рада познакомиться с вами, — вежливо произнесла Клэр.

Вежливость — вот главное, опорное слово, отметил про себя Люк. Она — вежлива. В отличие от его жены, которая разыгрывала пантомиму в духе Марселя Марсо.

— Мы тоже очень, очень рады. Да, Хиллари? — Он обнял ее за плечи и легким нажимом дал понять, что просит подать голос. Хиллари не вняла. Правда, кивнула, присоединяясь к его высказыванию.

Пусть, подумал Люк, отвлекаясь, чтобы помочь с багажом. Похоже, им предстоит тягостный вечер.

Когда Люк доставил Робертсонов к подъезду отеля, предчувствие его по всем признакам уже начало сбываться. За всю дорогу от аэропорта Хиллари не вымолвила ни единой законченной фразы. Люк старался за двоих, выдавая всевозможные сведения о штате Теннесси и Ноксвилле. Ведь Робертсон как никак был в этих краях впервые.

— Мы ни разу не забирались в своих поездках южнее Вашингтона, — сообщил Энгус.

Люк прокручивал весь набор местных побасенок, какие только подсказывала память, включая объяснения, почему штат прозывают Волонтерским, цветок штата — ирис, а птица — пересмешник. Тут Хиллари метнула на него особенно насмешливый взгляд. Он ответил ей жалящим, который ясно говорил, что никто не мешает ей внести свою лепту, коль скоро, по ее мнению, она способна вести беседу лучше.

— Нам не потребуется много времени, — сказал Энгус, поднимаясь в свой номер. — Через пятнадцать минут мы спустимся.

— Время терпит. Не спешите, — любезно ответил Люк и, подождав, когда Робертсоны благополучно скрылись из виду, повернулся к Хиллари: — Советую тебе, если ты понимаешь, в чем твое благо, к тому времени, когда они вернутся, вновь обрести дар речи. Ты что, язык проглотила?

Хиллари мгновенно его высунула.

— Очень мило! Взрослый человек — ничего не скажешь!

— Ты обращаешься со мной как с ребенком. Пора мне вести себя соответственно.

— А может, пора поцеловать тебя, чтобы привести в разум? — заявил он.

Какая наглость! Он думает, что от его поцелуя она тут же сдастся.

— Попробуй! Уж твой-то язык я точно укорочу, — не осталась в долгу она.

— Пожалуй, стоит рискнуть, — пробормотал он, впиваясь глазами в ее губы.