Отец Кирилл молчал, изучающе глядя на Юрия.

– Ну что же вы молчите? – сердито спросил тот. – Скажете, что именно поэтому отшельники и аскеты ближе к Богу, чем простые смертные, предающиеся разврату? Так вот, на мой взгляд, все это чушь, оправдывающая обыкновенный эгоизм, лень и нежелание этих хваленых праведников брать на себя заботу о других людях, я имею в виду семью, жену и детей. И еще я думаю, что те мужчины, которые добровольно отказываются от близости с женщиной, либо ненормальны, либо… да что там стесняться, либо гомосексуалисты, что, впрочем, для ваших монастырей далеко не редкость. Или будете возражать?

У Марии опустилось сердце. «Это не редкость не только для монастырей…» – подумала она, вспомнив голый зад Мишеля и запрокинутое искаженное страстью лицо ее жениха.

– Возражать на что? – спокойно спросил отец Кирилл. – Что среди братии встречаются случаи гомосексуализма? Нет, на это возражать я не буду. Но это всего лишь означает, что эти люди не смогли справиться с испытаниями, сопутствующими иноческому служению Господу, которое они сначала самонадеянно приняли на себя, а потом оно оказалось им не по силам. Это одна из тех слабостей, которые становятся на пути человека и не дают ему идти дальше, к своей цели.

– Цель человека: прожить долгую и счастливую жизнь! – перебил его Юрий.

– И вы еще кого-то упрекали в эгоизме… – усмехнулся отец Кирилл.

– Тот, кто счастлив, всегда сделает счастливым и того, кто рядом, – попытался возразить Юрий.

– Отнюдь, – покачал головой, не соглашаясь, отец Кирилл. – Довольно часто счастье бывает за счет кого-то. Именно поэтому тот человек, который испытывают свою душу воздержанием, и я не имею в виду только половое воздержание, умением жертвовать собой ради другого, именно он и способен нести счастье людям. А не тот, кто тешит свою плоть и потакает всем своим желаниям. Это путь к разврату, в конце которого не остается ни морали, ни нравственности.

– Это все демагогия! – отмахнулся Юрий, поморщившись.

– Боюсь, что мы не придем с вами к единому мнению, – поднял руки вверх отец Кирилл. – Думаю, не стоит продолжать наш спор. Смотрите, наши дамы заскучали.

– Ну вот! Что же вы уходите от разговора?! – возмутился Юрий. – Кто, как не вы, должен все разъяснить и наставить на путь истинный… э… заблудшую овцу! Так ведь это у вас называется?

Разговор явно приобретал обостренный характер. Мария, которой все это уже совсем не нравилось, решила, что пора завершать вечеринку.

– Я, пожалуй, принесу кофе, – сказала она, резко встав из-за стола, и начала собирать грязные тарелки.

Отец Кирилл тоже поднялся и принялся помогать ей, чем очень удивил Вику, которая до этого с несколько ошеломленным видом слушала их разговор с Юрием. Она тоже встала, предлагая свою помощь, но Мария ее остановила:

– Вика, отдыхай! Мы сами справимся. А ты лучше займи своего друга.

Это «мы» Мария произнесла с особым удовольствием и, сделав вид, что не замечает любопытного взгляда Вики, направилась на кухню в сопровождении следовавшего за ней с горой тарелок отца Кирилла.

Войдя на кухню, она отобрала у отца Кирилла посуду и начала загружать ее в моечную машину.

– Отец Кирилл, простите за то, что вам пришлось все это выслушать, – попросила она, на секунду оторвавшись от своего занятия.

– Ну что вы, Мария, – улыбнулся отец Кирилл. – Вы что же думаете, я в первый раз встречаю такого самовлюбленного…

– …дурака? – подсказала Мария и прыснула в ладошку, увидев, как отец Кирилл поднес палец ко рту.

– Вы слишком строги, я не это имел в виду… – с шутливой укоризной сказал он.

– Эта заблудшая овца, вернее, заблудший баран, испортил нам все настроение! Я жалею, что согласилась их принять. Уф, ну все, – она выпрямилась и посмотрела на отца Кирилла. – Терпеть не могу мыть посуду после ухода гостей, – пояснила она, – а если делаю это во время приема, между делом, то мне кажется, что это вроде понарошку. Короче говоря, пытаюсь сама себя перехитрить.

Отец Кирилл улыбнулся такому детскому объяснению, подошел к ней и отвел прядь волос, упавшую Марии на щеку. Это почти интимное движение смутило их обоих.

Мария быстро отошла к столу. Подключив самовар, она стала вытаскивать из шкафа кофейные чашки. Расставляя их на подносе, она чувствовала спиной взгляд отца Кирилла, и не решалась повернуться.

Когда она все расставила, он сам подошел к ней и, забрав у нее поднос, понес его в гостиную.

Мария, рассеянно глядя на уже шумевший самовар, думала о том, что она, похоже, начинает по-настоящему влюбляться в этого человека.

Вернувшись на кухню, отец Кирилл подошел к пыхтевшему на столе самовару.

– Отнести его в гостиную или сначала помочь разрезать торт? – спросил он у Марии.

Та, очнувшись от своих мыслей, спохватилась:

– Отнесите, пожалуйста, самовар, а торт я сама принесу.

Вика, посмотрев на вернувшихся «какими-то не такими» Марию и отца Кирилла, сделала вывод, что между ними что-то произошло, и тут же заторопилась домой, заставив недовольного Юрия буквально проглотить кофе и кусок торта…

На пороге тот холодно пожал руку отцу Кириллу, и, чмокнув воздух в полуметре от руки Марии, вышел, не дожидаясь, пока Вика застегнет шубу, заботливо поданную ей отцом Кириллом.

Проводив гостей, Мария устало оглядела разоренный стол и принялась собирать чашки. Отец Кирилл стал помогать ей, вынося все это на кухню. В четыре руки они быстро управились.

Освободив стол, Мария отнесла скатерть в ванную, бросив ее в корзину для стирки, а потом начала мыть оставшуюся после десерта посуду.

Отец Кирилл пристроился рядом с полотенцем и вытирал за ней мокрые чашки, сразу же убирая их на полку в шкаф.

Холодильник тихо урчал, за окном почти стих городской шум, и им было настолько хорошо вдвоем, что они не решались прервать эту уютную тишину словами.

Вдруг зазвонил телефон.

Мария, быстро вытерев руки, взяла трубку.

Звонил отец.

– Что у тебя там случилось, что ты так неожиданно сорвалась? – спросил он.

– Привет, папуль! Да ничего не случилось, просто Вика решила познакомить меня с новым приятелем. А встречу хотела провести непременно у меня, в домашней обстановке, – объяснила Мария.

– Ну и как? – рассмеялся отец.

– Да ну! – отмахнулась Мария. – Такой же пижонистый, как все ее парни… И где она их выкапывает, прямо как на подбор! Я ей сказала, что в следующий раз буду знакомиться с претендентами на ее счастье только в ресторане или еще где-нибудь на нейтральной территории, а то слишком много посторонних приходит в мой дом.

– Ты, как я понимаю, там уже одна? – спросил Николай Дмитриевич. – Перемываешь посуду?

Замешкавшись, Мария почему-то солгала отцу:

– Да, одна… Но я останусь здесь на ночь, устала.

Но тот, кажется, все-таки что-то заподозрил, потому что быстро закруглил разговор:

– Ну ладно, Марусенька, спокойной ночи! Я пошел спать. Включи на ночь дополнительное отопление, обещают понижение температуры.

– Хорошо, пап, включу. Целую, спокойной ночи! – попрощалась Мария и положила трубку.

Отец Кирилл, дотирая последние чашки, посмотрел на Марию и сказал, указывая на настенные часы:

– Пожалуй, и мне пора.

– Я никуда вас не отпущу! – объявила Мария.

Ее лицо и голос были настолько решительными, что отец Кирилл не стал ничего возражать, лишь изучающе посмотрел на нее.

– Я никуда вас не отпущу, – повторила она, отбирая у него полотенце, и, отбросив его в сторону, стремительно обняла отца Кирилла, прижимаясь лицом к его груди.

Растерявшись в первый момент, он замер, но потом попытался осторожно отстраниться от нее, но Мария с такой силой воскликнула: «Нет!», что он вновь замер в нерешительности.

– Мария, – тихо окликнул он.

Она отрицательно затрясла головой, еще сильнее прижимаясь к нему лицом.

– Машенька, – дрогнувшим голосом прошептал он, – нам нельзя этого делать…

– Да?! А кто это сказал?! – взметнулось ее сведенною болью лицо. – Почему нельзя? Почему вы должны хоронить себя?! Вы же мужчина! Вы же еще молоды! В чем-то Юрий был прав!

– Я – священник… – попытался напомнить ей отец Кирилл.

– И что? Вы боитесь, что я вас «оскверню»? Боитесь, что «погрязнете со мною в грехе»? Так я не могу осквернить вас, я – чиста! Еще ни один мужчина не прикасался ко мне!

– О Господи! Мария, что ты со мной делаешь?! Я – не толстовский отец Сергий, и увечить себя не стану. Но ты же должна понимать, что искушаешь меня!

– Поцелуйте меня, пожалуйста, – попросила его Мария и потянулась к нему.

Ее тело в ожидании прикосновения отца Кирилла затрепетало, словно туго натянутая тетива.

Отец Кирилл вздохнул, наклонился и, поцеловав Марию в лоб, отодвинулся.

– Нет!.. – простонала она. – Не так! – и уже не дожидаясь его действий, прильнула к нему всем телом и прижала свои губы к его губам.

Почувствовав, как под неопытным, но страстным натиском губ Марии его покидают остатки самообладания, отец Кирилл запротестовал, обрывая поцелуй:

– Мария, нет! Как мужчина я уже умер, не искушай меня больше!

– Нет, неправда, вы живы! А если вы собрались умирать, то пусть ваша смерть мужчины родит во мне женщину! Прошу вас, сделайте это для меня! Я никого не смогла бы попросить об этом, только вас… – билась она об него всем телом, то отстраняясь, то прижимаясь к нему и обвиваясь вокруг него лозой.

Решительно отодвинув от себя Марию, отец Кирилл молча взял ее, как маленькую, за руку и вывел из кухни.

Включив в гостиной свет, он усадил ее на диван, потом сел рядом и сказал:

– Давай поговорим!

Мария прерывисто дышала, обратив на него напряженный взгляд, в котором смешалось отчаяние и мольба.

Отец Кирилл несколько секунд пристально смотрел на нее, потом встал, выключил свет и вернулся к дивану. В незадернутые шторы тут же проник свет уличных фонарей, но лиц в полумраке было не видно, только силуэты. Так разговаривать было легче.

– Мария… Машенька, послушай… – осторожно начал отец Кирилл. – Я еще в прошлый раз заметил, что тебя что-то гнетет… И не меня ты сейчас добиваешься, а словно пытаешься спрятаться от чего-то!

Мария шевельнулась.

– Нет, нет, не перебивай! – остановил ее рукой отец Кирилл. – Я же чувствую, что ты пытаешься что-то или кого-то забыть. Кто тебя так обидел?

Мария судорожно вздохнула, но промолчала и, опустив голову, сгорбилась, словно ее разом покинули все силы. Ей совсем не хотелось сейчас ни о чем таком вспоминать и говорить. Ее сердце рвалось прочь от этих воспоминаний! Забыть… забыть!.. Для этого ей нужно было так много и так мало. Она хотела любить и быть любимой. Она хотела семью и простого человеческого счастья. В этот вечер ей показалось, что она поняла, каким должно быть ее счастье. Но счастье на то оно и счастье, чтобы чаще всего оказываться недостижимым…

Словно почувствовав ее состояние, отец Кирилл обнял ее за плечи и привлек к себе. Мария, прислонившись к нему боком, уткнулась носом ему в плечо и всхлипнула.

– Ну, ну, вот только плакать не надо, – попросил отец Кирилл, успокаивающе поглаживая ее по голове. – Лучше расскажи мне, что у тебя произошло.

Не отрывая лица от его плеча, Мария, все еще всхлипывая, стала рассказывать ему о своей жизни, Геннадии, злополучной полусвадьбе с последующим расторжением брака, о том страхе и неверии, которые с тех пор поселились в ее душе.

Отец Кирилл молча слушал ее, не перебивая, лишь изредка сжимал ее вздрагивающие плечи, когда в ее голосе особенно прорывалось волнение.

– Я даже на какое-то время потеряла смысл жизни. Мне кажется, если у меня все не залаживается, то это потому, что я какая-то ущербная, непутевая.

– Ну уж и непутевая! – не выдержав, перебил ее отец Кирилл. По голосу было слышно, что он улыбается. – Выпало тебе на долю одно испытание, так это же не конец света!

– Да если со мной такое произойдет еще раз – я не выживу! – воскликнула Мария.

– Выживешь, Машенька, и не такое люди переносят… Я не говорю, что это легко, но ты сможешь это преодолеть. Ты сильная, я это вижу, только тебе нужно поверить в свои силы.

– Поверить в свои силы или поверить в Божью помощь?

– Мудрые люди не зря говорят: «На Бога надейся, но сам не плошай», – усмехнулся отец Кирилл. – Бог дал тебе всё: жизнь через твоих родителей, твои дарования, этот мир. Тебе лишь нужно научиться жить в этом мире, с благодарностью пользуясь тем, что дал тебе Господь.

– Ну почему у меня не может быть, как у всех нормальных людей: семья, дети?… – с горечью воскликнула Мария.

– Все еще будет… – улыбнулся отец Кирилл. – Это только со стороны, Машенька, кажется, что у тебя все плохо, а у остальных все прекрасно. У этих «нормальных людей», как ты их называешь, уйма своих бед и горестей, и не позавидуешь. Я, порой, такого наслушаюсь, что просто оторопь берет! В каждой избушке свои погремушки, Машенька. Только духом падать нельзя. Уныние – грех великий, низводящий человека до уровня камня лежачего. А человек, действительно, создан по образу и подобию Божию, как сказал, пусть и ёрничая по этому поводу, наш гость, а это значит, что мы должны перенять от Него стремление к действию, к творчеству. Ведь под лежачий камень вода не течет! Но и клин клином вышибать тоже с умом нужно. Ну не тем человеком оказался твой Геннадий, так это не означает, что ты должна заткнуть эту брешь первым попавшимся человеком. Всё еще придет к тебе. Нужно только жить и смиренно ждать своего «чоловика», как говорят на Украине. И его обязательно пошлет тебе Господь, ведь браки совершаются на небесах. А без любви и уважения создавать семью и рождать детей нельзя! Тебе же не просто галочку о наличии нужно поставить: семья – есть, дети – есть. Это же твоя жизнь…