– Ничего объяснять мне не надо! Я достаточно видела! Но это уже все в прошлом, и я не хочу ничего больше знать! Более того, я даже рада, что все узнала. Так что, наоборот, все хорошо получилось, вовремя. Иначе наша жизнь была бы пыткой, и для меня, и для тебя!

Геннадий, вздохнув, поднялся с колен и сел рядом с ней.

– Мария, Машенька, я бы не позволил себе… Клянусь!

– Прошу тебя, прекрати! – потребовала Мария. – О чем теперь говорить?! Прошлого не вернуть! И ничего между нами уже не будет, да и быть не может! Ты же не сможешь перестать быть геем и отказаться от секса с мужчинами…

У Геннадия дернулось лицо.

– Дело только в этом? – тихо спросил он.

– Наверное, не только, – призналась Мария. – Знаешь, я много думала о том, что произошло, и пришла к выводу, что все объясняется тем, что мы просто не любили друг друга. На месте твоего Мишеля мог быть и кто-нибудь другой, и не важно – мужчина это был бы или женщина, в конце концов, какая разница, – ты все равно предал мое доверие, потому что изменил мне.

– Я не хотел тебе изменять, поверь мне! – умоляюще глядя на нее, сказал Геннадий. – Я просто прощался с тем, что дает мне наслаждение, потому что не мыслил продолжения таких отношений с кем-либо после нашей свадьбы. Я был бы верен тебе.

– Очень сомневаюсь, что ты хранил бы мне верность! – покачала головой Мария. – А если бы и хранил, то из этого тоже ничего хорошего бы не вышло, ведь ты бы был со мной несчастен, не получая того удовлетворения, к которому уже привык. Что бы это была за жизнь! Впрочем, – она невесело усмехнулась, – еще раз повторюсь, я не верю, что ты пошел бы на такую жертву ради меня. Ведь женитьба тебе нужна была только ради карьеры, а я была лишь средством. Думаю, что и сейчас вы с Мишелем вместе…

– Неправда, я к тебе всегда относился с нежностью, – возразил Геннадий и добавил: – И сейчас отношусь… А с Мишелем мы расстались, сразу же после…

– Зачем, в этом ведь уже не было необходимости? – перебила его Мария, пропуская мимо ушей слова о нежном к ней отношении.

Он не ответил. Помолчал, опустив голову, словно собираясь с мыслями, потом, подняв на нее глаза, сказал:

– Мария, я хочу начать все сначала.

– Это невозможно, Гена, – грустно улыбнулась Мария. – Никогда.

– Почему? У тебя кто-то появился? – спросил он, и в его глазах Мария с удивлением увидела ревность и боль.

– Конечно, но даже если бы никого и не было, то я не смогла бы заставить себя снова поверить тебе, – объяснила она. – Я очень тяжело пережила твою измену. И неизвестно, как бы я с этим справилась, если бы не… – и она замолчала.

– Кто он? – тихо спросил Геннадий.

«Тот, кто расценил бы твой грех как содомский…» – пронеслось у нее в голове, но она промолчала.

– Прости меня, – сказал он, опуская голову.

Посмотрев на понурившегося Геннадия, Мария вдруг с удивлением почувствовала, что ей почему-то его жаль. И эта жалость почти вытеснила обиду за ту боль, которую он ей причинил. Наверняка, гомосексуалистам тоже жить непросто. И не только из-за вполне понятного неприятия, которое наблюдается по отношению к ним со стороны гетеросексуальной части населения, но и потому что найти постоянного спутника жизни им тяжелее. Если уж женщине среди миллионов мужчин-«натуралов» трудно найти того, кто бы ее любил и был бы ей верен, то каково мужчине найти среди гораздо меньшего количества мужчин-геев того, кто был бы не только таким, как он сам, но и был бы способен на любовь и верность.

– У тебя есть… кто-нибудь? – спросила она, почти с сочувствием глядя на Геннадия.

Тот поежился от ее прямого вопроса, но ответил честно:

– С кем делить постель – да, есть, но к кому относиться с такой же нежностью, как к тебе, – нет, – и он взглянул ей в глаза.

«Что-то не замечала я твоей нежности раньше…» – подумала Мария и в душе ее опять всколыхнулась старая обида.

Она молча встала, отошла к кофеварке, в которой уже давно приготовился кофе, разлила его по чашкам, распаковала пирожные и, выложив их на тарелочку, вернулась к столу.

Поставив перед Геннадием чашку с кофе, она спросила:

– Можно задать тебе интимный вопрос?

Геннадий настороженно посмотрел на нее, но кивнул утвердительно.

– Когда ты узнал, что ты гей?

– В семнадцать лет, когда понял, что меня заводят парни, – вздохнув, ответил он.

– А ты уверен, что это был именно гомосексуализм, а не просто подростковые сексуальные забавы с друзьями, когда таких же отношений с девчонками многие мальчишки еще боятся, заменяя их на разрядку со сверстниками?

– Чувствуется, что ты начиталась сексологической литературы, – заметил Геннадий с грустной улыбкой. – Нет, это не было просто подростковой гиперсексуальной всеядностью. Тогда я в первый раз серьезно влюбился…

– И это был парень?

– Да. Он был иностранцем, старше меня на пять лет. Учился в университете на третьем курсе. Мы с ним познакомились на моей первой студенческой вечеринке в общежитии.

– И он тебя соблазнил?

– Скорей я его… – нехотя признался Геннадий. – Хотя потом он мне сказал, что занимался сексом с мужчинами с пятнадцати лет. С ним я и почувствовал то, чего никак не мог ощутить с женщинами, хотя ситуаций у меня было более чем достаточно. Отец меня в наших заграничных поездках всегда водил в дорогие публичные дома, а маме говорил, что ездит со мной на экскурсии по городу. Хотя это тоже можно отнести к разряду экскурсий…

Заметив, как вытянулось лицо у Марии при этом заявлении, а она, действительно, в шоке подумала: «Знал бы папа, что за друг у него!», Геннадий поторопился добавить:

– Ты не думай, что он какой-то там развратник, просто он считал, что мужчина должен уметь вести себя с женщиной в постели, а этому лучше всего учиться с профессионалками.

– Ну да, а сам он, значит, проходил курсы усовершенствования квалификации, чтобы не терять мастерства, – усмехнулась Мария и, качая головой, подумала про себя: «Нет, хоть и говорят, что яблочко от яблоньки недалеко падает, а это вон как странно откатилось, и просветительство не помогло, а, может, наоборот поспособствовало формированию подобной сексуальной ориентации».

– Как же ты со мной собирался… – Мария запнулась, не зная, каким словом назвать то, что ее интересовало, но потом решила отбросить смущение, коли уж у них пошел такой откровенный разговор: – Как же ты со мной собирался вести себя в постели, если близость с женщиной тебе ничего не дает?

Геннадий, не ожидавший от нее такой прямоты, чуть не поперхнулся кофе и едва слышно заметил:

– Но ты ведь очень красивая…

– Ну и что толку с того, если тебя заводят красивые, но только парни? – вновь усмехнулась Мария. – Скажи, тебя во мне не устраивало то, что у меня чего-то нет или то, что у меня что-то, наоборот, лишнее?

– Что ты имеешь в виду под лишним? – не понял Геннадий.

– А вот это, например… – пояснила Мария и, сама поразившись эпатажности своих действий, натянула руками платье на груди.

Не скрытые под отсутствовавшим бюстгальтером соски, сразу же проступили через ткань. Геннадий ошеломленно скользнул по ним взглядом и отвел глаза.

– Вот видишь! – воскликнула Мария. – Говоришь: «Давай начнем сначала», а сам даже не можешь смотреть на меня, потому что я женщина. Если бы мы поженились, то ты бы уже год, как должен был со мной делить супружескую постель со всеми вытекающими отсюда последствиями. А ты ведь даже ко мне никогда не прикасался, только чмокал по-дружески в щеку… Скажи, тебе было неприятно или просто не приходило в голову, что мне было нужно нечто гораздо большее?

Геннадий молчал.

У Марии его молчание вызвало раздражение: коли шел к ней незваным для разговора, то должен был понимать, что отвечать на ее вопросы ему придется. Чего уж теперь молчать-то! И вообще, непонятно, как он собирался восстанавливать с ней отношения, не дав объяснений тому, что произошло, и не обсудив, как он видит их совместное будущее…

– Как может быть мужчине неприятно прикасаться к женскому телу? Как?! – допытывалась она, уже понимая, что не получит от Геннадия никакого ответа.

Она старалась еще держать себя в руках, но ее уже понесло: ей почему-то вдруг захотелось сделать что-нибудь такое, что бы вывело Геннадия из себя.

Поднявшись, она подошла вплотную к нему, наклонилась и, взяв его за руку, предложила:

– Прикоснись к моей груди, посмотри какая она упругая, как сама просится в ладонь…

Геннадий, покраснев, отдернул руку.

– Как ты можешь?! – чуть ли не выкрикнул он и негодующе добавил:. – Ты очень изменилась! Зря я к тебе пришел.

Отодвинув Марию в сторону, он выскочил из-за стола и стремительно вышел из кухни.

А Мария опустилась на сундук.

Услышав, как щелкнул замок на входной двери, закрываясь за Геннадием, она почувствовала себя совершенно опустошенной. В голове у нее не было никаких мыслей.

Посидев несколько минут, приходя в себя, она, наконец, протянула руку, взяла свою чашку и, залпом выпив остывший кофе, встала. В этот момент раздался звонок в дверь.

«Неужели вернулся? – с тоской подумала Мария. – Не буду открывать, хватит с меня!»

Но звонок не унимался.

Мария против воли поднялась и пошла к двери.

Не спрашивая, кто звонит, она открыла, ожидая увидеть Геннадия, но за дверью оказался Евгений, охранник снизу.

– У вас все в порядке? – спросил он, с тревогой оглядывая ее.

– Все хорошо. А что?

Евгений, виновато улыбнувшись, ответил:

– Да выскочил тут из лифта ваш… – он на секунду замешкался, подбирая подходящее слово, – …знакомый в каком-то странном состоянии. Я подумал, не случилось ли чего с вами… Может, помощь нужна…

Мария, глядя в его глаза, почувствовала, что у нее наворачиваются слезы от этой нежданной заботы.

– Нет, не случилось, – покачала она головой и вдруг заплакала.

Охранник сначала растерялся, но, потом, шагнув к Марии, крепко обнял ее и спросил сочувственно:

– Что же вы тогда плачете?…

Уткнувшись носом в его широкую грудь, обтянутую камуфляжной формой, Мария вместо ответа громко всхлипнула. И вдруг, вдохнув запах Евгения – смесь холста, сигаретного дыма и здорового мужского пота – вздрогнула… Как давно ее никто не обнимал! Впрочем, обнималась она по-серьезному всего-то несколько раз в жизни, да и то на младших курсах на университетских вечеринках, а потом, начав встречаться с Геннадием, вообще забыла, что такое объятия, он-то ее этим не баловал.

Не веря происходящему, Мария замерла и, прижимаясь лицом к груди Евгения, только вдыхала и вдыхала исходящий от него странный возбуждающий запах, чувствуя, как у нее начинает кружиться голова от какого-то неясного томления. Слезы ее, конечно, моментально высохли.

Евгений, видимо, что-то тоже почувствовал и прижал Марию еще крепче к себе, отчего она придвинулась ближе, и почти соприкоснувшись с Евгением бедрами, вновь вздрогнула всем телом.

Словно осмелев от этого движения, руки Евгения скользнули по ее спине, опустились до талии, потом еще ниже… и дерзко сжали ее бедра.

Марию начала колотить дрожь. Почувствовав, как ладони Евгения с силой обхватили ее ягодицы, она сделала инстинктивное движение бедрами вперед и услышала, как у Евгения перехватило дыхание. Через мгновение она ощутила, как его налитая плоть прижалась к ее животу, и, не сдержавшись, застонала от резко нахлынувшего возбуждения. Ее стон вызвал соответствующую реакцию у Евгения. Тоже застонав, он прижал Марию спиной к стене и, прерывисто дыша, начал вжиматься бедрами в ее тело с такой силой, словно хотел выдавить на ней собственный силуэт. Мария даже с опаской подумала, что он повредит себе свою мужественность, и слегка развела ноги, чтобы дать его напряженной плоти больше пространства. Но Евгений, восприняв это движение как приглашение к дальнейшим действиям, рывком поднял ее под ягодицы вверх, усаживая на свои бедра, и скользнул рукой под платье. Обнаружив, что под ним нет белья, он буквально содрогнулся, и, сминая пальцами нежные ягодицы Марии, устремился к заветной цели.

И тут Мария, несмотря на охватившее ее возбуждение, испугалась и попыталась остановить Евгения. Взглянув на него, она обомлела: выражение его лица было точь-в-точь такое же, как у Геннадия, когда тот в день их свадьбы совокуплялся с Мишелем.

«Господи! Что я делаю?!» – ужаснулась она, вырываясь из кольца рук Евгения и сползая телом по стене вниз.

Евгений приоткрыл затуманенные страстью глаза и непонимающе посмотрел на Марию, но та уже полностью пришла в себя.

Одернув платье, она вывернулась из тесного пространства между стеной и телом Евгения и взмолилась:

– Женечка, я не могу… Прости, пожалуйста, но тебе придется уйти…

У Евгения дернулись губы, но он ничего не сказал. Постояв несколько секунд, глядя на нее и, видимо, усмиряя все еще рвущееся к ней тело, он молча развернулся и вышел в распахнутую дверь, которая, как оказалось, оставалась открытой во все время охватившего их безумия.