Скорее, пожалуй, наоборот, уходом занималась Леони, потому что Беатриса была робкой. И затворническая жизнь в Першвике вовсе не сделала ее решительной. Как одна из первых чад покойного эрла Шеффордского, она знала отца в самые бурные периоды жизни, тогда как младшая, Элизабет, помнила его слабым человеком и любящим отцом.

Леони не была знакома с нынешним эрлом, чьи владения находились на севере, далеко от центральных графств. Когда она достигла совершеннолетия и стала мечтать о замужестве, ей захотелось встретиться со своим дядей. Однако тетя ласково объяснила ей, что у эрла восемь братьев и сестер и десятки племянниц и племянников помимо своих собственных шестерых детей, да еще внуков, поэтому он, конечно же, не станет заботиться о дочери своей неудачно вышедшей замуж и ныне умершей сестры.

Леони, которой в то время исполнилось пятнадцать лет, а жила она вдали от окружающего мира, стало казаться, что она никогда не выйдет замуж. Но вскоре в ее душе утвердилась гордость, не позволявшая просить помощи у родственников, которые ее не знали и ею не интересовались.

Спустя некоторое время она стала думать, что жить без мужа лучше. Для нее не существовало обычной угрозы быть сосланной в женский монастырь, она была владелицей своей собственной независимой крепости, должна была давать отчет только отцу, который никогда не встречался с ней и вряд ли проявит к ней большее внимание.

Такое положение было единственным в своем роде и завидным, признавалась она себе, когда ушли в прошлое ее первые мечты о любви. Большинство невест даже не знали своих будущих мужей до самой свадьбы и вполне могли оказаться собственностью либо старика, либо жестокого, невнимательного мужа. Только крепостные выходили замуж по любви.

И вот так Леони стала считать себя счастливой. Единственное, что ее тяготило, — это одиночество, и именно поэтому она отважилась одна поехать на турнир в Круел.

Ей никогда не приходилось видеть турнир, поэтому ей захотелось поехать туда. Король Генрих запретил все турниры, кроме нескольких, которые проводились в особых случаях и с его разрешения. В прошлом слишком многие турниры завершались кровавыми схватками. Во Франции турниры проводились постоянно и почти повсюду, и многие рыцари разбогатели, переезжая с одного турнира на другой. В Англии дело обстояло иначе.

Сначала турнир в Круеле оказался захватывающим. Черный Волк выехал на поле в полных доспехах в окружении шести рыцарей, рослых, внушительных, в одежде, украшенной черным и серебряным цветами. Семеро их противников тоже были хорошо вооружены. В некоторых из них Леони узнала вассалов сэра Эдмонда Монтиньи. К тому времени Черный Водк стал их новым сюзереном.

Она не задалась вопросом, почему нынешний владелец Кемпстона бросает вызов своим новым вассалам. Тому могло быть много возможных объяснений, которые ее не интересовали. Ее внимание привлек Черный Волк и леди, бросившаяся на поле, чтобы вручить ему знак любви. Подхватив леди на руки, он крепко поцеловал ее. Не была ли она его женой?

Толпа приветствовала этот поцелуй, а затем сразу началась схватка, подобие сражения, в котором все соперники схватились яростно. Схватка шла по строгим правилам, отличавшимся от настоящего сражения, но в то утро правилами пренебрегли. С самого начала стало ясно, что все семь рыцарей-соперников намеревались выбить Черного Волка из седла. Они быстро добились своего, и только стремительное вмешательство его собственных рыцарей спасло его от поражения. Ему даже пришлось окриком удержать их от преследования, когда противники бросились прочь.

Все закончилось слишком быстро, и Леони отправилась домой, преисполненная разочарования, чувствуя удовлетворение только из-за того, что некоторые из новых вассалов Черного Волка, очевидно, не признали его своим сюзереном. Почему? Она не знала, что же он совершил. Но достаточно и того, что его вступление во владение Кемпстоном не прошло легко.


Леони отпустила Уилду и присела у очага рядом с тетушкой, задумчиво глядя в огонь. Она вспоминала пожар в лесу и пыталась предугадать, какие новые заботы ожидают ее.

— Ты обеспокоена из-за нашего нового соседа? Удивленная, Леони искоса посмотрела на Беатрису. Она не хотела обременять ее этими заботами.

— О чем можно беспокоиться? — уклончиво ответила Леони.

— Дитя мое, видит Бог, не нужно скрывать от меня твои заботы. Не думаешь ли ты, что я не замечаю происходящего вокруг?

Леони именно так и считала.

— Тетя Беатриса, это не имеет особого значения.

— Значит, наглые юные рыцари больше не будут приезжать сюда и грубо угрожать нам? Леони пожала плечами.

— Это всего лишь грубые слова. Мужчины любят грозить и брюзжать.

— О да, уж это мне известно. Они обе рассмеялись, потому что Беатриса, разумеется, знала о мужчинах больше, чем Леони.

— Я боялась, что сегодня у нас будут посетители, — призналась Леони, — но никто не явился. Должно быть, они не винят нас в случившемся сегодня.

Беатриса задумчиво нахмурилась, и племянница спросила ее:

— Ты думаешь, на этот раз Черный Волк задумал что-то другое?

— Возможно. Даже странно, что он до сих пор не сжег нашу деревню.

— Он не посмел бы этого сделать! — воскликнула Леони. — У него нет доказательств, что в его бедах повинны мои крепостные. Это наговоры его крепостных.

— Да, но для многих мужчин и этого достаточно. Хватает одних подозрений, — вздохнула Беатриса. Гнев Леони угас.

— Мне это известно. Завтра я пойду в деревню и потребую, чтобы отныне никто и ни под каким видом не покидал Першвик. Осложнений больше не будет. Мы должны этого добиться.

Глава 3


Войдя в дом, Рольф д'Амбер с силой швырнул свой шлем через весь зал. Новый оруженосец, которого ему недавно пожаловал король Генрих, бросился ловить его. Теперь, чтобы Рольф мог снова надеть шлем, его придется отдать в оружейную мастерскую; но Рольф не думал об этом. Сейчас ему хотелось только крушить все вокруг.

У очага в противоположном конце зала Торп де ла Мap затаил усмешку при виде вспышки гнева своего молодого хозяина. Так же Рольф вел себя и тогда, когда был мальчиком, но теперь он стал мужчиной. Торп нередко бывал свидетелем этих вспышек за многие годы, пока служил отцу Рольфа. Отец умер девять лет назад, и старший брат Рольфа унаследовал титул отца и львиную долю их земель в Гаскони. Рольфу досталась небольшая доля наследства, но скаредный брат пожелал получить даже ее и выгнал Рольфа из дома.

Торп не захотел оставаться в услужении у старшего брата и, покинув надежное место, последовал за юным рыцарем. Прошедшее с тех пор время было очень благополучным, это были годы схваток, в которых они участвовали в качестве наемников, они обогащались за счет призов, завоеванных на турнирах. Ныне Рольфу было двадцать девять лет, а Торпу сорок семь, но все же Торп ни разу не пожалел, что подчинялся более молодому человеку. То же самое думали и остальные. Так Рольф стал главным над девятью рыцарями и почти двумястами наемниками, которые предпочли остаться с ним, когда он обосновался жить на Одном месте.

Но обосновался ли Рольф на самом деле? Торпу было известно, что Рольф думал о щедрости Генриха. Теперь поместье создавало для него больше трудностей, чем за многие предыдущие годы. Гораздо больше, и потому Рольф готов был бы все бросить и уехать во Францию. Поместье было только почетным символом, оно не приносило никаких осязаемых выгод и каждый день истощало его кошелек.

— Ты слышал, Торп? — Слуги ни о чем другом не говорят с того времени, как дровосек пришел на ночь в крепость, — отозвался Торп, когда Рольф тяжело опустился на стул рядом с ним.

— Будь я проклят!

Рольф ударил кулаком по стоявшему рядом маленькому столу, и столешница треснула посередине. Торп сдержался, на его лице не отразилось никаких чувств.

— С меня хватит! — рявкнул Рольф. — Колодец засорен, скот разбежался по лесу, животные крепостных, которых было немного, украдены, и теперь в третий раз поджог. Сколько времени нужно, чтобы восстановить его хижину?

— Два дня, если несколько человек будут работать споро.

— И тогда некому будет работать на полях. Как я могу вести войну, если на границы моих владений постоянно нападают? Если я уеду из Круела, то по возвращении ничего здесь не найду — крепостные разбегутся, поля будут вытоптаны, ведь так?

Торп предпочел промолчать.

— Хочешь, мы опять пошлем наших людей в Першвик? — осторожно спросил Торп. — Ты накажешь крепостных?

Рольф покачал головой.

— Крепостной не стал бы творить такое по своей воле. Нет, крепостные выполняют приказы, а мне нужен тот, кто отдает их.

— Тогда тебе придется искать не в Першвике: я встретил сэра Гиберта Фицалана и клянусь: узнав, почему я приехал, он так удивился, что было видно — он говорил искренне. Он не из тех, кто совершил бы такую подлость.

— И все же кто-то подталкивает крепостных на то, чтобы творить бесчинства.

— Согласен. Но ты не можешь захватить крепость. Першвик принадлежит Монтвину, а у сэра Уильяма Монтвинского достаточно крепостей, и, если только ты попытаешься, он может созвать столько воинов, что тебе будет не по силам одолеть их.

— Я не проиграю сражение, — угрюмо отозвался Рольф.

— Но здесь ты утратишь свое преимущество. Посмотри, сколько времени потребовалось, чтобы захватить лишь две крепости из девяти, принадлежащих Кемпстону.

— Три.

Торп приподнял бровь.

— Три? Почему?

— Пожалуй, я могу благодарить Першвик, потому что, добравшись сегодня до крепости Кенил, я был так взбешен из-за случившегося здесь, что приказал разрушить ее стены. Осада там завершилась.

— И теперь от Кенила никакой пользы, пока вновь не возведут стены? — Торп выжидающе замолчал.

— Мне… словом, да.

Торп больше ничего не спрашивал. Он знал, что Рольф намеревался использовать катапульты при захвате семи крепостей только в самом крайнем случае. Это было частью смелого плана, замысленного после того, как на турнире не удалось подчинить мятежных вассалов. Турнир проводился ради вассалов, чтобы дать им возможность встретиться с их новым хозяином и проверить его мастерство. Однако, вместо того чтобы просто проверить его умение в деле, они пытались убить его. И теперь Рольф оказался в незавидном положении — из всех принадлежащих ему крепостей семь не откроют ему ворота.

Война против своего собственного достояния никогда не приносит выгоды, и уж совсем бессмысленно было бы уничтожать его. Поэтому Рольф нанял пятьсот воинов из войска короля Генриха. Крепости Харвик и Эксфорд согласились сдаться, чтобы не подвергнуться разрушению, когда у их ворот появилась основная часть войска Рольфа. Затем оно двинулось к Кенилу, и теперь, спустя полтора месяца, Кенил был взят.

Рольф сидел в задумчивости, а Торп тем временем попытался понять, почему леди Амелия все еще не спустилась в зал. Возможно, она слышала рассерженный голос Рольфа и решила не появляться. Любовница Рольфа еще слишком мало знала его и не понимала, что он ни в коем случае не обрушит на нее свой гнев.

Торп неуверенно спросил:

— Ты видишь; что сейчас не время завоевывать восток? Сначала нужно навести порядок в собственном доме, прежде чем обращать свой взор на чужой.

— Мне это ясно, — с вызовом ответил Рольф. — Но объясни, что мне делать. Я предложил купить Першвик, но сэр Уильям написал мне в письме, что не может продать его, потому что Першвик относится к землям, предназначенным в приданое его дочери, которые ей оставила мать. Будь прокляты эти тонкости. Дочь подчиняется ему, разве это не так? Он мог бы вынудить ее продать Першвик, а сам дал бы ей другую землю.

— Возможно, именно так составлено завещание матери, и он ничего сделать не может. Рольф рассердился.

— Повторяю, Торп, больше я терпеть оскорбления не стану.

— Ты в любое время можешь жениться на дочери. Тогда крепость досталась бы тебе бесплатно.

Глаза Рольфа, почерневшие, когда он вошел в зал, теперь начали вновь обретать свой обычный темно-карий цвет. Торп едва не поперхнулся:

— Я просто шутил!

— Я знаю, — задумчиво ответил Рольф, чересчур задумчиво, по мнению Торпа.

— Рольф, ради Бога, не принимай мои слова близко к сердцу. Никто не женится ради того, чтобы только заполучить несколько крепостных. Если нужно, отправляйся туда и задай кое-кому жару. Напугай их.

— Я не привык так поступать. Вместе с виновными могут пострадать и невинные. Если бы я смог поймать нескольких виновников, то примерно наказал бы их, но каждый раз, когда я приезжаю, их там давно уже нет.

— Есть множество причин для того, чтобы жениться, но сделать это, чтобы прибрать рабов к рукам, — недостойная причина.

— Нет, но, для того чтобы добиться мира там, где он нужен, это причина достойная, — бросил Рольф в ответ.

— Рольф!

— Известно ли тебе что-либо об этой дочери сэра Уильяма?