Майкл с Франческой нашли скамейку недалеко от Серпентайна и сидели, бездумно глядя на уток, скользивших по поверхности воды.

– А ведь могли бы эти утки подыскать себе место и потеплее, - заметил Майкл. - Где-нибудь во Франции, например.

– И отказаться от всей той еды, которую бросают им дети? - ухмыльнулась Франческа. - Не такие утки глупые.

Он только плечами передернул. Никогда он не считал себя знатоком поведения пернатых.

– А как тебе показался климат Индии? - спросила Франческа. - Там действительно так жарко, как рассказывают?

– Даже жарче, - ответил он. - А может, и не жарче. Не знаю. Полагаю, имеющиеся описания вполне достойны доверия. Проблема в том, что ни один англичанин не в состоянии по-настоящему понять смысл этих описаний, пока сам не окажется там.

Она посмотрела на него вопросительно.

– Там жарче, чем можно себе представить, - пояснил он.

– Это звучит… впрочем, не знаю я, как это звучит, - призналась она.

– Трудно не столько из-за жары, сколько из-за насекомых.

– Это звучит ужасно, - решила Франческа.

– Тебе там вряд ли понравилось бы. Жить продолжительное время, во всяком случае.

– Вообще-то мне хотелось бы попутешествовать, - негромко сказала она. - Я всегда об этом думала.

Она умолкла и кивнула с рассеянным видом - раз, другой, третий, - так что он уже решил, что она делает это неосознанно, когда сообразил, что взгляд ее прикован к какому-то предмету вдали. Она не могла отвести глаз от чего-то, и он просто терялся в догадках, что бы это могло быть. Вид, открывавшийся перед ними, оживляла одна только озябшая нянька с детской коляской.

– На что ты смотришь? - спросил он наконец.

Она ничего не ответила, только продолжала все так же смотреть вдаль.

– Франческа?

Она повернулась к нему:

– Я хочу ребенка.

Глава 7

…надеялся получить от тебя пару строк, впрочем, почта наша славится своей ненадежностью, когда дело доходит до больших расстояний. Только на прошлой неделе я слышал рассказ о прибытии мешка с почтой, опоздавшей на добрых два года; многие из адресатов давно уже вернулись в Англию. Моя мать пишет, что ты здорова и полностью оправилась от выпавших на твою долю несчастий, - очень был рад это слышать. Моя работа по-прежнему требует всех моих сил и поглощает меня полностью. Поселился я за пределами города - так делают многие европейцы здесь, в Мадрасе. Тем не менее я с удовольствием посещаю город; внешне он чем-то напоминает греческий город, вернее, то, как я его себе представляю, - ведь в Греции я никогда не бывал. Небо здесь синее-синее, такое синее, что глазам больно, - никогда прежде я не видал такого яркого синего цвета.

От графа Килмартина графине Килмартин месяц спустя после его прибытия в Индию.

- Прости, что ты сказала?

Она потрясла его своим заявлением. Он почти заикался. Франческа вовсе не рассчитывала на подобную реакцию, но теперь, видя, что он потерял дар речи, она почувствовала, что произведенное впечатление ей, пожалуй, приятно.

– Я хочу ребенка, - повторила она и, пожав плечами, добавила: - Что в этом такого удивительного?

Он пошевелил губами, и наконец ему удалось выговорить:

– Ничего удивительного… но…

– Мне двадцать шесть лет.

– Мне известно, сколько тебе лет, - заметил он довольно резко.

– Будет двадцать семь в конце апреля. По-моему, нет ничего странного в том, что в таком возрасте женщине хочется иметь ребенка.

Взгляд у него все еще был несколько остекленевший.

– Конечно, ничего странного, но…

– И я вовсе не обязана объяснять свои мотивы тебе!

– Я тебя об этом не просил, - сказал он, глядя на нее так, словно у нее вдруг стало две головы.

– Извини, - негромко сказала она. - Я слишком бурно реагирую.

Он промолчал, чем только разозлил ее. Мог бы и возразить! Пускай бы это была ложь, но любезная и доброжелательная ложь.

Наконец, когда молчание стало совсем уж невыносимым, она прошептала:

– Очень многие женщины хотят детей.

– Верно, - сказал он и закашлялся. - Разумеется. Но… ты не подумала, что прежде тебе придется обзавестись мужем?

– Конечно, подумала. - Она пронзила его сердитым взглядом. - А зачем, по-твоему, я приехала в Лондон на месяц раньше?

Он непонимающе смотрел на нее.

– Я подыскиваю себе нового мужа, - объяснила она тоном, каким обращаются к слабоумным.

– Какая-то торгашеская формулировка, - пробормотал он. Она поджала губы.

– Уж какая есть. И лучше бы тебе привыкнуть к таким формулировкам. Очень скоро дамы будут говорить теми же словами о тебе самом.

Он не обратил ни малейшего внимания на ее последние слова.

– У тебя уже есть на примете какой-то конкретный джентльмен?

Она покачала головой:

– Пока нет. Но полагаю, кто-нибудь довольно быстро появится, как только я начну искать. - Ей хотелось, чтобы это прозвучало весело и бойко, но, увы, голос ее сам собой стал и тише, и печальнее. - Наверняка у братцев моих найдется много друзей, - пролепетала она.

Он бросил на нее один быстрый взгляд, затем как-то весь сник, откинулся на спинку скамейки и стал смотреть на воду.

– Я тебя шокирую, - сказала она.

– Ну… вообще-то да.

– При обычных обстоятельствах это доставило бы мне немалое удовольствие, - сказала она, и губы ее чуть скривились в ироничной усмешке.

Он ничего не ответил.

– Я не могу оплакивать Джона вечно, - снова заговорила она. - То есть могу и буду, но… - Она смолкла, чувствуя, что вот-вот заплачет, и ненавидя себя за эту слабость. - И самое ужасное заключается в том, что я, возможно, не смогу иметь детей. Ведь от Джона я забеременела только через два года, да и то, как помнишь, все испортила.

– Франческа, - сказал он с силой, - ты не должна винить себя за то, что у тебя был выкидыш.

С губ ее сорвался горький смешок.

– Представляешь ситуацию? Я выхожу замуж только ради того, чтобы иметь детей, а потом оказывается, что иметь детей я не могу.

– Такое происходит сплошь да рядом, - тихо сказал он.

Это было правдой, но правда эта нисколько ее не утешила. Ведь она-то как раз могла замуж не выходить! Ее не вынуждали к замужеству материальные обстоятельства, и, будучи вдовой, она останется обеспеченной - и независимой женщиной до конца жизни. И если она выйдет замуж, од нет, когда она будет выходить замуж - пора привыкать к этой мысли, - она будет выходить не ради любви. Никогда не будет больше для нее такой супружеской жизни, какая была с Джоном, просто потому, что не бывает так, чтобы женщина нашла свою любовь второй раз.

Она будет выходить замуж ради того, чтобы родить ребенка, не имея никаких гарантий, что сможет родить.

– Франческа?

Она не подняла на него глаз, только сидела и моргала, стараясь не обращать внимания на обжигающую горечь подступавших слез.

Майкл протянул ей носовой платок, но она сделала вид, что не заметила его жеста. Если она возьмет этот платок, то обязательно расплачется. Тогда уж ее ничто не остановит.

– Я должна жить дальше, - сказала она с вызовом. - Должна. Джона больше нет, и я…

И тут произошла очень странная вещь. Разве что «странная» не совсем подходящее слово для ее описания. Скорее поразительная, шокирующая, ставящая все с ног на голову, а может, и вовсе не существует слова, которым можно было бы выразить изумление столь сильное, что сердце останавливается и не можешь ни двинуться, ни вздохнуть.

Она просто обернулась к нему. Уж что-что, а оборачиваться к Майклу ей случалось сотни… нет, тысячи раз. Пускай он провел последние четыре года в Индии, все равно она прекрасно знала его лицо и его улыбку. По правде говоря, она вообще его прекрасно знала…

Вот только на сей раз все было по-другому. Она обернулась к нему, но никак при этом не ожидала, что одновременно он обернется к ней, да еще окажется так близко, что ей видны станут угольно-черные крапинки на радужной оболочке светлых глаз.

И самое главное, она никак не ожидала, что ее взгляд соскользнет к его губам. Это были пухлые, сочные, красивого очерка губы; она прекрасно знала, как выглядит этот рот, знала его не хуже, чем свой собственный, вот только она, оказывается, никогда не смотрела на эти губы, никогда не замечала, что они не совсем одного и того же цвета, а изгиб нижней губы такой чувственный, и…

Она встала. Так поспешно, что едва не потеряла равновесие.

– Мне надо идти, - сказала она и поразилась тому, что голос, произнесший эти слова, оказался ее собственным, а не чудовищным голосом какого-то демона. - У меня назначена встреча. Я совсем забыла.

– Ну разумеется, - сказал он, тоже поднимаясь со скамейки.

– С портнихой, - добавила она, как если бы такая деталь могла сделать ее жалкую ложь убедительнее. - А то у меня все платья полутраурных тонов.

Он кивнул:

– Они тебе совсем не к лицу.

– Как мило с твоей стороны сообщить мне об этом, - язвительно заметила она.

– Тебе следует носить синее, - сказал он.

Она нервно кивнула. Она все еще не очень твердо стояла на ногах и вообще чувствовала себя не в своей тарелке.

– Тебе нехорошо? - спросил он.

– Мне прекрасно, - огрызнулась она. И, понимая, что резкость тона выдает ее, добавила гораздо спокойнее: - Со мной все хорошо, уверяю тебя. Я просто очень не люблю опаздывать. - Это, кстати, было правдой, так что можно было надеяться, что он припишет ее резкость обычной нервозности.

– Ну тогда ладно, - примирительно сказал он, и всю обратную дорогу к дому номер пять по Брутон-стрит они болтали самым дружелюбным образом.

Придется очень тщательно следить за выражением своего лица, подумала она даже с несколько лихорадочным волнением. Нельзя было допустить, чтобы он догадался о том, что именно мелькнуло у нее в мыслях, когда они сидели на лавочке у озера Серпентайн.

Она, разумеется, всегда знала, что Майкл очень привлекательный, даже поразительно красивый мужчина. Но это всегда было для нее, так сказать, абстрактным знанием. Майкл был привлекательным, ее брат Бенедикт был высоким, а у ее матери были красивые глаза.

Но вот внезапно… Но вот теперь…

Она посмотрела на него и увидела нечто для себя совершенно новое.

Она увидела мужчину.

И это напугало ее до полусмерти.

Франческа в своих поступках обычно придерживалась старой пословицы, рекомендовавшей ковать железо, пока горячо, поэтому неудивительно, что, едва вернувшись в дом номер пять после прогулки, она немедленно пошла к своей матери, дабы уведомить родительницу, что ей совершенно необходимо посетить модистку, причем как можно скорее. В конце концов, чем раньше ее ложь станет правдой, тем лучше.

Мать ее только рада была способствовать тому, чтобы Франческа сбросила наконец полутраурные серые и лавандовые тона, так что не прошло и часа, как мать и дочь, уютно устроившиеся в просторной карете Виолетты, направились на Бонд-стрит, дабы посетить лучшие магазины. При обычных обстоятельствах Франческа так и взвилась бы, если б мать вдруг вздумала вмешаться в ее дела, - нет, спасибо, она взрослая женщина и вполне способна сама подобрать себе туалеты! Но сегодня она почему-то чувствовала себя спокойнее в обществе матери.

Не то чтоб ей никогда не было спокойно с матерью прежде. Просто Франческа всегда трепетно относилась к Своей независимости и не любила, когда ее считали одной из «девиц семейства Бриджертон». А визит к модистке, как ни странно, был для нее делом отнюдь не успокоительным. Конечно, признания в этом у нее не вырвали бы даже и под м пыткой, но на самом-то деле Франческа была в настоящем ужасе.

Даже если забыть о ее решении выйти замуж повторно, отказ от вдовьего траура все равно означал грандиозную перемену, а она не слишком-то была уверена, что готова к этому.

Она посмотрела на свой рукав. Ткань платья была не видна, и не из-за сумрака кареты, а потому, что Франческа была укутана поверх платья в плащ, но она знала, что ткань эта лавандово-голубого цвета. И в этом знании было нечто успокоительное, нечто надежное. Она носит этот цвет или же серый вот уже третий год. И носила только черный целый год до того. Это стало чем-то вроде своего рода формы. Нет никакой необходимости беспокоиться о том, что ты есть, когда твоя одежда так громко заявляет об этом.

– Мама? - вырвалось у нее прежде, чем она поняла, что хочет задать вопрос.

Виолетта с улыбкой обернулась к ней:

– Да, милая?

– Почему ты так и не вышла снова замуж?

Губы Виолетты чуть приоткрылись, а глаза, к великому изумлению Франчески, вдруг заблестели очень ярко.

– Ты знаешь, - негромко проговорила Виолетта, - ведь в первый раз меня спрашивает об этом кто-то из моих детей!

– Не может быть! - отозвалась Франческа. - Ты уверена?

Виолетта кивнула: