Джулия Куинн - Когда он был порочным

Майкл прищурил глаза и посмотрел на своего в некотором смысле родственника. Очень пристально.

– Все равно мне кажется, что тебе следовало бы… - Колин оборвал себя на полуслове, намеренно, как подумалось Майклу. - Впрочем, тебе уже известно мое мнение по этому вопросу, - закончил он и отхлебнул из стакана.

И Майкл отбросил всякие заботы о вежливости.

– Ничего ты, Бриджертон, не понимаешь, черт бы тебя взял! - огрызнулся он.

Колин поднял брови, услышав столь откровенную грубость, а затем сказал:

– Занятно. Вот слово в слово то же самое я слышу каждый день. Преимущественно от своих сестер.

Майклу была знакома такая тактика. Колин ловко перевел разговор на другую тему. Майкл и сам не раз проделывал такой маневр, и с большой легкостью. Возможно, имен но поэтому рука его под столом сама собой сжалась в кулак. Ничто не раздражало его так сильно, как собственные уловки, применяемые против него же.

Но - Боже всемогущий! - лицо Колина было так близко!

– Еще виски? - спросил Колин, разрушив мечты Майкла о том, как бы подбить ему глаз.

Майклу напиться до потери сознания было бы сейчас в самый раз, вот только он отнюдь не собирался делать это в обществе Колина Бриджертона, а потому он только коротко сказал:

– Нет, - и отодвинул свое кресло от стола, намереваясь вставать.

– Но ты ведь ясно сознаешь, Килмартин, - сказал Колин тоном настолько мягким, что мороз пробирал по коже, - что не существует никаких причин, могущих помешать вашему браку. Вообще никаких. За исключением, разумеется, тех, - добавил он, как бы по зрелом размышлении, - которые ты изобретаешь для себя сам.

Майкл почувствовал, как в груди его что-то рвется. Его сердце, надо думать; впрочем, он в последнее время так привык к этому ощущению, что удивительно, как еще был способен замечать его.

А Колин, хоть бы у него язык отсекло, и не думал замолкать! Напротив, продолжал с задумчивым видом:

– Если ты не хочешь жениться на ней, что ж, вольному воля. Но…

– Она может ответить отказом, - услышал Майкл свой собственный голос. Голос прозвучал хрипло, грубо, придушенно и показался совершенно незнакомым.

Боже правый! Если б он вспрыгнул на стол и торжественно объявил о своей любви к Франческе, это бы не так явно свидетельствовало о его чувствах!

Голова Колина чуть склонилась вбок в знак того, что он прекрасно понял скрытый смысл слов Майкла.

– Может, - согласился он. - И вполне вероятно, что действительно откажет. Женщины очень часто отвечают отказом, когда делаешь им предложение в первый раз.

– И сколько раз, позволь спросить, ты делал предложение?

Колин неспешно улыбнулся:

– Всего один, откровенно говоря. Как раз сегодня днем и сделал.

Если что- то и могло заставить Майкла забыть о буре чувств, бушевавшей в его собственной груди, так это заявление Колина.

– Прости, как ты сказал? - Майкл не верил своим ушам. И неудивительно. Это же говорил Колин Бриджертон, старший из всех неженатых братьев Бриджертон, который фактически стал профессионалом в высоком искусстве ускользания от брачных уз.

– Правда, правда, - кротко подтвердил Колин. - Решил, что пора. Правда, должен добавить - так как наш разговор требует честности, - что она не заставила меня просить дважды. Впрочем, может, тебя успокоит, если я скажу, что все же не одна минута ушла на то, чтобы вытянуть из нее «да».

Майкл только в изумлении смотрел на него.

– Видишь ли, услышав мой вопрос, она первым делом грохнулась на тротуар - от неожиданности, - пояснил Колин.

Майкл подавил желание оглянуться кругом, дабы убедиться, что не забрел по недомыслию на сцену театра, где дают какой-то глупый фарс.

– Э-э… и как юная леди, не пострадала? - спросил он.

– Вполне здорова, - отозвался Колин, поднимая свой стакан.

Майкл откашлялся и спросил:

– И кто же эта счастливица?

– Пенелопа Федерингтон.

«Это которая не умеет разговаривать?» - едва не брякнул Майкл, но вовремя осекся. До чего же странная будет парочка, свет такой не видывал!

– Вот сейчас ты и в самом деле удивился, - заметил Колин, но, слава Богу, вполне добродушно.

– Я никак не думал, что ты собираешься остепениться, - торопливо пояснил Майкл.

– Я и сам не думал, - отозвался Колин. - Занятно, как это все само собой получается.

Майкл открыл рот, собираясь поздравить удачливого жениха, и вдруг услышал, что вместо этого язык его сам собой говорит:

– А Франческе уже сообщили?

– Я же обручился только сегодня, - напомнил ему Колин с несколько ошеломленным видом.

– Ей это было бы интересно.

– Разумеется. В детстве я дразнил ее немало, так что не сомневаюсь, что она захочет изобрести какую-нибудь связанную со свадебными торжествами проказу, дабы отплатить мне той же монетой.

– Нужно, чтобы кто-нибудь сообщил ей, - с нажимом произнес Майкл, пропустивший мимо ушей детские воспоминания Колина.

Колин откинулся в кресле и вздохнул:

– Полагаю, мама черкнет ей пару строк.

– Полагаю, твоя мать будет достаточно занята. Ей будет не до записочек.

– Право, даже и не знаю. Майкл нахмурился:

– Кому-нибудь следовало бы сообщить Франческе.

– Да, - согласился Колин с улыбкой, - кому-нибудь бы следовало. Я бы сам слетал к ней - сто лет уже не был в Шотландии. Но разумеется, у меня теперь будут кое-какие дела здесь, в Лондоне, ввиду предстоящей женитьбы. Которая, кстати, и является основной темой данного обсуждения, не так ли?

Майкл только глянул на него раздраженно. Ему было страшно неприятно, что этот Колин Бриджертон уверен, что может без помех манипулировать его, Майкла, чувствами, однако непонятно было, как сбить с него спесь, не признавшись притом, что он, Майкл, только и мечтает о том, чтобы отправиться в Шотландию к Франческе.

– И когда свадьба? - спросил он.

– Сам еще толком не знаю, - сказал Колин. - Надеюсь, скоро.

Майкл кивнул:

– Значит, Франческу следует уведомить немедленно. Колин лениво улыбнулся:

– Да, конечно, как же иначе? Майкл нахмурился.

– Это вовсе не обязывает тебя к тому, чтобы жениться на ней прямо там, в Шотландии, - добавил Колин. - Просто сообщи ей о моих грядущих брачных торжествах, и все.

Майкла вновь посетило давешнее видение: как он голыми руками душит Колина Бриджертона. На сей раз представившаяся картина показалась ему еще более соблазнительной.

– Что ж, еще увидимся, - сказал Колин, когда Майкл направился к двери. - Может, через месяц-другой?

А имел он в виду, конечно, что Майкл уедет из Лондона не менее чем на месяц.

Майкл выругался себе под нос, но не стал возражать. Может, ему и было неприятно оттого, что его чувствами манипулировали, но теперь, когда у него появился предлог рвануть в Шотландию вслед за Франческой, ничто не могло остановить его.

Вопрос был, сможет ли он остановить себя?

Даже, вернее, так: захочет ли?

Несколько дней спустя Майкл стоял у парадной двери Килмартина, дома, где он провел свое детство. Прошло более четырех лет с тех пор, как он в последний раз стоял у этой двери. И у него все-таки чуть перехватило горло при мысли о том, что теперь все это - дом, земли, титул - принадлежало ему. Как-то он все же не до конца понимал это, если не умом, то сердцем.

Весна еще, похоже, не добралась до приграничных шотландских графств, было довольно холодно, и Майкл принялся зябко потирать руки в теплых перчатках. В воздухе стоял туман, а небеса были серыми, но что-то здесь было такое, что находило отклик в его сердце, напоминало его утомленной душе, что здесь, а не в Лондоне и не в Индии, его дом.

Но все это было слабым утешением ввиду того, что ему предстояло. Пришло время встретиться с Франческой лицом к лицу.

Он репетировал эту встречу тысячу раз, с того памятного разговора с Колином Бриджертоном в Лондоне. Что он скажет, как будет отстаивать свою позицию. И ему казалось, что он неплохо подготовился. Потому что прежде чем убеждать Франческу, ему пришлось убедить себя самого.

Он собирался жениться на ней.

Придется добиваться ее согласия, конечно; не силой же тащить ее под венец! Вероятно, она сумеет придумать бесчисленное множество причин, по которым такой брак следовало бы считать настоящим безумием, но в конце концов он убедит ее.

И они поженятся.

Поженятся!

Об этом он никогда не позволял себе мечтать. Но чем больше он думал, тем более здравой казалась эта мысль. Следует забыть о том, что он любил ее, любил долгие годы. Ей не обязательно знать об этом: если рассказать, она испытает неловкость, а сам он будет выглядеть сущим дураком.

Но если бы удалось представить ей этот брак как практический шаг и объяснить, почему такое решение является здравым во всех отношениях, это могло бы привлечь ее. Может, она и не поняла бы его чувств, так как не испытывала ничего подобного сама, но голова у нее была ясная, и здравый смысл был ей не чужд.

И теперь, когда он наконец позволил себе мечтать о жизни вдвоем с ней, он уже не в силах был отказаться от этой мечты. Он должен осуществить эту мечту. Должен.

И они будут жить хорошо. Пусть она не будет принадлежать ему полностью - ее сердца, как он понимал, ему никогда не завоевать, - но ему будет принадлежать большая часть ее, и этого достаточно.

Это уж точно больше, чем он имеет сейчас.

Владеть даже половиной Франчески… все равно это будет райское блаженство.

Разве нет?

Франческе не слишком-то нравилось считать себя трусихой, но если вопрос стоит так - вести себя как трусиха или как дура, - то уж лучше быть трусихой. Гораздо лучше.

Потому что только полная дура осталась бы в Лондоне, да еще и под одной крышей с Майклом Стерлингом, после того, как ощутила вкус его поцелуя.

Это было…

Всякий раз, когда она думала об этом, дело неизбежно заканчивалось стыдом и чувством вины, потому как не годилось ей испытывать подобные чувства к Майклу. Только не к Майклу.

Ее брачные планы вообще не предполагали, что она будет испытывать страстные чувства в отношении кого бы то ни было. И правда, самой смелой ее надеждой было заполучить мужа, который не будет ей противен и поцелуй которого будет приятен губам, но не затронет всего ее существа.

Этого ей было бы довольно.

Но теперь… Но это…

Майкл поцеловал ее. И что хуже всего, она ответила на поцелуй и с этих самых пор не могла думать ни о чем, кроме как о его губах, воображать, как они прижимаются к ее губам и остальным частям тела. По ночам, когда она лежала одна в своей громадной постели, мечты эти становились явственнее и рука ее сама собой начинала тихонько двигаться вниз, но останавливалась, не достигнув конечной цели.

Она не станет… Нет, она не может предаваться фантазиям о Майкле. Это было бы дурно. Испытывать подобные чувства вообще к кому бы то ни было ужасно, а уж к Майклу…

Он же двоюродный брат Джона. Его лучший друг. И ее лучший друг. И не следовало ей целовать его.

Но, подумала она со вздохом, до чего же это было великолепно!

Ей пришлось выбрать трусость, а не дурость и бежать в Шотландию, потому что она не очень-то верила, что сумеет устоять в другой раз.

Она прожила в Килмартине уже почти неделю, стараясь с головой уйти в привычную жизнь семейного гнезда. Тут всегда было полно дел - проверять счета, посещать арендаторов, - но как-то не находила она прежнего удовлетворения в этих хозяйственных заботах. Казалось бы, сама монотонность их должна действовать успокоительно, но совсем напротив: она тревожилась, места себе не находила, никак не могла сосредоточиться на чем-нибудь одном.

Она стала нервной и рассеянной и большую часть времени не знала, куда себя девать - в самом буквальном смысле слова. Ей не сиделось на месте, и потому она пристрастилась к долгим путешествиям по окрестностям: натягивала самые удобные свои башмаки и бродила, пока не сморит усталость.

И хоть это нисколько не помогало лучше спать по ночам, все же она старалась, как могла, занять себя.

Вот и сейчас она старалась изо всех сил и как раз перевалила через вершину самого высокого холма в окрестностях Килмартина. Тяжело дыша от изнеможения, она глянула в темнеющее небо, стараясь определить по его виду, сколько сейчас может быть времени и не собирается ли дождь.

Уже поздно, а что до дождя, то очень может быть.