Она покраснела. И чувствовала, как краснеет все сильнее, как щеки ее заливает ярко-розовый румянец. Она не хотела, чтобы в воображении ее рисовались картины: она с ним в постели. Всю последнюю неделю она только тем и занималась, что гнала прочь подобные мысли.

– А что выиграешь ты? - шепотом спросила она. Похоже, этот вопрос поразил его, но он быстро оправился и ответил:

– Я получу жену, которая управляла моими поместьями долгие годы. Не настолько я горд, чтобы не признать, что ты знаешь мои дела гораздо лучше меня.

Она кивнула. Только кивнула, но он понял, что может продолжать.

– Я хорошо знаю тебя и доверяю тебе, - сказал он, - и совершенно уверен, что ты никогда не собьешься с пути истинного.

– Я вообще не могу сейчас думать об этом, - отозвалась она, закрывая лицо руками. У нее голова шла кругом, и преследовала неприятная мысль, что она никогда окончательно от такого потрясения не оправится.

– Это здравая идея, - сказал Майкл. - Тебе просто следует рассмотреть ее со всех сторон…

– Нет, - сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее прозвучал решительно. - Никогда ничего из этого не выйдет. И ты сам это знаешь. - Она отвернулась, не желая смотреть на него. - Я вообще не понимаю, как ты можешь даже думать, что это возможно.

– Я и не мог, - признался он. - Сначала, когда эта мысль впервые пришла мне в голову. Но потом я уже не мог отказаться от нее и вскоре понял, насколько это здравая идея.

Она прижала пальцы к вискам. Боже правый, почему он через слово повторяет, что эта идея здравая? Ей-богу, если он еще раз скажет это слово, она не выдержит и закричит!

И как он может говорить так спокойно? Не то чтобы она представляла себе, как он должен был бы держаться при подобном объяснении, - она вообще никогда не представляла себе ничего подобного. Но почему-то ее коробило от этого бескровного речитатива. Он не горячился. Был собран. Может, и нервничал немного, но чувствам воли не давал, а может, даже их не испытывал.

В то время как у нее было ощущение, будто земной шар слетел со своей оси!

Это было несправедливо.

И на мгновение по крайней мере она почувствовала к нему самую настоящую ненависть за то, что он привел ее в такое смятение.

– Я пойду наверх, - внезапно сказала она. - Придется отложить этот разговор до утра.

Ей почти удалось удрать. Она была уже на полдороге к двери, когда почувствовала его руку на своем локте. Рука прихватила ее локоть нежно, но крепко.

– Подожди, - сказал он, и она не в силах была шевельнуться.

– Чего ты хочешь? - прошептала она. Она не оглянулась на него, но очень хорошо представляла его лицо. Иссиня-черные пряди, падающие на лоб, глаза под полуопущенными веками, осененные немыслимо длинными ресницами.

И его губы. Ярче всего в ее воображении рисовались губы - идеальной формы, припухлые, все время изогнутые в этой его дьявольской полуусмешке, которая так и говорила, что он много что знал и понимал мироустройство так, как и не снилось простым смертным в их простодушной невинности.

Рука его скользнула вверх, легла на ее плечо, а затем он осторожно провел пальцем по ее шее.

Когда он заговорил, голос его прозвучал низко и с хрипотцой и отозвался эхом в самой глубине ее существа.

– Разве ты не хочешь, чтобы я поцеловал тебя еще раз?

Глава 17

…да, конечно, Франческа - настоящее чудо. Но тебе это давно должно быть известно, верно?

Из письма Хелен Стерлинг ее сыну, графу Килмартину, два года и девять месяцев спустя после его отъезда в Индию.

Майкл сам точно не знал, когда ему стало окончательно ясно, что ему придется соблазнять Франческу. Он пытался взывать к ее рассудительности, практической сметке и здравому смыслу, и ничего не вышло.

И бессмысленно было давить на эмоции, поскольку чувства, как он считал, были односторонними.

Значит, придется положиться на плотскую страсть.

Он хотел ее, Боже, как же он хотел ее! И с такой силой, какой он и вообразить не мог до того, как впервые поцеловал ее в Лондоне на прошлой неделе. Но хотя кровь его бежала все быстрее, вскипая от желания и страсти и, конечно, любви, ум его продолжал работать четко и расчетливо, и он понимал, что если он хочет привязать ее к себе, то придется идти путем плотской страсти. Необходимо заявить свои права на нее таким образом, чтобы она не смогла ответить отказом. Бесполезно было пытаться убедить ее с помощью слов, мыслей и идей. Она вполне могла вывернуться из словесных силков и сделать вид что никаких чувств просто нет.

Но если он запечатлеет в ее душе свой образ, сделав ее своей в самом что ни на есть физическом смысле слова, тогда он останется с ней навсегда.

И она станет его.

Она выскользнула из-под его руки и принялась пятиться, пока между ними не образовалось расстояние в несколько шагов.

– Разве ты не хочешь, чтобы я снова поцеловал тебя, Франческа? - промурлыкал он, приближаясь к ней с грацией хищного животного.

– Это было ошибкой, - сказала она дрожащим голосом, попятилась снова и остановилась, наткнувшись на край стола.

Он все надвигался на нее.

– Вовсе не ошибка - если мы поженимся.

– Я не могу выйти за тебя, ты сам это знаешь.

Он взял ее за руку и принялся, словно машинально, поглаживать пальцем ей ладонь.

– Это почему же?

– Потому что я… потому что ты… потому что ты - это ты.

– Верно, - согласился он, поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь. И легко коснулся кончиком языка ее запястья - просто потому, что можно было дотянуться. - И впервые за долгое-долгое время, - сказал он, поглядывая на нее сквозь ресницы, - я не испытываю ни малейшего желания быть кем-либо другим.

– Майкл, - прошептала она, выгибая спину.

Но она хотела его. Он слышал это по ее учащенному дыханию.

– «Майкл, нет» или «Майкл, да»? - промурлыкал он, целуя ее в сгиб локтя.

– Я не знаю, - простонала она.

– Более чем честно. - Он двинулся выше, целуя ее под подбородком, так что ей волей-неволей пришлось закинуть голову назад.

Он целовал ее шею медленно, обстоятельно, не пропуская ни дюйма кожи, подвергая все подряд чувственной атаке. Он добрался до линии скулы, затем перешел к мочке уха, затем вернулся к вырезу платья и прихватил край зубами. Он услышал, как Франческа ахнула, но она не сказала, чтобы он немедленно прекратил, так что он тянул, и тянул, и тянул вырез вниз, пока одна грудь не выскочила наружу.

Какая прелесть эти нынешние дамские моды!

– Майкл? - прошептала она.

– Тс-с… - Ему не хотелось отвечать на вопросы. Ему не хотелось, чтобы она задавала вопросы.

Он коснулся языком округлости груди, ощутив солоновато-сладкий вкус ее кожи, затем прикрыл грудь ладонью. Он уже прикасался к ее груди прежде - сквозь одежду, когда поцеловал ее впервые, и тогда он решил, что это-то и есть верх блаженства, но теперь ладонь его ощущала жар ее обнаженной кожи, и ничто не могло сравниться с этим.

– О Боже! - простонала она. - О… Он легонько дунул на ее сосок.

– Поцеловать тебя? - спросил он и поднял глаза на нее. Он знал, что это рискованно - ждать ее ответа. Вероятно, не стоило и задавать вопрос, но, несмотря на то что намерением его было соблазнить ее, он как-то не мог заставить себя приступить к этому прежде, чем она ответит согласием.

– Поцеловать? - прошептал он снова и коснулся языком ее соска, дабы стимулировать ее решимость.

– Да! - вырвалось у нее. - Да, да, да!

Он улыбнулся медленной, ленивой улыбкой, смакуя момент. А затем, протомив ее, всю дрожащую от предвкушения, еще одну лишнюю секунду, что было, пожалуй, не очень честно, склонился к ней, и губы его прижались к ее телу, изливая весь многолетний нерастраченный пыл на эту одинокую грудь, на невинный ни о чем не подозревающий сосок.

Кто бы тут смог устоять?

– О Боже! - прошептала она и ухватилась за край стола так как все ее тело так и выгнулось назад. - О Боже! О, Майкл! О Боже!

Воспользовавшись этим всплеском страсти, он быстро ухватил ее за бедра, приподнял, усадил на край стола и вступил в женственный полукруг раскрывшихся ему навстречу колен.

Радость бурлила в его крови, хотя тело его изнывало, стремясь удовлетворить свои собственные желания. Ему страшно нравилось думать, что он может заставить ее испытывать то же: кричать, и стонать, и вскрикивать от желания. Она была сильна духом, никогда не теряла головы и всегда была собранна, и, однако, в данный момент она была только рабыней собственной страсти, пленницей его умелых ласк.

Он целовал, касался языком, покусывал, тянул. Он измучил ее так, что ей стало казаться, что она вот-вот взорвется. Дыхание ее стало громким и прерывистым, а стоны и лепет становились все менее членораздельными.

И все это время руки его тихонько двигались вверх по ее ногам, начиная с лодыжек и потом вверх по икрам, поднимая подол юбки все выше и выше, пока юбка ворохом складок не легла у нее на коленях.

Только тогда он оторвался и дал ей перевести дух.

Она смотрела на него - глаза ее казались остекленевшими, приоткрытые губы ярко розовели. Она ничего не сказала, да вряд ли, думал он, она способна была сейчас вымолвить хоть слово. Но он увидел вопрос в ее глазах. Может, дара речи она и лишилась, но до полного исступления еще не дошла.

– Я решил, что жестоко будет терзать эту и дальше, - сказал он и легонько сжал сосок между указательным и большим пальцами.

Она застонала.

– Тебе нравится. - Это была просто констатация факта, причем не слишком-то затейливая, но ведь с ним была Франческа, а не какая-то безымянная женщина, с которой он совокуплялся, закрыв глаза и вызывая в воображении любимое лицо. И потому при каждом ее стоне наслаждения сердце у него в груди радостно прыгало. - Тебе нравится, - повторил он с довольной улыбкой.

– Да, - прошептала она. - Да.

Он склонился к ней, и губы его легко коснулись ее уха.

– И это тебе тоже понравится.

– Что? - спросила она, немало изумив его своим вопросом. Он-то полагал, что она уже не в силах спрашивать.

Он сдвинул ее юбки еще выше, так, чтобы они не опустились на колени.

– Ты хочешь, чтобы я сказал, верно? - прошептал он, и руки его легли ей на колени, скользнули выше, стали легонько сжимать бедра, поглаживая ее кожу большими пальцами. - Ты хочешь знать.

Она кивнула.

Он снова наклонился к ней, и губы его оказались возле самых ее губ, так близко, что он ощущал их тепло, но все же на таком расстоянии, что он мог прошептать:

– Тебе всегда было так любопытно. Ты задавала столько вопросов.

Губы его скользнули по ее щеке, к самому ее уху, продолжая шептать, но теперь подражая ее голосу:

– «Майкл, расскажи мне что-нибудь неприличное. Что-нибудь безнравственное».

Она покраснела. Он не видел ее лица, но, почувствовав жар ее кожи, понял, что кровь прилила к лицу.

– Но я так ни разу и не рассказал того, что тебе хотелось услышать, верно? - сказал он, покусывая мочку ее уха. - Всякий раз я оставлял тебя у самого порога спальни.

Он умолк, не потому, что ожидал ответа, а потому, что хотел услышать звук ее дыхания.

– А ты думала об этом? - шептал он. - Думала после того, как я уходил, о том, чего я тебе не стал рассказывать? - Он придвигался все ближе, и губы его касались ее уха. - Тебе было интересно, что же я такое делал, когда я был безнравственным?

Конечно, он не собирался вырывать у нее ответ: это было бы просто нечестно. Но сам он не смог удержаться от того, чтобы мысленно не вернуться назад и не припомнить, сколько раз он дразнил ее намеками на свои амурные подвиги.

Однако он никогда первый не затрагивал эту тему, она всегда заговаривала об этом сама.

– Хочешь, я расскажу тебе сейчас? - прошептал он, почувствовал, как она вздрогнула от изумления, и тихо засмеялся. - Не о них, Франческа. О тебе. Только о тебе.

Она повернулась к нему, и он, чуть отстранившись, прочел в ее глазах вопрос: «Что ты имеешь в виду?»

Он чуть надавил на ее ноги, так что они раздвинулись еще на один безнравственный дюйм шире.

– Хочешь, я скажу тебе, что я собираюсь сделать сейчас? - Он наклонился и коснулся языком ее соска, который стал твердым и напряженным, и добавил в качестве пояснения: - С тобой?

Она нервно сглотнула. Он решил, что это можно расценить как «да», и, сдвигая ладони еще на дюйм выше, глухо промолвил:

– Выбор так широк. Я даже не знаю, с чего начать.

Он смолк и посмотрел на нее. Она дышала тяжело, губы ее, припухлые от поцелуев, приоткрылись. Она была словно загипнотизированная, совершенно во власти его чар.

Он снова склонился к ней, к другому ее уху, чтобы слова его, жаркие и влажные, уж точно дошли до ее сознания.

– Думаю, впрочем, что начать мне следует там, где ты нуждаешься во мне более всего. Прежде всего я поцелую тебя… -и пальцы его вжались во внутреннюю сторону ее бедер, - здесь.