Боже, и как это ей не пришло в голову, что он станет искать ее?! Вот так всегда с мужчинами - всякий раз, когда рассчитываешь, что они станут вести себя как бессердечные эгоисты, они возьмут и опрокинут все расчеты.

– Для меня под деревом местечко найдется? - крикнул он, стараясь перекрыть шум дождя.

– Для тебя и твоей лошади - нет! - ворчливо отозвалась Франческа.

– Что?

– Нет! - завопила она.

Он и не подумал слушать ее, разумеется, а втиснулся вместе с лошадью в ее укрытие и, спешившись, небрежно привязал поводья к ветке.

– Господи, Франческа, - начал он без всяких предисловий, - какого черта ты здесь делаешь?

– И тебе тоже доброе утро, - буркнула она.

– Ты хоть понимаешь, сколько я ищу тебя?

– Да ровно столько, сколько я сижу под этим деревом, надо полагать, - парировала она. Наверно, следовало бы радоваться его появлению. Говоря по совести, и ее изрядно замерзшим конечностям не терпелось скорее оказаться дома, но прочие части по-прежнему были в скверном расположении духа и желали перечить просто ради того, чтобы… ну, перечить.

Ничто не приводит женщину в такое скверное расположение духа, как приступ самоуничижения.

Хотя, подумала она, он-то ведь тоже вел себя небезупречно во время вчерашнего половодья чувств. Если он расценил ее вчерашние панические извинения после происшествия в Розовой гостиной как полное отпущение его вины, то он здорово ошибся.

– Ну, поехали, - сказал он бодро.

Она упорно смотрела куда-то поверх его плеча.

– Кажется, дождь стихает понемногу.

– Неужели?

– Мне совсем не холодно, - солгала она.

– О Господи, Франческа! - воскликнул он, потеряв терпение. - Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, только не веди себя как последняя дура.

– Этот совет несколько запоздал, - прошептала она едва слышно.

– Может быть, - отозвался он, что доказывало, что слух у него отменно острый, - но я страшно замерз и хочу скорей домой. Можешь думать что хочешь, но в данный момент предметом моих желаний являешься вовсе не ты, а чашка горячего чаю.

Казалось бы, это заявление должно было успокоить ее, однако она почувствовала сильнейшее желание швырнуть ему в голову камнем потяжелее.

Но тут, возможно, в знак того, что душа ее все же не обречена гореть в адском пламени, дождь действительно стал стихать, то есть он не прекратился, но стих настолько, что она с долей уверенности заявила:

– Мне совсем не холодно. Вот скоро и солнце выйдет.

– И что ты собираешься тогда делать? Встанешь посреди поля и будешь ждать часов пять-шесть, пока платье высохнет? Или тебе больше по душе заработать хорошее воспаление легких?

Она посмотрела ему прямо в глаза, в первый раз, и сказала:

– Ты ужасный человек. Он засмеялся:

– Ну вот, первые искренние слова - за все утро.

– Неужели ты не понимаешь, что я хочу побыть одна?

– Неужели ты не понимаешь, что я не хочу, чтобы у тебя развилась пневмония? Залезай в седло, Франческа, - приказал он, как ей подумалось, тем же тоном, каким он командовал солдатами во Франции. - Вот когда приедем домой, можешь запираться в своей спальне сколько душе угодно - хоть две недели там сиди! А сейчас поехали. Хватит мокнуть под дождем.

Звучало это соблазнительно, однако она была вне себя от досады, так как он был совершенно прав, а ей страшно не хотелось, чтобы он оказался прав хоть в чем-то. Тем более она начала понимать, что не сумеет она за две недели оправиться от того, что произошло вчера вечером.

Тут целой жизни не хватит!

– Майкл, - прошептала она в надежде, что в душе его есть место жалости по отношению к дрожащим и жалким особам женского пола, - я просто не могу быть с тобой сейчас.

– И двадцать минут не можешь? Здесь ехать всего ничего, - отрезал он. И без дальнейших разговоров рывком поднял ее на ноги, подхватил за талию и посадил в седло.

– Майкл! - взвизгнула она.

– Вчера вечером ты произносила мое имя совсем не таким тоном, - сухо заметил он.

Она отвесила ему пощечину.

– Что ж, это мне по заслугам, - сказал он, не без труда втискиваясь в седло позади нее, так что она фактически оказалась сидящей у него на коленях, - но и тебя следовало бы высечь за твою глупость.

Она так и ахнула.

– Если ты ожидала, что я упаду перед тобой на колени и стану умолять о прощении, - сказал он, почти касаясь губами ее уха, - то зачем ты как последняя дура выбежала под дождь?

– Когда я выбежала, дождя еще не было, - с детским упорством продолжала перечить она, но тут у нее вырвалось негромкое «Ох!», так как он пришпорил лошадь.

И после этого ее тревожило только одно: что ей совершенно не за что держаться, кроме как за его ноги.

Ну и еще рука его так крепко сжимала ее грудную клетку, и так высоко, что грудь практически лежала на его руке.

Не говоря уже о том, что сидела она, плотно угнездившись между его ног, упираясь как раз в…

Впрочем, сейчас он наверняка совсем холодный и сникший - хоть какой-то прок от этого дождя! Эта мысль очень помогла ей в борьбе с собственным предательским телом.

Правда, она-видела его вчера. Подумать только, она видела Майкла во всем блеске его мужской красы.

Тут и таилась главная опасность. Потому что такие выражения, как «во всем блеске его мужской красы», употребляются обыкновенно в ироническом смысле, с сарказмом и кривой ухмылкой.

Но Майклу это выражение подходило идеально в самом прямом смысле.

Или Майкл соответствовал ему.

Тогда- то она и потеряла остатки рассудка.

Они ехали в полной тишине, вернее, не говоря ни слова. Потому что Франческа отчетливо слышала другие звуки, куда более опасные и исполненные значения. Каждый его вдох и выдох над самым ее ухом, и даже биение его сердца за своей спиной. И тут…

– Черт!

– Что такое? - спросила она, пытаясь извернуться в седле так, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Феликс захромал, - буркнул он, спрыгивая на землю.

– Это серьезно? - спросила она, без пререканий позволяя снять себя с седла.

– С ним будет все нормально, - отозвался Майкл. Он стал на колени, чтобы ощупать переднюю ногу мерина. Дождь лил пуще прежнего. Колени Майкла погружались все глубже в жидкую грязь - брюки его были безвозвратно погублены. - Но нас двоих он не свезет. Боюсь, даже тебя одну не выдержит. - Он встал, окинул взглядом горизонт, соображая, в какой именно части угодий они сейчас находятся. - Придется идти к сторожке садовника, - сказал он, нетерпеливым движением откидывая мокрые волосы со лба. Волосы сразу же упали ему на глаза снова.

– Сторожка садовника? - переспросила Франческа, хотя она прекрасно знала, о чем он говорил. Это было маленькое строеньице, в одну комнату, необитаемое с тех самых пор, как нынешний садовник, жена которого родила двойню, перебрался в домик побольше по другую сторону замка. - А домой пойти нельзя? - спросила она нервно. Ей вовсе не улыбалась перспектива остаться с ним один на один в маленькой уютной сторожке, где, кажется, имелась даже довольно большая кровать.

– До дома пешком добираться не меньше часа, - отозвался он мрачно. - А буря-то расходится.

Он был прав, черт возьми! Небо стало какого-то странного зеленоватого оттенка, и этот же отблеск лежал на тучах, что предвещало грозу нешуточной силы.

– Хорошо, - сказала она, стараясь подавить снедавшую ее тревогу. Она и сама не знала, что пугает ее -со больше - что гроза застигнет их в чистом поле или что она окажется в сторожке вместе с Майклом.

– Если припустить бегом, то мы будем в сторожке через несколько минут, - сказал Майкл. - Вернее, ты будешь. Мне придется вести Феликса - я не знаю, как быстро он сможет идти.

Франческа прищурилась:

– Ты, случайно, не сам все это подстроил, а?

Он обернулся к ней - глаза его метали молнии. И, словно сочувствуя ему, небо расколол ослепительный разряд.

– Извини, - торопливо сказала она. Есть обвинения, которые никогда не следует предъявлять английскому джентльмену, и прежде всего обвинение в том, что он способен намеренно покалечить животное. По какой бы то ни было причине. - Прости меня, пожалуйста, - добавила она как раз тогда, когда от раската грома содрогнулась земля. - Мне правда жаль.

– Ты знаешь, как добраться до сторожки? - крикнул он сквозь завывания бури.

Она кивнула.

– Сумеешь разжечь огонь к моему приходу?

– Попробую.

– Тогда беги. Постарайся согреться. Я скоро буду.

И она побежала, сама толком не зная, бежит ли она к сторожке или убегает от Майкла.

Хотя какое это имело значение, если он шел вслед за ней?

Но во время бега, когда болели ноги и не хватало дыхания, ответ на этот вопрос не казался ей таким уж важным. Усталость брала свое, да и дождь лупил все сильнее в лицо. Ей казалось, что так и надо, что она того и заслуживает.

И как ни неприятно было это признавать, возможно, так оно и было.

Когда Майкл толкнул наконец калитку сторожки садовника, он был промокший до костей и дрожал всем телом. Добраться с Феликсом до сторожки оказалось труднее, чем он предполагал, а потом пришлось искать мерину какое-нибудь укрытие - нельзя же было оставить охромевшее животное просто под деревом в такую грозу. В конце концов ему удалось соорудить из бывшего курятника какое-то подобие стойла, но в результате к дверям сторожки он подошел с ободранными до крови руками и в сапогах, перемазанных вонючей дрянью, которую, увы, даже такой дождь не мог смыть.

Франческа стояла на коленях у камина и пыталась разжечь огонь, судя по ее гневному бормотанию, безуспешно.

– Боже праведный! - воскликнула она. - Что с тобой приключилось?

– Надо же было укрыть от непогоды и Феликса, - объяснил он сердито. - Пришлось построить ему стойло.

– Прямо голыми руками?

– Ничего другого в моем распоряжении не было. Она бросила тревожный взгляд за окно.

– Но с ним ничего не случится?

– Надеюсь, - отозвался Майкл, усаживаясь на табуретку и стягивая с себя сапоги. - Хоть что-то надо было сделать для бедняги.

– Конечно, - согласилась она, и тут же на лице ее появилось испуганное выражение, она так и подскочила, воскликнув: - А с тобой-то ничего не случится?

Вообще- то приятно было слышать, что она так о нем тревожится, вот только он понятия не имел, отчего она так всполошилась, и вежливо осведомился:

– Прости, я не понял - ты о чем?

– О малярии, - ответила она нервно. - Ты же весь промок, а приступ у тебя только закончился. Мне вовсе не хочется, чтобы ты… - Она смолкла, откашлялась и расправила плечи. - Моя обеспокоенность вовсе не означает, что я настроена более благодушно, чем час назад, но мне очень не хотелось бы, чтобы болезнь вернулась,

У него мелькнула мысль, что можно было бы солгать и воспользоваться ее сочувствием, но вместо того он ответил коротко:

– С малярией все не так.

– Ты уверен?

– Вполне. Простуда не вызывает эту болезнь.

– А-а. - Некоторое время она обдумывала эту информацию. - Что ж, в таком случае… - Она не договорила и сердито поджала губы. - В таком случае ладно, можешь продолжать, - закончила она наконец.

Майкл шутовски козырнул ей, после чего вновь взглянул на свои сапоги. Он стянул наконец и второй, затем осторожно поднял оба сапога и поставил у двери.

– Смотри не трогай их, - предупредил он рассеянно и подошел к камину. - Они очень грязные.

– У меня огонь разжечь не получилось, - сказала она. Она все еще с неловким видом топталась возле камина. - Извини. Боюсь, опыта у меня в этом отношении маловато. А вот сухие дрова я сумела найти. - И она указала на решетку, где лежали два полена.

Он принялся разжигать огонь. Расцарапанные руки саднило, но ему эта боль даже доставляла своеобразное удовлетворение. Чепуха, в сущности, а все же она отвлекала его от мыслей о женщине, стоявшей за его спиной.

Женщина была в гневе.

Этого и следовало ожидать. Он и ожидал ее гнева, вот только не думал, что это так сильно уязвит его гордость, так ранит его - честно говоря, в самое сердце. Он с самого начала понимал, что не станет она осыпать его признаниями в вечной любви после одного-единственного страстного свидания, а все же глупая надежда на такой исход жила в его душе.

Ну кто бы мог подумать, что после стольких лет безнравственной жизни он останется таким неисправимым романтиком?

Но Франческа смягчится - в этом он был совершенно уверен. У нее не было иного выхода. Она оказалась скомпрометирована, и довольно серьезно, думал он с изрядной долей удовлетворения. И хоть она не была девицей, все же это много значило для такой принципиальной женщины, как Франческа.

Надо было только решить - ждать ли, пока гнев Франчески пройдет сам собой, или подстегивать ее и давить на нее, пока она не примет эту ситуацию как неизбежную? Второй путь предполагал синяки и шишки, да и попотеть придется изрядно, но зато, как ему казалось, скорее сулил успех.