— Не надо… пожалуйста…

— Я не понимаю… почему ты не хочешь, чтобы я позвонила? Тогда будет не так страшно рассказать всё папе… Ты боишься?.. Но чего?.. Он тебя запугивал?

— Да нет же…

— Подожди… он что, тебя изнасиловал?!

— Мама, нет!.. — теперь Александра смотрела так умоляюще, что казалось, ещё чуть-чуть, и она упадёт на колени.

— Тогда объясни, почему? Ты сама только что сказала, что любишь Виталика… Если ты не хочешь его прощать, то я должна сказать тебе…

— Нет… дело не в этом…

— Тогда я звоню, — Вероника Григорьевна снова решительно потянулась за телефоном, — не вижу причин молчать… Во всяком случае, когда вернётся папа, мне будет, чем смягчить ситуацию. Виталик тебя совратил, но он — отец твоего ребёнка…

— Он не отец!..


Услышав ответ дочери, женщина неожиданно замерла… Постояв так несколько секунд, медленно повернулась.


— Что?!

— Виталик — не отец, мама…

— Как — не отец?.. А кто тогда… отец?..

— Ты его не знаешь…


…Вернувшийся запоздно Семён Ильич с удивлением втягивал носом запах валокордина вперемешку с валерьянкой и лицезрел, как совершенно больная на вид супруга с перевязанной полотенцем головой лежит на кровати в полуобморочном состоянии. На все его вопросы Вероника отвечала, что у неё резко поднялось давление, и что завтра ей будет уже лучше.

* * *

После того, как ей пришлось во всём признаться матери, Аля почувствовала небольшое облегчение. Всё это время она носила в себе невыносимую боль, так и не выветрившуюся после возвращения домой. И то, что её бросил Виталий, и её опрометчивый, непоправимый поступок, и, как следствие, наступившая беременность — все эти беды свалились на девушку в один момент, и даже высокое положение, которое занимали её родители, не могло повлиять на её сегодняшнее состояние, а, напротив, только усугубляло его. Напрасно все думают, что «элитные» дети избавлены от проблем, или могут решать их одним щелчком пальца высокопоставленного папы… Зная своего отца, Аля могла не сомневаться: его проклятие будет обеспечено ей до конца дней.


Единственное, что оставалось — довериться матери и надеяться, что той удастся «что-нибудь придумать».


Услышав полную версию исповеди дочери, Вероника Григорьевна чуть не потеряла сознание. Она никак не могла взять в толк, что всё, что рассказала ей Аля — чистая правда. Если её связь с любимым Виталиком она могла понять и даже оправдать, то близость с незнакомым парнем, в какой-то деревенской бане, на деревянной лавке не поддавалась материнской логике. Она сначала не поверила, решив, что Аля просто выгораживает Виталика, но дочь призналась, что в тот вечер он был уже с Анютой.

Обречённо понимая, что разговор с мужем неизбежен, Вероника Григорьевна в ближайший выходной вместе с Алей нанесла визит своей матери, и Алькиной бабушке, чтобы получить от той необходимые совет и поддержку.


…


Инга Мелентьевна, высокая, сухощавая шестидесятипятилетняя дама, всю жизнь проработала врачом-фтизиатром, но, несмотря на то, что лечила чужие прокуренные лёгкие, сама дымила как паровоз добрую половину жизни. Более того, курила она не «Родопи» и не «Ту-134», и даже не «Приму». Инга Мелентьевна курила исключительно «Беломор», и никогда не изменяла своей вредной привычке.


Дверь своим дочери и внучке женщина открыла, по обыкновению, с папиросой во рту, с ярко подведёнными чёрным карандашом глазами и высокой причёской, которую она делала ежедневно, независимо от «выхода в свет».


— Мама, у нас беда… — Вероника произнесла эти слова, как только за ними закрылась дверь


Невозмутимо устроившись за кухонным столом, Инга Мелентьевна глубоко затянулась и подняла на дочь чуть прищуренный взгляд. Невысокого роста, с довольно большим бюстом и округлыми формами, Вероника не была похожа на свою мать. Она была намного женственнее, мягче и передала по наследству свои черты Александре.


…Выслушав дочь, Инга Мелентьевна не повела даже бровью, она так и сидела с невозмутимым видом, закинув ногу на ногу, как будто ожидая продолжения рассказа.


— Я не знаю, что делать… — Вероника подняла на неё умоляющий взгляд, — Понимаешь, я не могу отвести её к своему гинекологу… Вдруг, беременность не подтвердится, а слухи поползут… Эти Зеленские всё разнесут по белу свету… А, если подтвердится, придётся делать аборт, и что тогда будет, я представить себе не могу!.. Сеня меня не простит… Он так печётся о своей репутации, что мне иногда кажется, что он готов променять нас на своё доброе имя!

— А я тебе говорила… — Инга Мелентьевна впервые нарушила молчание, — Он — самодур.

— Мама, что нам делать?.. Я не хочу никакой огласки!..

— Если бы ты только могла себе представить, что хранят истории болезней высшего эшелона власти… Ты бы ужаснулась. Ты слишком мало вращалась в этом кругу… — женщина потянулась за очередной «беломориной», — Ничего, привыкнешь.

— Так что нам делать?!

— Как что? — мать неторопливо прикурила от спички, — Рожать.

— Да что ты, мама… — Вероника замахала ухоженными руками, — Об этом и речи не может быть! Ты можешь себе представить, дочь начальника УВД рожает в восемнадцать лет, без мужа! Это же позор!

— Аборт Але делать я не позволю, — голос у Инги был прокуренным: низким, с хрипотцой, и эти слова она произнесла таким тоном, что молчавшая всё это время внучка подняла на неё испуганные глаза.

— Бабушка… — девушка положила на стол руки и чуть подалась вперёд, — Но как же я — потом?!

— Как все. За всё приходится платить… Но только не абортом.

— Мама… — Вероника снова попыталась обратиться к матери, но та перебила её на полуслове:

— Первую беременность прерывать нельзя! Ты хочешь, чтобы она осталась бесплодной?!

— Я не знаю, как скажу Сене…

— Так и скажешь. Не убьёт. А, если сделаете аборт, я сама ему обо всём расскажу. Вот аборта он вам точно не простит.

— Мама!..

— Бабушка!..

— Я сказала! И вы меня знаете.

— Тогда у нас один выход… — Вероника посмотрела на дочь, — Найти этого парня…

— Зачем? — Инга Мелентьевна удивлённо приподняла брови, — Насколько я поняла, Аля замуж за него не рвётся?

— Нет, конечно… — Александра недовольно сморщилась, — Я Витальку люблю…

— Хорошо же ты его любишь… — бабушка усмехнулась, — Или это сейчас так модно?

— Нет-нет… его нужно найти, — для пущей убедительности Вероника стукнула ладонью по столу, — пусть тоже несёт ответственность!

— Ты хочешь посадить его за изнасилование?! — Инга переводила взгляд с дочери на внучку, — А смысл?!

— При чём тут смысл?! Это же его ребёнок! Должно быть какое-то оправдание!..

— Так оправдание или обвинение?! — бабушка повысила тон и остановила взгляд на Александре, — Как зовут этого мальчика?

— Саша…

— Удивительное совпадение… Теперь скажи, только честно… Ты сама пошла на этот шаг?.. Или он тебя заставил?.. Учти, что, если ты сейчас соврёшь, будешь потом мучится всю жизнь.

— Сама… — низко опустив голову, Аля почувствовала, как глаза наполняются слезами — впервые за эти дни она собралась расплакаться.

— Вот видишь… — Инга Мелентьевна перевела взгляд на Веронику, — Сама… А ты парня по такой статье посадить захотела…

— Мама, мы к тебе за советом приехали, а ты так ничего толком и не сказала! — Вероника обиженно поджала губы, — И аборт нельзя, и парня искать нельзя, и обвинять его нельзя… А что можно-то?!

— Я сказала — рожать. А парня… лучше не трогайте. От того, что его посадят, Але легче не будет, только грех на душе. А суд, а следствие?.. Сами знаете, придётся всё грязное бельё наизнанку вывернуть… А огласка?! Нет… если и искать этого Сашу, то лишь для того, чтобы сказать о ребёнке. Вдруг, сам обрадуется?

— Да не нужен он мне! — Алька в сердцах выскочила из бабушкиной кухни, — Можете вы понять, или нет?!


…Вернувшись домой, Вероника Григорьевна никак не могла успокоиться. Визит к матери ничего не дал. Ни один из вариантов решения проблемы не устраивал — то её, то Александру. Напрашивалось единственное решение — всё рассказать отцу, и ждать его «приговора»… но, подумав, женщина решила подождать ещё какое-то время, чтобы уже наверняка убедиться в беременности Александры и подготовить почву для разговора с мужем… Она договорилась с дочерью оставить всё в глубокой тайне, благо время пока позволяло не предпринимать никаких действий.


…Вероника Григорьевна впервые за много лет была рада, что супруг очень занят на работе. Напряжение, в котором она теперь пребывала, лишило её сна и покоя… Перебирая в мыслях события последних дней, женщина во всём винила мужа…

…И, действительно, что за абсурд?! С их дочерью случилась беда, а она, мать, не может ей помочь, хотя положение Семёна Ильича даёт огромные возможности! Но она не может ими воспользоваться, потому, что он, видите ли, «не той закалки»! Он боится запачкать своё имя, и по этой причине она не может обратиться за помощью в его ведомственную поликлинику… А, ведь, её мать права — там лечится всё милицейское руководство, включая жён и детей, и какие только болезни их не поражают — вплоть до наркомании и венерических заболеваний! И не стесняются, тащат за руки своих чад, умоляют о спасении!.. И плевать им на общественное мнение!.. Мало того — на служебных машинах вылавливают своих деток по злачным местам… А она — жена начальника, боится попросить, чтобы её подкинули до работы!.. Другие вон на рынок, по магазинам личных водителей гоняют… Но только не она!..

Она вынуждена скрывать от мужа абсолютно всё — знакомства на торговых базах, в гастрономах… ей даже пришлось соврать ему, что новую модную польскую стенку она купила в магазине по записи… хотя на самом деле она приобрела её «по блату», через знакомого товароведа…

Да что там говорить!.. подчинённые Семёна Ильича имеют намного больше, чем их начальник!.. Они пользуются всеми благами, которые приходят вместе с должностью, как оклад и форменный костюм… и являются неотъемлемой частью этой самой должности.

…Как ей хочется всё это высказать супругу… Это же он!.. он настоял на том, чтобы Аля ехала на эту чёртову картошку!.. Если бы она осталась дома, ничего этого бы не случилось!.. И в её ужасном поступке тоже есть вина отца! Он совершенно не занимался своими детьми… всё ловил преступников, поднимался по служебной лестнице… «приносил пользу Родине»… а в это время его собственные дети росли без отцовского глаза — разве можно считать воспитанием еженедельные нудные лекции о морали и нравственности?! Дети перестали воспринимать его нравоучения… более того — они начали делать всё наоборот, тем самым выражая свой протест!..


…И вот — результат. Он запугал всех своей репутацией, и из-за этого она, Вероника, теперь боится признаться ему в беременности их дочери… боится довериться своему врачу… Она всего боится!


…Нет, это неправильно. Она должна принять какое-то решение. Аля, конечно, виновата… но она ещё так молода… а кто не делает ошибок в молодости?.. И кто, как не мать, должен прийти на помощь?!

* * *

— А классно иметь подругу с таким богатым женихом! — слизывая с пальцев сливочный крем, Нелька бросила на Анюту довольный взгляд, — После каждого визита твоего Виталика у нас царский ужин с тортом и букет цветов!

— Ну, пока ещё не жених… — пряча счастливую улыбку, Аня нарочито пожала плечами, — А насчёт богатства я и сама не знаю… Мне как-то всё равно…

— Главное, не растолстеть! — подружка отрезала себе очередной кусок бисквитного торта и придвинула чашку с чаем, — Ты не вздумай за него до конца учёбы замуж выходить!

— Почему?!

— Потому, что без тебя никто уже ничего вкусненького не принесёт!

— Да ладно, скажешь тоже… Я вообще про это не думаю.

— А ты думай. Упустишь, другого такого не найдёшь. Кстати, ты у него дома так и не была?

— Пока нет. Но я и сама не хочу.

— Почему?

— Страшно… Представляешь, у них даже домработница есть! Я себе такого и представить не могу.

— Ничего себе, буржуи…

— Виталик говорит, что, на самом деле, его маме некогда заниматься домашним хозяйством, она постоянно в театре, или на гастролях… Отец тоже вечно занят, вот они и держат домработницу.

— Интересно, какая у них квартира? — управившись с тортом, Нелли собрала грязные чашки и блюдца со стола, — Наверное, как вся наша секция?!.

— Не знаю, я не спрашивала… неудобно как-то, — Аня взяла из рук подруги посуду, — давай, я сама помою…