— Идем, — Дэррек резко вскочил, оставив растрепанную девушку в растерянности. Немой вопрос голубых глаз получил ответ. — Купаться, — Дэррек стянул с себя рубашку, дернул Майю за собой, поставил ее на ноги и взялся за шнуровку платья.

— Но я плохо плаваю, — она не сопротивлялась, особенно когда руки, освободив пространство, проникли под тугой корсет. — Вода холодная, наверное… — Майя опять закрыла глаза, ощущая, как по коже бегут мурашки в ответ на прикосновения.

— Мы не будем плавать, голубка… — не дав ей времени понять значение сказанного, Дэррек перекинул девушку через плечо, вызвав визг испуга вперемешку с восторгом, направился к воде.


***

Вода действительно оказалась не холодной.

Сначала она лишь пощекотала щиколотки, а потом под натиском сильной груди, в которую Майя упиралась спиной, приходилось заходить все дальше и дальше.

Немыслимо… Она, Майя Дивьер, полуобнаженная заходит все глубже в неизвестный ей водоем лишь потому, что так хочет он.

Шаг, ступни чувствуют гладкие камушки на дне, еще шаг, прохладная вода, поднимаясь все выше, заставляет вставать на носочки, отвоевывая каждый сантиметр еще сухой кожи. Заметив эту ее хитрость, Дэррек решил нарушить правила, брызги полетели со всех сторон. Не ожидавшая подвоха, Майя лишь закрыла лицо руками, спасаясь от холодной воды. Пока девушка не успела опомниться, Дэррек перехватил ее за талию, увлекая за собой на глубину.

Тонкое девичье тело прильнуло к нему с такой силой, как никогда до этого, жаль только, что произошло это не в порыве страсти, а просто от страха.

— Не бойся, если утонем, то первым на дно пойду я, — слабое утешение, но Майя его толком и не слышала, пытаясь нащупать дно хотя бы пальчиками, вот только никак не находя. — Если ты меня задушишь, утонем намного быстрее… — опомнившись, она чуть ослабила хват. — Умница.

Единственное, что удалось уберечь от воды — ее волосы, собранные ракушкой на затылке, они были в безопасности, ведь если бы их пришлось сушить, они вряд ли успели бы вернуться к ужину. А вот сорочка облепила мокрое тело, не оставляя места для домыслов.

В ней не было недостатков, Дэрреку иногда даже казалось, что Ях, как любитель изысканных шуток, создал ее специально для него.

Дэррек подцепив под водой подол рубашки, потянул его вверх, провел ладонью по бедру, приподнимая ничего не весящее тело. Получив такую нужную сейчас опору, Майя послушно обвила мужской торс ногами, оказавшись впервые на равной с ним высоте. Вот только теперь она не могла отпустить руки, даже для того, чтобы провести по бронзовой коже — боялась соскользнуть. А так хотелось… Хотелось зарыться пальцами в волосы на затылке, попробовать их на ощупь.

Дэрреку в этом смысле повезло намного больше, ведь страх сейчас занимал куда меньше мыслей. Устроив Майю удобней, его руки продолжили блуждать по знакомому уже до мелочей телу. По гладкому животу с зигзагом расположенным на нем родинок, он помнил каждую из них, не раз перецеловывал. По высокой груди, чувственной к его касаниям, особенно сейчас, в прохладной воде. По выгибающейся под пальцами спине. По хрупкой шее, подставленной для поцелуев.

— Не боишься? — придерживая Майю за поясницу, он продолжал уже привычную пытку поцелуями.

— Нет, — Майя нашла его губы, приникая к ним, как бы подтверждая, что и правда не боится.

— Я хочу тебя, — прикусив мочку уха, он чуть потянул, заставляя в сотый раз задрожать всем телом.

— И я, — наверное, именно так можно выразить то, что она чувствовала — недостаток себя без него, желание чувствовать его в себе, а себя в нем, единым целым. Она его хочет, потому что она его любит. Мягкие движения, даже не толчки, а накатывающие волны, как на морском берегу, до потери сознания медленные, сводящие с ума, доставляющие особое удовольствие.

Единственным звуком, разносящимся по окрестностям, был тихий плеск воды и редкий шепот. Спроси Майю кто-то сейчас, через неделю, год, десятилетие, что такое терять голову — она вспомнила бы эти томительные минуты, и не имела значения уже ни прохладная вода, ни страх потерять равновесие, а только волны, убывающие и возвращающиеся, чтобы дразнить, доводить до края, но не давать забыться.

Такая красивая, такая нежная, податливая, а когда ее глаза наливаются синевой, голова откидывается назад, а губа закушена, сдерживая рвущиеся звуки, он и сам был бы не против стать художником, чтобы такой ее изобразить, правда это идея живет не долго, лучше оставить это только между ними, только для него. Да, он собственник, но с ней, эта черта растет во стократ.


***

Хоть часы, лежащие в траве, показывали третий час, жара только усилилась. Майя слушала бархатистый низкий голос, отдающий вибрацией где-то в груди, и наслаждалась полным покоем. Над головой синело небо, раздавались птичьи трели, ветерок то и дело поднимался, чтобы пощекотать кожу прикосновением. Ласковые пальцы перебирали пряди расметанных по покрывало белых волос. Ощущая щекой жар мужской груди, Майя не могла даже вспомнить тот первый холод от погружения в воду. Ее собственная рука тоже была накрыта мужской, там, где бьется его сердце, в унисон с ее собственным. Прижавшись к теплому боку, она думала о том, что, наверное, никогда еще не чувствовала себя настолько счастливой, ее счастье — это спокойствие, и сегодня этого покоя ей досталось сполна.

— Это неправильно… — своим же мыслям она почему-то ответила вслух. Вибрация под ухом чуть изменилась, Дэррек рассмеялся.

— Пора бы уже смириться, что все что мы делают — неправильно, — он тоже чувствовал это спокойствие и хотел вдоволь насладиться ним. Что люди называют домашним очагом? Пристанище, в котором можно скрыться хоть на миг от нескончаемой гонки жизни? Тогда она его очаг.

Майя тоже думала о семье, но немного не так. Она представляла себе, что они женаты, на их пальцах два одинаковых кольца, а где-то в доме в колыбели лежит их сын или дочка, отпустившая родителей сюда. Дочка, это наверняка дочка, похожая на отца, чтобы была счастливой… Вот только в один момент в голову пришла другая мысль, заставившая выдернуть руку, прижав к себе. До этого расслабленное тело окаменело.

— Что случилось? — Дэррек повернул голову к ней, заметив перемену.

— Ничего. — Майя судорожно пыталась что-то сосчитать, толком сама не понимая что, но зная, что существует некая зависимость. Дэррек поддел ее подбородок пальцем, заставляя посмотреть на него. — Просто… Просто, я подумала, а вдруг… А вдруг у меня будет ребенок… — сказав это, она сама ужаснулась такой возможности. Это ведь уже не только ее позор, не только позор семьи, а еще и ни в чем неповинного ребенка, навеки считающегося в истории бастардом. Ребенка, которому не будет места ни в древе семьи, ни в жизни отца.

Дэррек снова повернулся так, что Майя оказалась прижатой к покрывалу.

— Да, а ты что, против? — он попытался задать вопрос так серьезно, как только смог, чтобы не расплыться в улыбке.

— Конечно, против! как вы себе это представляет?! — ошарашенная своими мыслями и его реакцией, Майя не заметила мелькнувшей в уголках губ улыбки.

— Как я себе это представляю? Очень даже неплохо, сначала — живот раздуется до размеров приличного арбуза, — Дэррек положил ладонь на совершенно плоский сейчас живот, — и я смогу целовать его вот тут, — он поцеловал ткань уже сухой рубахи, — и вот тут, — еще раз. — И этот самый арбуз будет отвечать мне, постукивая, передавая приветы. А потом появится очаровательная девочка с бирюзовыми глазами.

Майя смотрела на происходящее как завороженная. Неужели это говорит тот же человек, который когда-то наводил на нее ужас?

— И ты все еще против? — такое искренне удивление, будто случись так, Майя получила бы только бонусы.

— Да!!!

Жаль. Хотя другого ответа он и не ожидал, эта девушка была совершенно лишена представления о том, как могут изворачиваться женщины, лишь бы получить наследника от герцога. Самый верный путь в герцогини, не иначе. А она об этом даже не подумала, он готов был дать голову на отсечение.

— Не волнуйся, — вновь опустившись на покрывало, Дэррек устремил взгляд в небо. — Ребенка не будет… — про себя он добавил «пока», но пугать ее сейчас совсем не обязательно. Ведь у нее впереди еще день, который она считает последним.

Ну конечно, как она могла подумать, что он не позаботится о том, чтобы его ребенка она не родила… Как бы прекрасно она это ни понимала, все равно стало обидно.

Несколько последующих минут они провели в тишине, занятые своими мыслями, первой ее нарушила Майя.

— Я почти ничего о вас не знаю, — девушка подняла руку, играя с лучами солнца, которые просачивались сквозь пальцы.

— Ты знаешь обо мне больше, чем любой присутствующий в этом доме, — опять «вы».

— Расскажите о своей семье, — Майя перевернулась, на живот, ловя блуждающий по просторам взгляд.

— Зачем?

— О моей вы знаете все… Или почти все, а я хочу знать о вашей, — по правде говоря, этот вопрос волновал ее еще с памятного разговора с Витором, но возможности спросить все никак не подворачивалось, а тут раздумья сами привели ее к этой теме.

— Зачем? — большого желания погружаться в дебри подобных разговоров у него не было.

— Чтобы понимать, — как знание родословной поможет с пониманием его самого, Дэррек представлял очень смутно, но отказать в просьбе не смог. Она не отказала еще ни разу, значит стоит отплатить той же монетой.

— О герцогине Мэйденстер ты уже знаешь много…

— О вашей маме, — Майя снова положила голову на мужское плечо, готовясь слушать.

— Да, о моей матери, герцогине Анне Мэйденстер. Знатное семейство, которое уходит корнями в истоки правительствующего сейчас рода… — он не понял, чего хотелось Майе. Именно поэтому, чтобы направить рассказ в нужное русло, она опять перебила.

— Какая она? Расскажите о своей семье своими глазами, я хочу представить.

Дэррек вздохнул, Майя была не такой как все, это он уж знал точно, ну что ж, своими глазами, значит своими глазами.

— Я — второй ребенок, у меня есть старшая сестра, родившаяся, когда герцогине не исполнилось и семнадцати. Высокое положение не уберегло от раннего замужества. Вы с ней, мамой, чем-то похожи, она тоже рисует. Вот только так жестоко с рисунками не расправляется… — Майя спрятала лицо. Так случилось, что Соня однажды спросила при герцоге, куда Майя сложила свои наброски, ведь ей срочно нужен был один из них. Зачем — сестра не уточнила, а вялое объяснение старшей о том, что вряд ли сможет их разыскать, ведь после переезда еще не находила, Соню вроде бы успокоило. Но не Дэррека. Оставшись наедине, он сделал все, чтобы выведать правду о судьбе рисунков, ведь чувствовал, дело тут нечисто. В том, что выбросила их, Майя призналась, в причине нет.

Он обратил внимание, что раньше вечно носящая с собой папку с листами Майя за все то время, что они разделяли дни и ночи, ни разу не взяла карандаш в руки, причина такого поведения его интересовала, вот только каждый раз, стоило завести эту тему, ракушка снова норовила закрыться.

— Еще… ей бы понравилось это место. Она любит природу.

Представив благородную герцогиню на поляне, Майе стало неуютно. Мрак! Бесстыдно лежать в объятьях любовника и блаженствовать при этом — до чего странно устроена жизнь! Скажи ей кто-то, что подобное случится с ней, посчитала бы такого человека оболтусом, фантазером и невеждой.

— Вряд ли тебе доводилось с ней встречаться, герцогиня предпочитает домашний уют выходам в свет… Прямо как кое-кто. — Дэррек снова потянул за отдающую золотом прядь, притягивая разрумяненное лицо поближе к своему. — Старшая сестра уже более десяти лет замужем, наградила маму двумя внуками, ее ты видеть могла, они с графом Марксом, ее мужем, ведут светскую жизнь активно, — взвесив свои слова, он добавил. — Даже очень. Линда.

«Линда» — в переводе означает красивая. Несомненно, и сестры, и мать должны были быть красивыми, иначе быть не могло.

— Мою младшую сестру зовут Мэгги, она чуть младше тебя. Взбалмошная, не завидую бедняге, который добьется ее благосклонности, ему придется несладко.

— Почему? — девушка рисовала бесконечные круги на лежащей поперек туловища руке, внимательно слушая достаточно скупой, но такой ценный для нее рассказ.

— Ей не достает податливости, о которой так пекутся мужчины в поисках вторых половинок, вот только это не помешает ей разбивать сотни сердец в свое время. В конце лета ей исполняется шестнадцать.

— Странно… — задумавшись, Майя остановила движение по кругу, а потом повела в противоположном направлении.

— Что именно?

— Я не знала, что мужчины ищут в будущей жене податливость… Разве не красота стоит на первом месте? Достойному лорду должно быть приятно выйти в свет в сопровождении красавицы жены, — камень преткновения, которому суждено было стать решающим в ее судьбе.