– Я вернусь.

И она вернется! Сделает все, чтобы устранить угрозу войны у себя на родине. Потом даст понять отцу, что она не останется в Лубинии и он должен срочно подумать о другом наследнике. Она не делилась этими смелыми мыслями с Паппи, но лелеяла их в своем сердце. Иначе она не просто нервничала бы по поводу предстоящего путешествия, а была бы в ужасе от мыслей о нем.

Единственным светлым пятном при расставании с любимым домом было появление Генри Мэтьюса, забравшегося к Алане в экипаж в день отъезда. Радостно улыбаясь, он объявил:

– Я еду с вами! Представляете, а? Я путешествую по чертову континенту. Кто бы мог подумать?

Все, что ей пришло в голову в тот момент, это порывисто обнять мальчика. Позже, на пристани, улучив момент, когда они с Паппи остались вдвоем, он пояснил:

– Я знаю, как ты любишь этого парнишку. Вот и подумал, что он может немного облегчить тебе путешествие. А после твоего воссоединения с отцом я сделаю его своим доверенным лицом, и он будет передавать тебе письма от меня.

Алана подумала, что Паппи привык растить и воспитывать детей, и Генри может стать для него великолепной заменой ее самой. Это в равной степени опечалило и обрадовало ее. Но в любом случае Генри помогал Алане забывать о том, что ждет ее в конце путешествия, особенно в те часы, когда она чему-нибудь учила его, в том числе и лубинийскому языку.

Сама она выучилась двум основным языкам, наиболее часто встречавшимся во время поездки, и получила поверхностное представление об остальных. Хорошо зная немецкий, она понимала Паппи, когда он говорил по-лубинийски, поскольку оба языка были очень похожи. Она не подозревала, что он делает это намеренно, подготавливая ее к нерадостному будущему.

Паппи продолжал напоминать Алане о предстоящей миссии, стараясь смягчить ее отношение к стране, которую сам очень любил.

– Лубиния не совершенна, но может стать таковой, – твердил он. – А в совершенном мире можно добиться всего, чего захочешь. Я не вижу причин, которые помешали бы тебе заняться преподаванием во дворце. Детей будут к тебе приводить. Ничто не помешает тебе преподавать и после замужества.

– Которое произойдет не по моей воле, не так ли? – спросила она с горечью.

Он вздохнул, молчаливо признавая то, о чем она уже догадалась.

– Поскольку ты королевского рода, то мужа выберут за тебя, и ваш брак будет скорее политическим альянсом, который послужит на пользу стране. Но ты воссоединишься с отцом. Он вряд ли будет склонен сразу выдать тебя замуж. И хотя членам королевской семьи с детства прививают чувство долга и ответственности, но ты к замужеству не готова. Король должен принять это к сведению.

– И он предоставит мне право выбора? – фыркнула Алана, не веря в такую возможность ни на минуту.

– Я улавливаю негодование в твоем тоне. Ты действительно не хочешь…

– Я пока здесь, не так ли? – оборвала она Паппи и тут же постаралась сгладить невольную горячность: – Я просто нервничаю. Боюсь, что невзлюблю отца или, хуже того, оскорблю его своим пренебрежением.

– Это моя вина. Тебе не стоит перенимать мое отношение к королю. Заговор, целью которого было убить тебя, – единственный случай, когда правление Фредерика продемонстрировало слабину. Но я убежден, что существуют причины, по которым виновных не покарали, и очень скоро мы о них узнаем. Твой отец хороший человек, Алана. Я был на улицах города в день твоего рождения, когда наследницу короля показывали народу. Несмотря на то, что это была девочка, восторженный рев толпы был оглушительным. Народ очень почитал твоего отца.

– Тогда почему теперь его хотят свергнуть?

– Страх. Людей заставили поверить, что он скоро умрет, оставив страну без правителя. Большинство готово подождать и посмотреть, что будет дальше. Протестовать подбивают молодых – тех, кто не помнит, почему была свергнута прежняя власть. Но с твоим возвращением эти козни быстро прекратятся. Не волнуйся, ты полюбишь короля. Как же иначе? Он ведь твой отец.

А если так и будет? Что, если отец настолько понравится ей, что она с готовностью исполнит все, о чем он ее попросит, лишь бы угодить ему? Опять сплошные проблемы.

– Я готовил тебя к тому, – продолжал Паппи, – чтобы ты заняла свое законное место и могла себя защитить. Но я не знал, как научить тебя править страной. Я сделал все, чтобы дать тебе самое разностороннее образование, достойное королевской особы.

– Я думаю, ты дал мне гораздо больше. Дипломатия, искусство ведения переговоров, сведения обо всех правящих домах Европы, включая мой собственный. Уроки о Лубинии я выслушивала с особым вниманием. Род Брасланов правил на протяжении многих столетий, но последний из Брасланов, взошедший на трон, король Эрнест, издавал столь плохие указы для собственного народа, что люди поднялись на гражданскую войну, в которой он сам был убит. После него правили Стиндалы, отец и сын. Я все верно запомнила?

– Совершенно верно, но тебе не сказали, почему народ предпочел Стиндалов одному из наследников Браслана, а ведь наследников было много, так что было из кого выбирать. Ты сама связана с ними отдаленным родством, хотя обе родовые ветви разъединились давным-давно и никогда больше не соединялись. Таким образом, поскольку в жилах Стиндалов текла королевская кровь, их посчитали достойными преемниками Брасланов, которым люди больше не доверяли. Вот почему выбрали Стиндала. Традиция была соблюдена, а люди избавились от ненавистного рода, который занимал трон слишком долго.

– Похоже, Брасланы много выиграли бы, избавившись от Стиндалов.

– Да, это так, а ты и твой отец – двое последних в роду. Логично предположить, что это Брасланы задумали убить тебя, но, хотя твой отец не мог не осознавать этого, он ничего не предпринял против них. Почему именно, я пока не знаю, поэтому прихожу к выводу, что у короля имеются другие враги, неизвестные мне. А теперь хватит истории. Ты получила хорошее образование, и все же этого недостаточно. Твой отец еще не стар, и у тебя впереди много лет, чтобы научиться всему, что должен уметь и знать монарх.

Монарх… Королева… С чего он взял, что она хочет занять трон? Хотя ей уже хотелось познакомиться с отцом. Она не могла сдержать невольного любопытства, которое было гораздо более сильным, чем Алана ожидала. Однако она совершенно не хотела брать на себя ту ответственность, которая возникнет после предстоящей встречи. Мысль о том, что когда-нибудь целая страна будет зависеть от ее решений, была для Аланы почти невыносимой. Да и хочет ли она ограничений, сопутствующих ее новому положению? К тому же она была совершенно не готова к разлуке с Паппи, которого, в отличие от нее, никто не встретит с распростертыми объятиями. Алана тревожилась за него. Он собирался полностью посвятить себя тому, что должен был сделать ее отец много лет назад – найти тех, кто нанял его, и убить их. Пока эти люди оставались на свободе, жизнь Аланы была в опасности.

– Ты когда-нибудь убивал после того, как привез меня в Англию? – спросила она Паппи однажды вечером.

Они находились в Париже и ехали в театр. До того они путешествовали без остановок, так что он выделил им день, чтобы отдохнуть и посмотреть что-нибудь в прекрасном городе. Потрясение от того, кем она оказалась, было пустяком по сравнению с потрясением, вызванным тем, что она узнала о Паппи. Но теперь, по крайней мере, она могла обсуждать это без тошноты, подступающей к горлу.

– Нет, хотя был момент, когда мне чуть не пришлось сделать это, – признался Паппи. – Это случилось всего через несколько месяцев после того, как я отправил послание твоему отцу. Я услышал, что пара мужчин, с виду иностранцы, бродили по эмигрантским кварталам Лондона, расспрашивая, знает ли кто-нибудь человека из Лубинии с ребенком или с детьми, недавно приехавшего. Лондонцы общались с ними неохотно. Я только слышал об этом, и в наш дом никто не приходил.

– Значит, возможно, они искали вовсе не меня?

– Это могло быть совпадением, но я никогда не сомневался, что тебя будут искать, несмотря на то, что я предупредил твоего отца. Он мог посчитать, что способен защитить тебя лучше, чем я.

Она пристально посмотрела на Паппи:

– И ты действительно мог бы убить людей моего отца?

– Ты плохо понимаешь ситуацию, Алана, – сухо произнес он. – Я допускал, что мой наниматель уверен в твоей смерти, но никогда не отвергал возможность того, что могу ошибаться.

Они проехали пол-Европы, и время года не слишком располагало к путешествию. Зима шла за ними по пятам. Приближались снегопады и снежные заносы на дорогах, и это ощущалось тем сильнее, чем выше они поднимались в горы. Алана много знала о краях, которые они проезжали: Франция, Рейнская долина, куда они попали из Великого герцогства Баден, чтобы уже оттуда попасть в Вюртемберг.

Проезжая по Королевству Бавария, они сделали последнюю остановку в Мюнхене. Там Паппи предложил Алане переодеться мальчиком и проделать завершающий отрезок пути в таком одеянии. Сначала она решила, что это шутка, но он был абсолютно серьезен.

– Ты слишком красива, – сказал он. – Этим ты привлечешь к нам нежелательное внимание. К тому же я подозреваю, что ты сильно похожа на свою мать. Не хотелось бы, чтобы тебя узнали прежде, чем мы доберемся до дворца.

– А если я на нее не похожа? Как докажу, кто я такая?

– Правдивой историей. И вот этим.

Он достал из кармана крохотный браслет и вложил ей в руку. Сделанный из золота и украшенный драгоценными камушками, он имел гравировку на внутренней стороне. Алана сумела разобрать только половину надписи – свое имя.

– Буквы такие маленькие, что я не могу прочитать первое слово. Что оно означает?

– Это лубинийское слово, означающее «принцесса». Здесь написано «Принцесса Алана».

Она положила безделушку в маленькую, обитую шелком шкатулку, где находились ее драгоценности и поделки Генри, она хранила ее на дне одного из своих сундуков. Этот маленький кусочек прошлого доказывал лучше, чем что-либо другое, что она действительно Алана, дочь Фредерика, нынешнего правителя Лубинии. В ту ночь она плакала. Больше никогда не будет так, как раньше.

Глава седьмая

Сегодня им предстояло прибыть в Лубинию. Хотя путешествие было долгим, Алане все равно казалось, что они достигли места назначения слишком быстро.

Они находились высоко в горах, окруженные девственным снежным пейзажем. Потом налетел свирепый буран, обрушившийся на них совершенно неожиданно. Дорога на горном склоне, по мере того как они поднимались вверх, становилась все у́же.

Наконец она сделалась такой крутой, что всем, даже кучеру, пришлось выбраться из экипажа и идти пешком. Внезапный снегопад сделал и без того скользкий путь поистине смертельно опасным.

– Это древняя тропа, которой теперь редко пользуются, – прокричал Паппи, перекрывая вой ветра, швырявшего снег им в лица.

Он шел прямо перед Аланой, и все же ему приходилось кричать. За их спинами кучер осторожно вел лошадей, запряженных в экипаж.

– Не много путников идет в этом направлении, – добавил Паппи.

– Тем не менее дорогу следовало бы сделать менее опасной, – пожаловалась Алана, прижимаясь к скалистому уступу подальше от края. – Поставили хотя бы какую-то ограду или…

– Тебе стоит только приказать, когда ты станешь королевой, – заметил Паппи.

Она уловила в его голосе насмешку.

– Лучше я попрошу об этом отца, – заявила она.

Паппи рассмеялся.

Стоял страшный холод, и Алана радовалась, что не надела платье, которое было бы только помехой на этом ветру. Волосы, заплетенные в тугую косу, она спрятала под поднятый воротник шубки. Меховая кепка была надвинута на лоб, скрывая остальные волосы. Жаль только, что она не достала из дорожного сундука шарф, которым можно было укутать лицо. Алана чувствовала, как по ее щекам хлещут снежинки, больше похожие на ледяную крупу. К счастью, ее штаны как нельзя лучше подходили для подобной погоды – они были такие толстые, что казались подбитыми ватой. На руки Алана надела перчатки.

Одной рукой она продолжала придерживаться за камни, а другой крепко сжимала ладонь Генри. Ей показалось, что она слышит, как он что-то насвистывает, а может, это был просто ветер. Но она знала, что парнишка относится к происходящему как к захватывающему приключению. Он наслаждался каждой минутой путешествия, задавая вопросы и выражая восторг по поводу всего увиденного. Она и Паппи, разумеется, рассказали ему о цели поездки, правда, опустив некоторые детали и не упоминая о королевском происхождении Аланы. Просто объяснили, что она едет к отцу, которого никогда прежде не видела.

А еще для Генри приобрели новую зимнюю одежду в Мюнхене. Ничего броского, как и на Паппи с Аланой. Они выглядели как деревенские жители, над чем поначалу даже подшучивали.

На очередном повороте дороги их едва не сбили. Встречные лошади, вынырнувшие из слепящей снежной круговерти, встали на дыбы, столкнувшись с экипажем, преграждающим им путь. Одна лошадь едва не соскользнула с утеса. Алана принялась кричать, увидев, как бедное животное пытается ногами удержаться на склоне, пока ее саму не прижала к скале другая лошадь, да так, что дыхание перехватило. Остальные кони с всадниками тоже поднялись на дыбы, попятившись, чтобы не врезаться в передних, что вынудило всех остановиться.