Он снова сжал ее плечи, давая понять, что не пропустил оскорбления!

— Я не виновата в том, что не разделяю его любви! — вскричала она. — Когда я была ребенком, он всячески поносил Лубинию, называл варварской страной.

— Почему?

— Чтобы мне было стыдно признаться в том, где мы родились.

— Почему?

— На случай, если кто-то будет задавать нескромные вопросы... и окажется врагом моего отца.

— Поэтому он спрятал тебя от короля?

— Конечно! Кто-то хотел моей смерти. Поэтому Поппи не позволял вернуться сюда, пока не будет знать, что мне ничего не грозит.

— И он посчитал, что сейчас тебе ничего не грозит? — рассмеялся Бекер.

— Это не так. Но мое появление может спасти много жизней. А это перевешивает все соображения безопасности. А с теми, кто всю жизнь угрожает мне, он разделается сам, поскольку король ничего не сделал, чтобы их найти.

— Итак, в прошлом месяце опекун развеял все твои иллюзии относительно прошлой жизни, — помолчав, констатировал Бекер. — Сказал, что ты дочь короля, и ты просто этому поверила? Почему?

— Смеетесь? — выдавила она. — Конечно, не поверила! Это было слишком ужасно, слишком...

— Ужасно быть принцессой? — фыркнул он.

Алана зажмурилась. Она вовсе не хотела откровенничать с ним. Но его сомнения изводили ее. И он так и не отнял рук... Разве он имеет право вести допрос подобным образом?!

— Никакого готового ответа на этот раз, Алана... если таково твое настоящее имя?

Грубый тон сменился нейтральным. Он отнял руки, хотя палец продолжал скользить вниз, к ее ладони... словно по забывчивости. Она снова вздрогнула. Должно быть, от холода. Не от его прикосновения.

— Думайте, что хотите, — устало обронила она. — Что бы я ни сказала, вам все покажется ложью.

— Именно так вы собирались спасти жизни многих людей?

Ее глаза снова распахнулись. Он прав. Она не может позволить себе роскоши сдаться.

— Скажем так, капитан, — вздохнула она, — недоверие, которым вы меня изматываете, не делает вам чести. Видите ли, моя реакция на заявление Поппи, что я дочь короля, была в сто раз сильнее, чем ваше недоверие. А я сильна в математике, так что это не преувеличение. Пусть Поппи всю жизнь называл меня принцессой, я считала это всего лишь ласковым обращением. Конечно, я не поверила в королевское происхождение. Но вы кое-что должны знать: Поппи любит меня. Он изменил свою жизнь ради меня. И никогда не признался бы в том, что привело нас в Англию, не будь это правдой.

— Почему?

— Он был уверен, что я стану презирать его за это.

— За то, что восемнадцать лет назад украл тебя из дворца? Именно это он рассказал, не так ли? Или похитителем был не он? Человек, который вырастил тебя, просто знал настоящего вора и, в свою очередь, украл тебя у него или нее?

Ее так и подмывало солгать, обелить Поппи: уж очень живо интересовался им капитан. Но Поппи велел говорить правду, и она должна верить, что рано или поздно увидится с отцом.

— Нет, это Поппи украл меня прямо из дворцовой детской. Хотя его нанимали совсем для другого. Он должен был убить меня.

— Где он сейчас?

— Не знаю.

— Где он?!

— Клянусь, что не знаю. Мы остановились в гостинице на краю города. Но он предупредил, что искать его там бесполезно. Он собирается выследить человека, который восемнадцать лет назад заплатил ему за мое убийство.

— Когда же ты наконец поймешь, что я терпеть не могу лжи?!

Он снова встал перед ней. Удостовериться, что успел испугать ее своими резкими вопросами? Или чтобы она увидела, как он рассержен?

— Я рассказала вам чистую правду. У меня просто не было выбора.

— Выбор есть всегда. И тебе придется сочинить сказку получше, если надеешься выбраться отсюда.

Она прикусила губу. Он не смеет держать ее здесь! Не смеет! Она дочь его короля.

Но Алана снова начала дрожать от страха и холода, хотя сознавала, что нельзя дать ему увидеть, как он пугает ее. Страх — удел виноватого. И тогда он никогда ей не поверит.

Она попыталась представить, как вела бы себя принцесса. Пыталась цепляться за гнев и возмущение: именно это следовало бы ей испытывать. Но все, что удалось выдавить, было:

— Мне холодно.

— Твой комфорт не имеет...

— Мне холодно!

Отбросив всякую предосторожность, она вызывающе вскинула подбородок. Он выругался, вышел и захлопнул за собой дверь. И сделал то, чего она никак не ожидала: повернул ключ в замке.

Глава 16

— Как вы смеете держать меня здесь? Я вам это еще припомню, капитан.

Гнев Кристофа все еще не унялся. А ее слова только его подогрели. Как у нее хватило духу говорить так повелительно? Голос спокойный, не визгливый, проложенный льдом. Но глаза выдавали ее. Не выражением. Оттенком. Серый цвет грозового неба сменялся светлым, серо-голубым, когда она боялась.

— Ты сочинила сказку для дураков, — прорычал он сквозь прутья камеры. — Но я дознаюсь правды!

— Вы не распознали бы правды, даже если бы она пнула вас в задницу!

Это оскорбление она пробормотала на английском. Он ничем не выдал, что понял каждое слово. Так он лучше узнает ее мысли! Но оставаться здесь больше нельзя. Борьба с желанием и гневом заставит его сделать то, о чем он позже пожалеет.

— Я избавлюсь от этого гнева, — сказал он ей на прощание, — еще до того, как решу, что с тобой делать. Но предупреждаю... — Он показал на камеру. — Это ничто по сравнению с тем, что тебя ждет, если не начнешь говорить правду!

Он услышал, как она ахнула, прежде чем повернуться к нему спиной. Едва он вышел из камеры, она тут же подскочила к платью и подняла его перед собой, как щит, не подозревая, что дает ему возможность рассмотреть ее стройные ножки. Он поспешно ушел, боясь, что не выдержит и снова откроет дверь.

Ее страх умилостивил его всего на несколько секунд: достаточно, чтобы заставить его понять, что гнев в достаточной степени вызван ее негодованием. Но ее ситуация крайне серьезна. Она должна понять, что выйдет сухой из воды только в том случае, если окажется невинной. Если же она лжет так убедительно, потому что сама верит сказанному, он мог отнестись к ней более снисходительно. Вопрос в том, как определить правду.

Он все еще злился на себя за то, что позволил ей отвлечь его настолько, что он не принял простейших предосторожностей: не обыскал ее, как только она предъявила претензии на трон! Мужчин в отличие от женщин обыскивали у ворот. С завтрашнего дня это изменится: он прикажет обыскивать всех.

Желание — штука опасная. Если бы он не изведал вкуса ее губ, не мучился бы так сильно. Но он совершил невольную ошибку, когда она наклонилась к нему и чувственным шепотом попросила о разговоре наедине.

Только в прошлом месяце ему пришлось иметь дело с вдовой средних лет, которая так же держала в тайне дело, приведшее ее ко двору, пока не призналась ему, что надеется оказаться в постели короля. Она даже предложила себя в качестве платы за согласие устроить свидание с Фредериком. Кристоф не поддался соблазну и указал ей на дверь. Она была не первой, кто приезжал сюда, не изучив как следует предстоявшую задачу. В Лубинии всем было известно, что Фредерику повезло дважды в жизни найти настоящую любовь в лице обеих жен и что с тех пор, как он женился второй раз, у него не было фавориток.

Он еще не забыл глупую вдовушку, и неудивительно, что так легко поддался искушению красотой Аланы... или схватился за этот предлог, потому что она была так молода, прекрасна и желанна. Проклятие, ему хотелось быть правым. Хотел, чтобы она оказалась именно той, кем он ее считал, когда привел к себе.

Отдав Борису приказания и надев шинель, поскольку снова пошел снег, Кристоф отправился допросить стражника, которого Алана обвинила в краже ее браслета. Нельзя оставлять это непроверенным, до того как он поговорит с королем.

Он был немного разочарован, когда солдат стал все отрицать, что заставило его отдать команду обыскать вещи и дом предполагаемого вора. Сам браслет вряд ли что-то докажет. Ему хотелось получить свидетельство того, что не вся история девушки была ложью.

Только потом он отправился к королю. Приходилось спешить: он хотел попасть к его величеству до того, как последний сядет ужинать. Тогда его позволено потревожить только в случае крайней необходимости. А его дело к таковой не относилось... пока.

Королевская чета принимала гостей перед ужином. Король и королева тепло приветствовали Кристофа, но Фредерик не сразу поднялся, чтобы узнать, что привело сюда начальника стражи, поэтому Кристоф поздоровался с двумя знакомыми гостями.

Он не удивился, увидев Юберту Браслан. Норберт Стралланд, изможденный, хрупкий на вид слуга последней, служивший ее эскортом, сидел рядом на бежевом, вышитом золотой нитью диване. Их крайне редко видели порознь. Седовласому, как Юберта, Норберту следовало давно уйти на покой, но Юберта была слишком добросердечной, чтобы уволить его.

Бывшую королеву часто приглашали во дворец на королевские ужины и приемы. И Фредерик, и Никола искренне любили старую даму, которая отличалась добрым сердцем и живым чувством юмора. Кроме того, монархи были заинтересованы в установлении хороших отношений с семьей бывшего короля. Не все Брасланы выступали против нахождения Стиндала на троне.

— Кристоф, как поживает ваш дедушка Хендрик? — приветливо спросила его Юберта. — Я не видела старого друга со времени гонок на санях... не менее десяти лет!

Кристоф улыбнулся. До него дошли слухи о том, что Хендрик ухаживал за Юбертой еще до того, как ее заметил король Эрнест, который завоевал ее любовь и сделал своей королевой.

— Он теперь не приезжает в город так часто, как раньше, — пояснил Кристоф.

— Какая жалость! Мне так не хватает его шуток. Он всегда умел меня рассмешить. А как ваша прелестная соседка Надия Браун? Успели завоевать ее сердце? Надеюсь, в ближайшем будущем мы услышим свадебные колокола?

Кристоф едва не поморщился, но сумел скрыть свои чувства. Юберта просто любит посплетничать, но слишком неприятны были воспоминания о сегодняшнем визите Надии, и поэтому он довольно резко ответил:

— Мы с Надией всего лишь друзья детства. Не более того.

Юберта казалась удивленной. Но ее эскорт откровенно нахмурился. Кристоф допускал, что в возрасте Норберта человек часто бывает рассеянным и редко прислушивается к разговорам. Пожилая леди быстро сменила тему на одну из своих любимых:

— Мой внук Карстен такой умный мальчик! Я им горжусь! Он создал одно из семейных предприятий и дает работу простолюдинам. Он беззаветно предан Лубинии, не то что его легкомысленные родители, которые только и делали, что разъезжали по Европе и вели беззаботную жизнь! Хорошо еще, что оставляли мне Карстена!

Юберта редко говорила что-то хорошее о своей дочери, матери Карстена, которая вышла замуж за француза против ее воли. Но старушка никогда не уставала болтать о любимом внуке, очевидно, надеясь, что бездетный Фредерик назначит его своим преемником.

— Что привело вас сюда, Кристоф? — немного нервно спросила королева Никола. Последнее время она была сильно расстроена известиями о мятежниках.

— О, нет причин волноваться, — поспешно заверил он. — Мне всего лишь нужно посоветоваться с его величеством о неотложном деле, которое не может ждать до утра.

Фредерик не заставил себя ждать. Извинившись, он повел Кристофа в свой личный кабинет, где их никто не подслушает. Король, хоть и приближался к пятидесяти годам, был крепок и здоров. Светловолосый и голубоглазый, как и первая королева... можно было подумать, что заговорщики в попытке добиться хотя бы поверхностного сходства найдут самозванку, которая по крайней мере будет иметь те же глаза и волосы, подобно остальным самозванцам. Впрочем половина населения Лубинии были голубоглазыми блондинами.

Едва за ними закрылась дверь, Кристоф перешел к делу:

— Прибыла очередная самозванка, ваше величество. Хотите ее увидеть?

— Зачем? — не колеблясь ответил Фредерик. — Чтобы еще раз подивиться их наглости? Я доверяю вам разобраться с этим делом. Узнайте, кто толкнул ее на это, а потом отошлите прочь.

— Она упомянула о том, что ее появление может предотвратить войну. Это указывает на то, что она из лагеря Брасланов, и послана, чтобы подбить вас на фатальную ошибку. Но это говорит также о том, что теперь у них куда более умные советники.

— Возможно, но не забывайте, Кристоф, как тяжело иметь дело с огромным семейством. Их так чертовски много, и некоторые — мои дальние родственники. Есть среди них хорошие и порядочные люди, даже друзья, вроде Юберты. Но некоторые горячие головы до сих пор считают, что это Брасланы должны сидеть на троне. Они злятся потому, что прямой потомок Эрнеста Карстен Браслан не был избран его преемником.