Алана хотела узнать, ведомо ли ему что-то о Леонарде Кастнере, и приготовилась услышать имя Поппи, прежде чем спросить:

— А человек, скрывшийся в ту ночь... полагаю, его тоже не нашли?

— Совершенно верно. Поскольку не имелось доказательств того, что ребенка убили, с прошествием времени стало казаться, что Кастнер похитил принцессу и просто побоялся потребовать выкуп. А что, это имя кажется тебе знакомым?

Господи, да он ее допрашивает, хотя делает вид, что это вовсе не так! Даже после того как они провели ночь вместе, он по-прежнему делает свою работу, только очень осторожно, очень осмотрительно. Без угроз и давления!

— Думаешь, я не знаю, что ты затеял? — сухо спросила она, пытаясь вырваться из его объятий. — Я уже сказала, кто и почему меня похитил. И уж точно не из-за выкупа, так что ты сильно ошибаешься, считая, будто во всем виноват похититель.

— Но ты так и не ответила на мой вопрос. Твой опекун — Леонард Кастнер?

— Он назвал мне свое имя. Объяснил, чем раньше занимался. И что какой-то неизвестный лакей, работавший на кого-то, нанял его убить меня. Он не вдавался в детали относительно того, как сумел проникнуть во дворец. Упомянул только, что это было слишком легко.

— Назвал свое имя? Значит, мы наконец добрались до истины?

— Я вообще тебе не лгала. И сказала бы тебе его имя гораздо раньше, но ты ясно дал понять, что хочешь его арестовать. Поэтому я решила выждать. Дать ему шанс сделать то, ради чего он приехал сюда. Обнаружить того, кто хочет моей смерти.

— Это моя работа, Алана. Кто он?

— Растибон.

— Интересно... — пробормотал Кристоф после секундной паузы. — Собственно говоря, очень удобно назвать именно это имя, пользующееся в городе достаточно дурной славой. Тебе его открыли в то же время, когда рассказали всю историю? Или вчера, когда опекун говорил с тобой на празднике?

— На что это ты намекаешь, ради всего святого?!

Он пожал плечами. И не отпустил ее, несмотря на все усилия освободиться. Взгляд его был неприятно пристальным. Пытается выудить что-то еще. Но что именно?

— Расследование исчезновения Кастнера до сих пор не закончено, — продолжал Кристоф тем же успокаивающим тоном, что и раньше. — Когда меня назначили на этот пост, я подумал, что смогу рассмотреть эту тайну с иного угла и даже стану тем, кто ее разрешит. Снова допросил всех соседей Леонарда Кастнера, даже нашел тех, кто уехал из города. Но все это было пустой формальностью.

— Так ты никогда по-настоящему не подозревал этого Леонарда? — удивилась она. — Почему же упомянул о нем.

— Разумеется, его подозревали, но его никогда не считали убийцей. Ловким вором — да, но не убийцей. Но потом я обнаружил, что пресловутому Растибону больше не приписывалось ни одного убийства, а это позволяет предположить, что он ушел на покой в то же время. Это одно и то же лицо, не так ли, Алана?

И теперь она поняла, что ему нужно. Он пришел к этому заключению давным-давно, но все же не знал точно, принадлежит ли Поппи какое-то из имен. Он пытается понять, использует ли она сказанное им, чтобы подтвердить свои притязания. А это означает, что он ни на грош ей не верит!

— По этому поводу мне нечего больше сказать, — устало обронила она.

— Не можешь? Или не хочешь?

Разговор становился слишком утомительным. Она снова попыталась вырваться из его рук.

— Отпусти.

— Мне нравится, когда ты в таком положении.

— А мне нет.

— Думаю, что сумею выиграть спор.

О том, кто сильнее? Господи, она заметила, как весело блестят его глаза! Он только что мускулы не разминает.

— Знаешь, грубая сила — аргумент безмозглых, — отрезала она.

Он разразился смехом:

— Сегодня тебе не удастся меня разозлить, Алана моя. Я ведь предупреждал, верно?

— О, пожалуйста, — бросила она с отвращением, — прекрати намекать на нашу близость. Почему ты рассказал мне все это?

— Хотел увидеть твою реакцию на имя Брасланов.

— Считаешь, что я до вчерашнего дня ни разу не слышала этого имени? Я получила образование, не худшее, чем у любого английского аристократа. В обучение входил краткий курс истории всех королевских домов Европы, включая этот. Я даже знаю то, о чем ты забыл упомянуть, что мой отец — их дальний родственник. Но обе ветви семьи стали врагами еще до его рождения.

Куда девалась его веселость!

— Ты и без того знаешь гораздо больше, чем я ожидал. Невольно напрашивается вопрос: что, если Брасланы украли девочку не для того, чтобы убить, а вырастить как одну из своих и внушить любовь к ним? Замысел, который вернул бы им власть, как только они избавятся от Фредерика!

— Вы действительно хватаетесь за соломинку! — фыркнула она. — Уверяю, меня вырастили в Англии и, уж конечно, не Брасланы!

— Соглашусь, что ты выросла не здесь. Только уверен, что твой Поппи...

— О Господи! — прошипела она, воздев глаза к небу. — Так теперь ты вообразил, что он тоже Браслан?! В чем еще ты хотел его обвинить?

Он укоризненно пощелкал языком, но тут же осклабился.

— Действительно ожидаешь, что я расскажу тебе, как идет расследование, частью которого ты стала?

— Да-да, не стоит этого забывать, — проворчала Алана. — Думаю, наше перемирие только что окончилось.

Она плотно сжала губы, чтобы он не сомневался в ее решимости. Он тут же отпустил ее. Скорее всего именно из-за этого. Она тут же вскочила. Кристоф встал так же быстро и, прежде чем она успела отбежать в другой конец комнаты, сжал ее лицо.

— У нас не было перемирия, — мягко объяснил он. — Есть отношения, которые ты найдешь более приятными, чем любое перемирие. Я не обижу мальчика, даю тебе в этом слово. Но я найду твоего Поппи, у меня просто нет выбора. Только если то, что я начинаю подозревать, — правда, ему тоже не причинят зла.

Алана замерла. Что он делает? Расставляет ей силки? В этой стране за голову Поппи назначена награда, а если бы даже и не так, его не поблагодарят за похищение и увоз дочери короля. Поппи просто казнят, и она не собирается помогать Кристофу в его поимке!

Глава 29

Капитан снова оставлял ее в ожидании. Что же, неплохая тактика! Не успела она спросить, что он имеет в виду этим непонятным заявлением насчет того, что Поппи не причинят зла, как он позвал Бориса.

— Накорми эту женщину и охраняй ценой собственной жизни, — велел он. — Никого не впускать и не выпускать.

Борис, морщась, запер дверь. А она-то собиралась сыграть на его угрызениях совести! Жаль, что Кристоф это понял! Но куда, по его мнению, она пойдет, если сбежит отсюда? Домой? Что же, вполне возможно. Она окончательно растерялась и не знает, что делать. Сказала ему все, что могла, а он по-прежнему считает ее самозванкой, так что никакой войны ей не остановить.

Борис немедленно принес завтрак: куда больше, чем она могла съесть. Может, они ожидают возвращения Кристофа? А вот она не ждала. Скорее всего он снова пошел допрашивать вора или послать в город новых шпионов следить за Генри. Но до приюта Генри жил на улицах Лондона и прекрасно знал, как избавляться от слежки, сбегать от воров и всякого, кто слишком пристально за ним наблюдает. Оставалось надеяться, что он не потерял навыков, хотя она не думала, что Кристоф, не получив желаемых результатов, посадит Генри в тюрьму.

Но Кристоф действительно вернулся, пока она завтракала, и Алана отметила его недовольный вид, когда он сел за стол и принялся наполнять тарелку разнообразной едой.

— Вор заговорил?

— Его зовут Ренье, и да. На этот раз у него было что сказать в обмен на сохранение жизни. Некий Альдо заплатил ему за сообщение о наших передвижениях и обо всем том, что может быть полезно нашим врагам. Он также назвал имя второго предателя, который, к сожалению, успел сбежать.

— Что же, по крайней мере ты знаешь два имени. Почему же так расстроен?

— Потому что Альдо убит прошлой ночью, и я опять остался с пустыми руками.

— Ты избавился от двух изменников. Это явно улучшило ситуацию.

— Тут ты права.

— Но Ренье признает, что хотел меня убить?

— Нет, твердит, что пытался напугать. Я склонен ему верить.

— Верить якобы признавшемуся предателю, а не мне?! Спасибо большое! — рассерженно вскричала она.

— Ты даже не пытаешься вникнуть в мои проблемы! Твоя история весьма стандартна. Я уже слышал ее, и не раз, причем без особых вариаций.

— Я понимаю твои затруднения, просто мы о них не подумали. Поппи был уверен, что меня сразу отведут к отцу, а у того не возникнет ни малейших сомнений относительно того, кто я такая. Доказательством должен был послужить браслет. Ты действительно считаешь, будто столь изысканное украшение может быть скопировано теми, кто в глаза не видел оригинала? Детали слишком тонкие, а драгоценные камни сияют радугой цветов. Но он был украден, так что вместо этого я осталась наедине с тобой и твоими сомнениями, что ставит меня в одинаково затруднительное положение, — со вздохом объяснила Алана.

Кристоф предпочел игнорировать ее слова и справедливо указал:

— Ты, разумеется, понимаешь, что эта история не твоя собственная, а рассказанная Поппи. Что, если он солгал тебе?

— Он не стал бы.

— А все-таки?

Алана вскинула темную бровь:

— Значит, он восемнадцать лет растил меня с целью наплести с три короба лжи? По какой причине?

— Мужчина, любой мужчина, стремится войти в абсолютное доверие обладающему властью монарху. Власть — несокрушимая мотивация.

— Верно, — кивнула она. — И все же восемнадцать лет — слишком долгий срок, в течение которого кто-то из нас, я, Поппи, мой отец, — мог умереть. И кроме того, следовало точно знать, что за это время мой отец не произведет на свет наследника мужского пола. — Она покачала головой. — Я знаю Поппи. Он не лгал мне, и я даже об этом жалею. Любая история была бы предпочтительнее той, что он считает правдой.

— Противоречишь себе, Алана? Ты уже сказала, что он оказался не тем, за кого его принимала.

— Ты намеренно стараешься придать моим словам иной смысл. Меня шокировало его прошлое. А потом и мое собственное. Но это не меняет того, кем он стал сейчас. Кем был все эти годы, в продолжение которых я его знала.

— Ты поразительна, — объявил он, к полному ее удивлению. — У тебя на все имеется готовый ответ!

Алана слегка улыбнулась:

— Спроси себя почему? Спроси, стоит ли задумываться, прежде чем сказать правду? И если бы я лгала, пришлось бы согласиться, что я поразительна.

— Знаешь, ты ведешь себя не как восемнадцатилетняя девушка, — усмехнулся он.

Она с любопытством уставилась на него, гадая о причине такого веселья, но вслух спросила:

— Чем вызвано такое убеждение?

— Большинство молодых аристократок в таком возрасте редко можно назвать взрослыми, но в тебе нет ничего от ребенка.

Алана рассмеялась:

— Возможно потому, что со мной никогда не обращались как с ребенком.

— Никогда?

Она пожала плечами.

— Полагаю, несмотря на то, как быстро полюбил меня Поппи, он все же помнил, что в один прекрасный день я могу стать королевой, и из-за этого обращался со мной иначе, чем с обычными детьми. — Но тут на ум пришло одно старое воспоминание, и Алана задумчиво протянула: — Правда, однажды... я вывихнула палец на прогулке в одном из лондонских парков и рыдала, как дитя. Тогда мне было лет шесть. И я впервые испытывала столь сильную боль. Пока доктор осматривал палец, Поппи держал меня на руках и рассказывал всякую чепуху, чтобы отвлечь. И я смеялась. Хотя из глаз лились слезы.

— Ты все еще любишь его, верно?

Это было сказано так мягко, что у нее едва не выступили слезы на глазах. Алана мгновенно насторожилась. Что это?! Новая тактика? Недаром он взывает к ее эмоциям. Она не позволит ему догадаться, что он победил!

— Как можно перестать любить человека, которого любил всю жизнь? — ответила она вопросом на вопрос. — То, чем он когда-то занимался, — ужасно, но Поппи давно стал другим. Не знаю, что еще сказать и как объяснить, что он больше не убийца.

— Разве не ты говорила, что он приехал сюда убить твоего врага?

— Это не одно и то же! Он пытается защитить меня и моего отца! То есть, капитан, делает вашу работу.

Он не только не рассердился, но улыбнулся ей:

— Прекрасный ответ, Алана!

Улыбка ей не понравилась, потому что привлекла внимание к губам, и заставила думать о совершенно других вещах. Ах, если бы он не был так чертовски красив! Если бы он был старым или уродливым и не имел такого идеального тела, насколько было бы легче общаться с ним! Но его магнетизм был слишком силен. И чересчур часто ей мешал.