Мысли Леонарда лихорадочно метались. Теперь недостающие части головоломки встали на место! Но она опять плачет.

— Что ты сказала второй няньке, когда та пришла? — мягко спросил он.

— Она все знала и очень перепугалась. Я убедила ее, что нас обеих накажут, если она не подтвердит, что я поменяла местами детей. Потом она рассказала начальнику стражи обо всем, что случилось. Я слишком поздно вспомнила, что принцессу видел еще один человек: врач, который ее осматривал. Но сначала явились остальные придворные и стали меня жалеть. Я почти их не слушала и была парализована страхом, что с приходом врача правда выплывет наружу.

— Но он не пришел?

— Пришел. Ему сказали, что принцесса в безопасности, а он взглянул на мое дитя и заявил:

— Да, это она, слава Богу.

— Может, он тоже был в числе заговорщиков? — нахмурился Леонард.

Хельга слегка истерически рассмеялась:

— Нет, он просто человек, не выполнявший свою работу. Он даже не дал себе труда присмотреться к ребенку, которого должен был осматривать. Поэтому и не распознал подмены.

Леонард потрясенно покачал головой. Подумать только, он даже предположить не мог!

— Значит, он подтвердил, что видит принцессу? И ты согласилась на подмену?

— Что еще мне оставалось делать? Признаться, что я завела роман с человеком, который украл принцессу?! — завопила она.

Он обнял ее за плечи, пытаясь успокоить. Бесполезно. Она заплакала еще горше.

— Должно быть, тебе нелегко пришлось, прости меня, Хельга, мне очень жаль. Нужно было забрать с собой тебя и дочь. Но она же осталась с тобой!

— Нет! Ее увезли и спрятали. Они знали, что я плачу день и ночь, и поэтому не позволили мне поехать с ней. Я умоляла, но они строго запретили, потому что я так скорбела о потере своего дитя. Меня провозгласили героиней и наградили, но больше я никогда ее не видела.

— Я найду твою дочь, где бы ее ни спрятали, и...

Она отстранилась и принялась бить его кулачками в грудь:

— Моя дочь мертва! Умерла, когда ей было семь! И пока она росла, все эти годы меня не покидал смертельный страх, что она вырастет похожей на меня и король заподозрит правду! Она уже была для меня потеряна. Я бы никогда не увидела ее снова. И почувствовала нечто вроде облегчения, когда она умерла! Сам Фредерик приехал, чтобы сообщить мне! Даже в своей безумной скорби он нашел для меня место в своей душе, и заверил меня, что мой подвиг подарил ему семь лет любви к дочери.

Леонард тяжело вздохнул:

— Значит, это были настоящие похороны?

— Да.

— И Фредерик объявил, что она пропала, а сам прятал девочку до самой ее смерти?

— Да.

Леонард не столько задавал вопросы, сколько констатировал факты. До него не сразу дошла очевидная истина.

— Бог мой, они не поверили Алане, посчитав самозванкой! И даже убедили, что она твоя дочь? Ты позволила ей так думать?

Хельга прикрыла голову руками, вообразив, что он сейчас ее ударит.

— Они убьют меня! Я не могу сказать им. Не могу!

— Ты и не обязана ничего говорить. Я сам ей все объясню, даже если для этого придется проникнуть во дворец. Так больше продолжаться не может.

— Не стоит. Думаю, он уже знает.

— Король?

— Нет, капитан дворцовой стражи. Человек, который привез ее ко мне. Я видела, что он меня подозревает. И оставил своего человека, который должен был доставить меня во дворец без объяснения причин. Хотел допросить меня с глазу на глаз, без Аланы! Я это знаю.

— Тише, — прошептал он, гладя ее по спине. — Я этого не допущу. Увезу тебя туда, где тебе больше никогда не придется бояться. Я у тебя в долгу за то, что доверилась мне тогда.

Глава 46

— Она жива! — воскликнула Никола, вернувшись в гостиную, где оставила Юберту, перед тем как пойти узнать, что так задержало короля. — И сейчас она с ним.

— Боже, как вы взволнованны, — заметила Юберта. — Кто жив?

Николу так взбудоражили новости, что она не сдержалась.

— Дочь Фредерика, Алана! Он не признался, в чем дело, только сказал, что у него для меня восхитительный сюрприз и что он скоро придет. Но мог бы этого и не говорить! Я видела портрет ее матери. Девушка так похожа на Эвелину!

Юберта, похоже, была потрясена, и Никола слишком поздно поняла, почему приятельница восприняла новости далеко не с таким энтузиазмом.

— Простите, — мягко добавила Никола, — я знаю, как вы надеялись на то, что Фредерик назначит Карстена своим преемником. Появление Аланы все меняет.

— Я изумлена, конечно, но... собственно говоря, должна признаться, что у меня была еще одна радостная надежда, родившаяся, еще когда принцесса Алана появилась на свет. Она и Карстен приблизительно одного возраста. Из них может выйти идеальная пара.

— Вы имеете в виду брак?

— Разумеется. Он объединит наши семьи и раз и навсегда положит конец этой злосчастной вражде.

Никола прикусила губу.

— Не знаю, понравится ли это Фредерику после нападения на дворец...

— Я уже сказала: это ошибка. Карстен даже не знал, что его людям взбрело в голову отомстить за избиение. Он ужасно покалечен, дорогой мальчик. Прошлой ночью едва смог встать с постели, хотя заверил, что обязательно придет к Фредерику и объяснит, что крайне возмущен действиями своих родственников, молодых, легкомысленных парней, обвинивших Фредерика в злом умысле. Карстен ни в чем не виноват, даю слово. Он любит Фредерика. И никогда бы ничего не сделал во вред Лубинии. Подобное недоразумение никогда не случится, если двое членов враждующих семей соединяются узами брака. Вы должны признать, что это идеальное решение.

— Да, но...

— В таком случае используйте свое влияние на мужа. Напомните, сколько выкидышей произошло из-за того, что вы все время волнуетесь. Кстати, вы снова беременны, дорогая? Вы немного бледны. Налить вам чая?

Они не собирались замалчивать появление Аланы. Новость скоро разнесется по дворцу, и Алане запретили отвечать на расспросы любопытных. Фредерик сам обо всем объявит после встречи со своими советниками.

Кристоф оставался с Аланой все то время, пока Фредерик сообщал жене хорошие новости. Алане предстояло ужинать вместе с королевской четой после того, как она устроится в своих покоях.

Алана полагала, что должна поблагодарить Кристофа. Ведь если бы не подозрительная натура Кристофа, она могла благополучно и в полном неведении вернуться в Англию. Но сейчас он так странно держался. Официально. Словно выполнял свой долг, и только. Неужели оскорблен приказом всячески оберегать Алану? Но ведь раньше он не возражал... когда она не была принцессой? И даже намекал на то, что служебные обязанности никогда раньше не казались столь приятными, как теперь.

— Что-то не так? — спросила она, когда он взял ее за руку, чтобы проводить в новые покои.

— По-моему, все как должно быть. Вы высокородная принцесса, а я ваш покорный слуга.

Алана прищурилась: в голосе Кристофа звучал нескрываемый сарказм.

— Значит, вот как? Сердишься потому, что я с самого начала была права, а ты упорно отказывался мне верить?

Он в своей привычной манере тащил ее за собой и не отвечал. Возможно, потому что находил вопрос несправедливым и заданным в раздражении. Но она уперлась. Ей не нравилось его подчеркнутое отчуждение.

— Что? — спросил он наконец, останавливаясь, когда она отказалась идти дальше.

Она взглянула на него. Как же он красив! Ослепителен. Но внешняя красота еще ни о чем не говорит. По характеру он злобное животное, которое слишком часто вырывается наружу. Но ведь он мог быть и нежным, и добрым...

Алана тихо вздохнула.

— Ничего, — пробормотала она вслух и снова пошла вперед.

Отведенные ей покои были слишком роскошно обставлены... впрочем, принцесса, наверное, должна жить именно так. Хотя пока она не чувствовала себя принцессой и вряд ли почувствует. Слишком большая комната, горничные, ожидавшие ее приказаний. Она переоделась к ужину и села на большую мягкую кровать, погруженная в невеселые мысли.

В дверь постучали. Ей вдруг поскорее захотелось вновь встретить отца и познакомиться с его женой. Но на пороге стоял он, такой же хмурый и неприветливый, и у нее мгновенно испортилось настроение.

— Почему именно ты должен меня сопровождать? — вырвалось у нее. — Я наконец во дворце, и тебе не обязательно меня охранять.

— Молчите, — перебил он, хотя не слишком раздраженно. — Слишком много жалоб... принцесса.

— И на это есть причина! Твое поведение просто возмутительно! Если больше не хочешь меня охранять, так и скажи моему отцу! Наверное, считаешь, что у тебя и без того много дел, и я даже соглашусь с этим.

— Мне был отдан приказ. И не подбивай меня отказаться его выполнять.

Она нахмурилась, не совсем понимая, о чем он:

— Подбивать тебя забыть свой долг? Но с тобой этого произойти не может. Просто тебе не нравится меня охранять, поскольку приходится делать это даже во дворце. Если тебе это надоело, я поговорю с отцом.

Кристоф еще больше помрачнел и снова взял ее за руку.

— Не стоит говорить об этом. Мой долг охранять тебя, и это не просто работа, а большая ответственность. Сможешь ли ты преодолеть свою неприязнь ко мне и смириться с этим?

Алана поспешно сжала губы. Самой большой ее претензией было его обращение с ней. Как с чужой... нет, как с принцессой.

Окончательно разозлившись, она попыталась пойти вперед, хотя не знала дороги. Но, увидев восьмерых стражников, стоявших перед высокими двойными дверьми, поняла, что может остановиться.

Стражники не открыли перед ней дверей, несмотря на присутствие капитана. Но и Кристоф не шагнул вперед. Взглянув на него, она увидела, что тот снимает с рукояти сабли небольшой мешочек.

— Вот, — сказал он, протягивая мешочек ей. — Это привезли мне сегодня. Найдено в доме вора.

Мешочек был грязным, потрепанным и принадлежал не ей, а тому стражнику. Внутри что-то сверкало. Это оказались ее драгоценности.

— А браслет?

— Не нашли. Кто-то добрался до драгоценностей раньше моих людей.

— Полагаю, им потребовались доказательства.

— Ты все еще считаешь, что Ренье пытался убить тебя, хотя он признался во всем, кроме этого.

— Какое преступление из всех им совершенных — самое тяжкое?

— Верно.

— Впрочем, сейчас это не важно, ведь мое присутствие перестало быть тайной, — пробормотала она, не в силах скрыть, как сильно нервничает.

Он хотел коснуться ее щеки, но поспешно отдернул руку.

— Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, — прошептал он, открывая перед ней дверь. Но не последовал за ней в комнату. Поняв, что его нет рядом, она оглянулась.

— Ты не войдешь?

— Меня не приглашали.

Она так и не поняла, что означала его улыбка. Сожаление? Нежность?

Но тут до нее дошло, что Кристоф, вероятно, рад немного побыть один. Без ее постоянного присутствия.

Раздраженная этими мыслями, она бросила:

— Вот и прекрасно. — Захлопнула дверь у него перед носом.

Но пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем приблизиться к столу. Кристоф вел себя так, словно они едва знакомы. И скорее всего потому, что правота ее слов подтвердилась. Неужели он считает ее настолько выше себя, что больше не может быть с ней самим собой? Но его холодность так бесила ее, что она не могла сосредоточиться.

Никола поспешила навстречу с распростертыми объятиями и сияющей улыбкой на прекрасном лице. Тепло обняв Алану, она прошептала:

— Ты не представляешь, какое счастье доставило нам твое появление и какой груз снят с моих плеч! Теперь я не единственная, кто ответствен за продолжение рода моего мужа! Если позволишь, мы станем лучшими подругами.

Алана радостно улыбнулась. Она не ожидала такого теплого приема от мачехи, но не сомневалась в искренности каждого ее слова. Новая подруга. Да, она тоже чувствует родство душ!

Сияющий отец настоял, чтобы они уселись рядом с ним, и протянул Алане миниатюрный портрет ее матери. Взглянув на портрет, она расплакалась. Неудивительно, что он с первого взгляда признал в ней дочь! Различие было только в цвете волос и нарядах: платье матери-блондинки казалось старомодным.

— Поразительно, не так ли? — спросил он.

— Верно, — рассмеялась Алана, вытирая глаза. — Если бы Кристоф подвел меня к кому-то из тех, кто знал ее. Возможно, мы встретились бы куда раньше.

— Мы оба были убеждены...

— Знаю, — поспешно заверила она. — Все хорошо, что хорошо кончается. И Кристоф все разгадал.

— Согласен, Кристоф — герой дня, — пробормотал отец, но без особого энтузиазма, и Алана опять, как в тронном зале, почувствовала, что он по какой-то причине рассержен на Кристофа. Она хотела спросить почему, но тут дверь открылась: очевидно, ужинать предстояло не в тесном семейном кругу.