Пацаны галдят, перебивая друг друга. Что-то рассказывают, спрашивают. Хвалятся достижениями. Вполне себе достойными, кстати сказать. Особенно петушится тот самый Мартынов. Похоже, не парень, а заноза в заднице. Но дерзкий, блин.

— И что, даже покажешь мне, что умеешь?

— К-как? — распахивает глаза Сашка.

Оглядываюсь, беру в руки новенькие лапы.

— Можно? — спрашиваю разрешения у тренера. Тот улыбается и качает головой, соглашаясь. И Сашка тут же торопливо сдергивает с себя куртку, глядя на меня сверкающими не то от счастья, не то от волнения глазами. Пока руки парнишки бинтуют, болтаю ни о чем с другими пацанами. Каким-то образом этим хитрюгам удается получить от меня приглашение на собственную тренировку. Сам не знаю, как им это удается, да мне не жалко. Настроение — лучше некуда. И все благодаря им.

Становимся на маты и начинаем. Мне нравится, как у малого поставлен удар. И нравится, что, несмотря на все свое выпендрежничество, тот не пытается вложить в удар всю свою силу и работает в контролируемом темпе, который позволяет ему видеть не только возможности атаки, но и защиты. Бросаю в него несколько пробных ударов и довольно качаю головой, когда он на рефлексах уходит от них.

— Ты молодец, — говорю, когда заканчиваем. Отбрасываю лапу и жму руку сначала Сане, потом его тренеру. Они… заинтересовали меня. Но торопить события и действовать, не обдумав ситуацию хорошенько, я не хочу. Поэтому просто беру у Виталика его телефонный номер, но ничего конкретного не обещаю.

Пацанята топчутся в дверях, совсем не в восторге от того, что им пора уходить, и неожиданно для себя я предлагаю:

— Знаете, что? Я, пожалуй, проголодался. Не хотите составить мне компанию? Угощаю. — Дети орут, как ненормальные, но не забывают и о тренере, который за них отвечает.

— Можно на пиццу, Виль Саныч? Можно?

— Их родители не потеряют? — запоздало спрашиваю я.

— Я маме позвоню! — кричит один.

— А я папе!

— Я закину информацию в родительский чат. Но вряд ли мне поверят, что мы обедаем с самим Демидом Балашовым, — посмеивается Виталик, доставая из кармана куртки смартфон.

— А мы фотку в чат скинем! Можно? Можно, Демид?! Давайте сфоткаемся!

Я не возражаю. Становлюсь так, чтобы на заднем фоне были видны снаряды, рукой подзываю смущенного тренера. Пацаны окружают нас с обеих сторон, корча в камеру дикие рожи. Роль фотографа отводим прорабу, который сам, кажется, офигел от того, во что вылилась его экскурсия. А уже минут через десять большой шумной толпой вваливаемся в первый попавшийся ресторанчик. Оглядываюсь по сторонам в поисках стола побольше и… сталкиваюсь взглядом с Марьяной.

Она сидит в компании какого-то смазливого дрыща, но смотрит лишь на меня. Смотрит, как тот пресловутый кролик на удава. Смотрит так, что мне все сразу становится ясно. Я стискиваю челюсти и жмурюсь. Мне нужно немного времени, чтобы остыть. Чтобы привести сбившееся дыхание в норму и вернуть себе хоть какое-то подобие контроля. Так проходит несколько долгих секунд, но когда я вновь открываю глаза, Марьяна все так же на меня смотрит… Дрыщу приходится окликнуть ее не один раз, чтобы перетянуть внимание на себя.

— Демид! Демид, а можно я закажу пиццу с колбасой?

— И мне! Только без оливок… Это такая гадость. Буэ…

Заставляю себя сосредоточиться на мальчишках, бросаю:

— Вы можете заказывать все, что хотите, — и сажусь за стол.

Я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на происходящем, но получается не то, чтобы очень. Когда Марьяна, отобедав с дрыщом, уходит, я иду следом за ней, предварительно попрощавшись с ребятами и оплатив счет. Мне нужно знать, какие у нее планы. Они поедут к нему? Или к ней? Убью! Или отойду в сторону… Заставлю себя отойти. На глотку наступлю собственной песне, если это то, что ей действительно нужно.

Выбегаю на улицу и затравленно оглядываюсь по сторонам. Их нигде не видно. Похоже, я потерял слишком много времени. Бреду по улице, опустив голову. Сегодня с меня достаточно внимания. Не хочу, чтобы меня узнали случайные прохожие. Но еще больше не хочу, чтобы Марьяна шла с ним… Я словно возвращаюсь в детство. Я обиженный маленький мальчик с уродливыми шрамами на душе.

— Демид!

Оборачиваюсь. Трясу головой, в надежде, что, может, хоть так избавлюсь от захвативших мое воображение галлюцинаций. Но они никуда не деваются.

— Марьян… — облизываю губы.

— Ты что? Ты следил за мной? Опять?

— Нет, — трясу головой. — За кого ты меня принимаешь?

— Не знаю, — Марьяна собирает в ладонь волосы, которые треплет ветер, и взволнованно поясняет: — Просто какой шанс у нас был вот так встретиться?

— Да… Действительно. Ты на это рассчитывала? На то, что я ничего не узнаю?

Марьяна отводит взгляд и кусает губы.

— Я не обязана перед тобой отчитываться.

— Думаю, два оргазма, которые я тебе подарил, не говоря уже обо всем остальном, дают мне некоторое право, — старательно гашу собственную злость, но в моем голосе один черт звучит закипающая ярость.

— Я давно согласилась сходить с Димкой в ботанический сад. Еще до того, как все случилось.

— У тебя с ним что-нибудь было?

Марьяна медлит, подбрасывает носком полуботинка пожухлые листья и качает головой из стороны в сторону. Медленно выдыхаю.

— Что у меня с ним может быть, если я… если ты…

— Что я? — хриплю. — Договаривай!

— Если ты сделал все, чтобы навсегда меня от этого отвратить!

Она, наконец, вскидывает ресницы, и то, что я вижу на дне ее серых глаз, не добавляет мне равновесия. Ах, ты ж, черт!

— Господи, детка, мне жаль. Ты же знаешь…

Шагаю к ней, сгребаю в объятья и утыкаюсь губами в светленькую макушку.

— Ненавижу тебя за это! Знал бы ты, как ненавижу! Ты… сделал меня неполноценной… Уродом каким-то, — влажно всхлипывает Марьяна, вышибая из меня все дерьмо. Мы, наверное, диковато выглядим со стороны. Но кого это волнует?

— Поплачь, моя хорошая, это поможет…

И она плачет. Прячет лицо на моей груди и плачет так горько, что мне хочется сдохнуть. Но прежде забрать ее боль на себя.

— Так и хочется тебе навалять! Знал бы ты, как х-хочется! — всхлипывает Марьяна. — Вот, от чего мне бы точно стало полегче, — в ее голосе звучат смех и истерика. Она не сдается и старается храбриться, даже когда у нее на это нет сил. И тут меня осеняет!

— Так что тебя останавливает? — спрашиваю без шуток.

— Ты о чем? — шмыгает носом она.

— Хочешь побить меня? Пожалуйста! Вон там есть неплохое место для этого, — тычу пальцем в направлении своего спортзала. Удивительно, я столько времени провел в размышлениях о том, что ей может помочь, но упустил самое очевидное! Злюсь сам на себя. Почему я не догадался?!

— Ты хочешь, чтобы я тебя побила?

— Ага. Выпустила пар.

— Там? — снова шмыгает носом, — В подворотне?

— В подворотнях в мое время пацаны стенкой на стенку дрались, — смеюсь я. — Те дни, к слову, давно минули.

— Я тебя не понимаю.

— У меня спортзал прямо за этим бизнес-центром.

— Те мальчишки оттуда?

— Что? — не сразу понимаю, кого она имеет в виду, а когда доходит, отрицательно качаю головой, — Нет… По крайней мере, пока. Это просто… ребята из секции. Так что? Пойдем?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ты хочешь, чтобы я побила тебя в твоем спортзале? — возвращается к прерванной теме Марьяна и недоверчиво смотрит на меня из-подо лба.

Не знаю, как насчет побить, если захочет, я, конечно, подставлюсь, но вообще планирую обойтись без этого. Бокс сам по себе неплохой способ сбросить напряжение. Выпустить страхи.

— Почему бы и нет?

Марьяна качает головой. С ее губ слетает испуганный смешок, в котором все еще звенят слезы. Она вытирает ладонью нос и довольно нагло замечает:

— Знаешь, на твоем месте я бы не стала так рисковать. Я так зла на тебя, что и убить могу так-то.

Веду плечами:

— Злость — естественное чувство для человека. Я бы сказал — базовое. Если все время ее подавлять — ничем хорошим это не закончится. Эта сука один черт никуда не денется и будет накапливаться в тебе, пока однажды не рванет, что есть сил.

Я думал, Марьяна отмахнется от моих слов, но, на удивление, этого не случилось. Кажется, я даже заставил ее не на шутку задуматься.

— Ладно. Я согласна… Но не сегодня, ладно? Мне… нужно настроиться. Да и одеться как-нибудь поудобнее.

— Серьезно?

— Более чем. Разве я могу отказаться от шанса как следует тебя приложить?

Глава 16

Марьяна

Шутки шутками, но мне действительно нравится предложение Демида. Увидеть его в деле, в родной стихии… может быть довольно занятно. Более чем. В этом мире полным-полно людей, которые многое бы отдали за такой шанс. За одну только возможность прикоснуться к Балашову, к его славе. Я ведь не совсем дура и прекрасно понимаю, насколько его внимание… значимо. Положа руку на сердце, оно мне льстит и словно бы возвеличивает. Но когда я вспоминаю, почему он вообще обратил на меня внимание, что стало тому причиной — все хорошее тут же забывается. И в этом моя проблема.

Автобус подпрыгивает на колдобине. Я дергаюсь на сиденье и больно ударяюсь коленкой о впереди стоящее кресло. Растираю место удара ладонью и отворачиваюсь к заляпанному грязью окну. Нет, Демид, конечно, предложил меня подвести, но я отказалась, а теперь, вот, жалею. Или нет… Если так подумать, я просто не выдержу сейчас его присутствие. Во мне слишком много эмоций, в которые я не хочу его посвящать. И с которыми, в итоге, не справляюсь, как бы ни старалась. Не знаю, почему так. Слишком неожиданной для меня выдалась наша случайная встреча. Она моментально оживила в моей душе страхи и подозрения. Как легко, оказывается, я готова поверить в самое худшее… Но, с другой стороны, у меня на то есть все основания. Обреченно вздыхаю, закрываю глаза и, больше тому не противясь, уношусь на крыльях памяти в прошлое.

— Кто твои родители? У тебя есть братья, сестры? Как прошло твое детство? — выпаливаю я, вспомнив о том, что все задвиги маньяков обычно родом из детства. Демид молчит. Задирает голову к небу и… молчит, да. Не знаю, что он там пытается разглядеть. Солнце такое яркое, что у меня и без этого перед глазами идут круги. А ему, кажется, все равно.

— Как прошло мое детство? — спустя несколько долгих секунд задумчиво повторяет Балашов и озирается на меня через плечо. — Наверное, хреново. Это, если тебя пощадить и не вдаваться в подробности. — Криво улыбается. — Моя мать была неплохой женщиной, но слишком… зависимой. А отец… в общем, ничего хорошего я от него не видел. Для того чтобы понять, как я жил, тебе будет достаточно знать, что довольно часто я засыпал голодным? Если, конечно, у меня вообще выдавалась возможность поспать. Ведь когда в твоем доме регулярно собираются дворовые алкаши, сделать это не так чтобы просто.

Сглатываю. То, что мне рассказывает Демид — страшно. За время своей работы на скорой я в достаточной мере насмотрелась на жизнь. На её самые неприглядные стороны. Я своими глазами видела такие семьи. И тех несчастных, недолюбленных неряшливых и зачастую избитых малышей я видела тоже. Мне жаль… Мне действительно искренне жаль Демида. Как бы я ни ненавидела его взрослого, оставаться равнодушной к тому, что он мне рассказал, я просто не могу.

Не знаю, что сказать. Вряд ли ему нужна моя жалость. Поэтому молчу. Стоять на одном месте довольно холодно, и я начинаю энергично прохаживаться туда-сюда по расчищенной Демидом дорожке. А он все так же стоит и следит за мной внимательным взглядом. Так, наверное, затаившись, хищники наблюдают за своей жертвой, которой жить осталось всего ничего.

— Оставь этого малыша, Марьян. Пожалуйста. Мне… нужен этот ребенок. Поверь, я буду его любить.

Качаю головой, забираюсь на крыльцо и скрываюсь в доме. Меня колотит. Каждый раз, когда Демид затрагивает тему моей беременности. Сама я стараюсь об этом не думать. Отрицаю сам факт, понимаете? Я не позволяю мыслям о ребенке проникнуть в мою голову. Потому что до сердца там всего ничего. Я отчаянно душу в себе чувства… Но с каждым днем отстраняться от этой мысли мне все сложнее. Напоминания о беременности — они повсюду. В моих обострившихся чувствах, изменениях в теле, которые игнорировать чем дальше, тем трудней, в меняющихся вкусовых пристрастиях, но главное — в его синих неспокойных глазах. Вряд ли я продержусь долго… У меня один выход — бежать. От него… От себя… От всех этих событий, странным образом перевернувших мою жизнь. Но как? Я не знаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍*