Через час мы подъезжаем к большому одноэтажному коттеджу, скрытому между сосен. Последние метры пробиваемся еле-еле, буксуя и увязая в снегу. Дороги вообще не видно. Я уже не знаю, чего боюсь больше. Добраться, наконец, да места назначения, или застрять посреди леса, где нас никто не спасет. Я успеваю так сильно себя накрутить, что когда мы останавливаемся, и моим глазам открываются размытые пургой очертания дома, едва не плачу от облегчения. Действительно, все познается в сравнении. Сейчас пребывание здесь мне уже не кажется таким уж ужасным. Гораздо хуже было бы умереть от переохлаждения, если бы наш Джип увяз.

— Дай телефон.

— Что?

— Дай телефон. Тебе он не понадобится.

— То есть как это? Ты спятил? — в который раз ужаснулась я. — Мне будут звонить! Мама, подруги…

— Маме ответишь, если не будешь делать глупостей.

Устав от разговоров, Балашов забирает из моих рук сумку, находит телефон, сует тот в карман своей парки и только потом выходит из машины, чтобы открыть дверь мне. Ну, вылитый джентльмен! Урод моральный…

Я могу сколько угодно его ругать, но выхода у меня все равно нет. Стискиваю зубы, послушно кладу ладонь в его руку и, втянув голову в плечи, выбираюсь из машины. В лицо больно бьет ветер вперемешку с мелкой снежной крупой. Зарываюсь носом в кашемировый шарф, но и он не спасает от разбушевавшейся вьюги. Холод пробирает до костей, а ведь мы пробыли на улице не больше пары минут.

— Чего мы ждем? — не выдерживаю. — Что ты ищешь?

— Ключ, — отвечает Балашов, одной рукой шаря под балкой, поддерживающей крышу веранды, а другой подсвечивая себе телефоном.

— Ты серьезно вообще? Привез меня черт знает, куда, и у тебя даже ключа нет?!

— Уже есть, — улыбается Демид, поигрывая зажатыми между пальцев брелоком.

— Тогда открывай эту чертову дверь! Я ужасно замерзла.

Не знаю, откуда во мне берется смелость. Может быть, я просто устала бояться, находясь рядом с ним. Или сошла с ума. Это тоже все объясняет.

Дверь за спиной хлопает. Балашов дует на замерзшие красные руки и тычет пальцами в кнопки на небольшом щитке, очевидно, снимая дом с охранной сигнализации. Но мне уже все равно, чем он там занимается. И как только загорается свет, я прохожу в первую попавшуюся комнату. Из меня будто вытащили батарейки. Я без сил плюхаюсь на диван.

— Есть хочешь? Я могу что-нибудь приготовить.

— Только спать. Где я могу лечь?

— Сейчас, застелю тебе кровать.

Я даже не протестую, хотя, в другой раз, наверняка бы сказала, куда он может сунуть свою заботу. Балашов выходит из комнаты, и в то же мгновение я засыпаю.

— Девушка! Девушка, вы выходите?

Возвращаюсь в реальность, качаю головой и отступаю в сторону, пропуская к выходу влюбленную парочку:

— Нет, мне на следующей.

— Садиться будете? — звучит мне в спину недовольный старческий голос. Опять качаю головой. Прохожу поближе к двери, чтобы не мешаться.

От остановки до дома — всего ничего. Полквартала. Даже зонт лень открывать. Я натягиваю на глаза капюшон и торопливо шагаю по тротуару. Аромат отсыревшей палой листвы забивается в ноздри. В лужах отражаются желтые кроны кленов. Я смотрю под ноги, старательно обходя их, останавливаюсь у подъезда. Как у любой женщины, в моей сумке царит страшный беспорядок, ключи находятся как раз в тот момент, когда навстречу мне из укрытия машины выбегает прыткая девица. А следом за ней еще пара человек, взявшиеся будто ниоткуда.

— Добрый день. Телеграмм-канал «Жизнь звезд». Скажите, вы живете в этом доме?

Я сглатываю. Капюшон скрывает мое лицо едва не до носа, но я еще сильнее наклоняю голову.

— Извините, мне некогда…

— У нас всего пара вопросов! Вы видели здесь эту девочку? — под нос мне тычут телефон, и, конечно, я узнаю «эту девочку», потому что, черт его все дери, это мой ребенок!

— Не припоминаю. Еще раз извините.

Оттесняю настырных журналюг, прячусь за дверями подъезда и от души матерюсь. Меня бьет крупной дрожью от страха за дочку. И от злости на её непутевого папашу, который, несмотря на все мои просьбы, это все допустил. Вот тебе и фотосессии в гребаном Ашане. Ну, разве я была не права?!

Набираю Балашова и плетусь вверх по ступенькам.

— Пливет, мама!

— Полинка, а ты как узнала, что это я звоню?

— По фотоглавии.

Понятия не имею, откуда у Демида взялась моя фотография, и знать не хочу, поэтому интересуюсь тем, что меня действительно заботит:

— А где папа?

— На голшке. А я узе сходила.

— Молодец, моя хорошая. Ты не могла бы сказать ему, что я звоню… — начинаю я, и тут же морщусь от громкого ора:

— Папа! Папа! Тут мама звонит!

Слышу шорох в трубке и немного хриплое:

— Да, Марьян? Что-то случилось?

Телом бегут мурашки. Злюсь сама на себя, а вываливаю это все на Демида:

— Случилось! Из-за тебя постоянно что-то случается!

Хотя нет, на него я тоже злюсь! Сую ключ в замочную скважину, открываю дверь.

— Так, стоп! Давай по порядку…

— У меня под домом толпа журналистов. И они расспрашивают соседей о нас с Полинкой! Не знаешь, почему мне в который раз хочется свернуть тебе шею?!

Разуваюсь, сбрасываю куртку и иду в кухню. На часах нет и девяти, а мне уже хочется нажраться!

— Откуда ты знаешь?

— Они ткнули мне под нос Полинкино фото!

С сожалением смотрю на початую бутылку вина и включаю электрический чайник.

— Дерьмо.

— По классике, сейчас я должна сказать что-то вроде: я ведь говорила, что так и будет!

— Я сейчас приеду, и мы со всем…

Прерывая речь Балашова, звенит звонок.

— Подожди! Кто-то пришел…

Несусь к двери, выглядываю в глазок и с облегчением выдыхаю.

— Если это кто-то незнакомый, просто не открывай.

— Нет. Это всего лишь Настя. — распахиваю дверь и отхожу в сторону, пропуская подругу. Киваю той в сторону кухни и уточняю в трубку: — Так что ты говорил?

— Говорил, что приеду и со всем разберусь.

— Ты окончательно спятил? Только тебя здесь и не хватает! Неужели ты не понимаешь, что твое присутствие лишь подтвердит их догадки? Это ведь очевидно!

Я в отчаянии. Зарываюсь рукой в и без того растрепанные волосы, как подкошенная, падаю на стул и поднимаю растерянный взгляд на хмурую Настю.

— И то так, — задумчиво соглашается Демид.

— Я не знаю, что мне делать, — шепчу, чуть не плача. Чайник щелкает. Я встаю, достаю чашки, с психа бахаю ими об стол, низко-низко склоняю голову и опять матерюсь. Балашов присвистывает.

— Не знал, что у тебя такой богатый словарный запас.

— Заткнись! Просто заткнись сейчас. Я и так на тебя зла так, что с трудом сдерживаюсь.

— Рано или поздно правда бы всплыла наружу. Может, просто пришло время?

— Нет! Нет, не пришло! Это ты сделал все, чтобы о Полинке узнали. Какого черта ты пошел с ней в тот магазин?!

— Я вообще много где с ней бываю! В зоопарке, на аттракционах, в кафе… Мы же не можем сидеть взаперти. Она ребенок! Мой ребенок, Марьяна. А я прячу ее, как… как какой-то грязный секрет!

— Я хотела, чтобы у нее было нормальное детство!

— И оно будет таким!

— С кучей папарацци, следующих за ней по пятам?!

Понимаю, что наш разговор зашел не туда. Запрокидываю голову, делаю шумный вдох, чтобы успокоиться. Демид тоже молчит. И слава богу, конечно. Если он станет отпираться или пытаться меня переубедить, я просто взорвусь, ей богу.

— Послушай, давай ты приедешь ко мне, мы свяжемся с Норманом, это мой пресс-секретарь, и подумаем, как нам выйти из этой ситуации.

Оставляю все попытки приготовить чай. Тру лицо рукой. Каждый раз, когда мне кажется, что хуже уже просто не может быть, жизнь преподносит мне сюрпризы.

— Я-то приеду, но как мы с Полиной вернемся домой? Как? Если тут эти люди…

— Мы что-нибудь придумаем. Хорошо? Просто вызывай такси и приезжай. И захвати какие-то вещи на первое время. Пока возвращаться домой вам точно не стоит.

— Дерьмо… — шепчу я и отключаюсь.

— Ну, и где он с ней засветился? — качает головой Настя.

— В магазине. Мы ехали домой, после работы, и он зашел, чтобы купить пива.

— Вы?! Вы ехали?

— Он просто меня подвез, — оправдываюсь по привычке.

— Такими темпами ты скоро вообще забудешь, как он с тобой поступил, — хмыкает Настя.

— Не мели чушь.

— Да какая уж тут чушь?

Вскидываю хмурый взгляд на подругу, и она послушно затыкается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Мне надо в душ.

— А потом?

— А потом — поеду к Демиду. Будем решать, что делать дальше.

— Ну-ну… Удачи.

— Издеваешься?

— Нет. Просто не понимаю, что тут можно решить. Вряд ли вас теперь оставят в покое.

— Спасибо! Подбодрила.

Выхожу из кухни, плетусь к гардеробу, чтобы взять чистую одежду. Настя идет следом.

— Ну, извини, Марьян. Кто, если не я, тебе скажет правду? Уж точно не твой мудак.

Я замираю, потом стаскиваю с полки джинсы, простую черную водолазку под горло и говорю:

— Он не мой, Настя. Если ты забыла.

— Звучит так, как будто ты об этом жалеешь.

Молчу. Просто глотаю готовые сорваться с языка колкости. Когда дело касается Балашова, Настя превращается в такую мозгоклюйку! Бесит…

— Меня Димка пригласил на выставку хризантем, — замечаю, чтобы отвлечь подругу.

— Серьезно? И ты пойдешь?

— Почему нет? Он, вроде, отличный парень. Нет?

— Говорят, он спал с Ирмой из реанимации. Помнишь, у них такая темненькая?

— Ага. Ну, спал и спал. Он же не монах, Насть. Или мне теперь забить на его ухаживания?

— Да нет. Почему сразу забить? Я же просто так сказала… Чтобы ты имела в виду. А то мало ли, как они с ней расстались. Еще начнет строить козни.

— С чего вдруг? Мы все вроде взрослые адекватные люди.

Достаю небольшую спортивную сумку и начинаю складывать в неё вещи.

— И где ты думаешь пересидеть?

— Неверное, у мамы, — пожимаю плечами, — а там глядишь, и все уляжется.

— Ладно… Жаль, конечно, что все так вышло. Я думала, мы сходим куда-нибудь, посидим. В Мармеладе какая-то новая программа…

— Я переезжаю за город, а не на Луну. — Бросаю сумку и обнимаю Настю. Люблю ее, несмотря ни на что. — Ты можешь к нам приехать. С ночевкой, хочешь? Закажем пиццу, посидим девочками? Ммм?

— Вот ты специально? Я же на диете! — возмущается Настя, но я вижу, что мое предложение ей по душе.

— Ты и без всяких диет у меня красавица, — улыбаюсь я. — А теперь топай, мне собираться надо. И привет родителям передавай!

Глава 10

Демид

На моих часах девять утра, а в Нью-Йорке третий час ночи. Для звонков — не лучшее время, но кого это волнует, ей богу? Уж точно не меня. Я плачу своим людям столько, что могу к ним обращаться в любое время. Что и делаю, если придется.

— Джонс!

— Привет, Норман, — перехожу на английский и вскрываю пачку сухого завтрака.

— Привет, чемпион.

— Мне нужна твоя помощь. Пресса пронюхала, что у меня есть дочь. Нам нужно подумать, как выйти из этой ситуации с минимальными потерями для малышки.

— Дочь? Ты сказал «дочь»?! Кто-то опять пытается повесить на тебя своего ребенка?

Смеюсь, наливаю молоко в тарелку и подмигиваю сидящей за барной стойкой Полинке.

— Нет. Ничего подобного. У меня действительно есть дочка. Полина. Ей три. Я не афишировал эту информацию по просьбе матери девочки. Она не публичный человек. В общем, долгая история…

— Одну секунду.

Буквально вижу, как Норман выбирается из постели и гуглит последние новости. Не знаю, успели ли они докатиться до Америки. Наверное, да. В эру интернета информация распространяется со скоростью лесного пожара.

— Слушок пошел. Но серьезные медиа его еще не подхватили. Дерьмо! Не скажешь, почему я узнаю о таких вещах последним?!

— Так уж вышло, — философски пожимаю плечами. — Если тебе полегчает — о Полине не знает никто.

Ставлю молоко в микроволновку. Достаю чашу блендера, засыпаю в нее протеин, добавляю молоко, банан и замороженные ягоды для цвета. Завтрак чемпионов.

— Окей-окей! Ладно… Только не говори мне, что вы не хотите давать прессе комментариев.

— Давай так. По-твоему, насколько они нужны?

— Пока мы не понимаем масштабов происходящего, об этом трудно судить. Думаю, нам стоит выждать несколько дней. За это время мы подготовимся. Напишем короткий пресс-релиз и обдумаем, как будем действовать, если ситуация накалится.