Морган Мэтсон - Когда ты ушла

– В последнее время мы все яснее осознавали, что у нас мало общего. Наши отношения держались… скорее, на силе привычки.

– Значит… – начала я, очень надеясь не обидеть его вопросом, – это не из-за меня?

– Нет, – Фрэнк покачал головой. – Вернее, когда мы только начали с тобой общаться этим летом, я ни о чем подобном и не думал, считая себя связанным с Лиссой, а с тобой мы были просто друзьями. Но потом… – Он бросил на меня единственный взгляд, но меня от него пробрало до костей. Как будто температура в машине подскочила на десять градусов. Фрэнк прочистил горло. – Сам не знаю, когда все началось. Может, ночью после моего дня рождения. Просто в какой-то момент я начал… все время думать о тебе. Больше, чем мне следовало. Намного больше. – Даже не глядя в зеркало бокового вида, я могла сказать, что мои щеки пылают. – Но я не был уверен… не знал, что ты чувствуешь, до того вечера, как ты отвезла меня домой.

– Точно, – прошептала я, вспоминая, как поцеловала его, вполне откровенно выразив свои чувства.

– И это было нечестно по отношению к Лиссе, – Фрэнк глянул в зеркало заднего вида и перестроился. – И по отношению к тебе тоже. Так что я поехал с ней поговорить.

– И что тогда случилось? – я хотела, чтобы мой голос звучал незаинтересованно, отстраненно, чтобы Фрэнк не услышал в нем отчаянного желания знать, как все обернулось.

– Оказалось, что она чувствует то же самое. Именно поэтому она не приехала ко мне в июле. Знала, что если увидит меня, то не удержится от серьезного разговора о расставании, и не хотела портить мне день рождения. И как только я заговорил с ней о своих чувствах, она тут же предложила покончить с нашими отношениями.

– Мне очень жаль.

Фрэнк кивнул и не сразу заговорил снова.

– Думаю, у нас с Лиссой все будет в порядке. Близкими друзьями мы, конечно, уже не станем, но нормальные приятельские отношения сохраним.

– Это хорошо, – я постаралась, чтобы мой голос звучал весело, в то время как голова едва не лопалась от мыслей. Я вспомнила, как Фрэнк пришел ко мне, каким счастливым он казался. Оказывается, он хотел сообщить мне, что теперь свободен. А я не дала ему договорить, убежала от него. Сейчас мне ничего так сильно не хотелось, как вернуть время вспять и позволить Фрэнку сказать все, что он хотел. Потому что теперь я уже не знала, что думать и как это воспринимать.

– Ну и что теперь, – начал Фрэнк очень нервно, – ты собираешься…

– Боже мой! – я так и подпрыгнула на сиденье: за окном выплыл указатель съезда 14А. – Это наш съезд!

Фрэнк взглянул в зеркало и быстро перестроился через две полосы, благо, нам никто не мешал, так что мы успели съехать в направлении на Ривер-Порт.

– Извини, – пробормотала я, когда машина подпрыгнула на «лежачем полицейском». – Я не хотела тебя перебить.

Я в самом деле ни в коем случае не хотела его перебивать, мне казалось, что он вот-вот задаст какой-то важный вопрос.

– Ничего, – Фрэнк затормозил на светофоре и глянул через плечо. – Я просто хотел… – сзади нам посигналили, и Фрэнк огляделся. – Так, теперь направо?

Я включила телефон, чтобы посмотреть направление, понимая, что сейчас не лучший момент для важного разговора.

– Направо, – подтвердила я, и Фрэнк повернул.

Я не отрывала глаз от маршрута, который теперь стал довольно сложным, и только искоса взглянула на Фрэнка.

– Нам необязательно обсуждать все прямо сейчас, – кивнул он. – Давай сначала доберемся до места.

– Окей, – согласилась я, с энтузиазмом кивая.

Мне правда очень нужно было хоть немного времени, чтобы переварить все, что я узнала за последние несколько минут. И сейчас куда проще было следовать инструкциям карты, направляясь по адресу Бруксайд-лейн, дом 4, нежели пытаться разобраться в путанице собственных мыслей и чувств.

Я опустила стекло, и Фрэнк сделал то же самое. Теплый воздух летнего вечера заструился вокруг нас, шелестя распечаткой карты в моих руках. Мы проехали через небольшой пригород с одноэтажной застройкой, аптеками и магазинами одежды – кроме них здесь было много пустых офисных и магазинных помещений с табличками «продается» в витринах и окнах. Мы свернули на боковую дорогу – эта часть города была застроена виллами, разделенными большими участками земли, однако эти виллы выглядели довольно старыми и неуютными. Еще несколько километров – и мы подобрались уже совсем близко к цели.

– Мы подъезжаем к Бруксайд-лейн, – я наклонилась вперед, рассматривая таблички с названиями улиц. – Теперь поверни налево. – И еще через несколько минут я увидела нужную табличку, полускрытую огромным деревом. – Наша улица!

– Ее жители явно не хотят, чтобы их легко находили, – пробормотал Фрэнк, разворачиваясь. Теперь мы искали дом номер 4, но наша дорожка слабо напоминала обычную улицу. Мы проехали первый дом по Бруксайд-лейн, а до второго добрались только через пару минут. Улица была длинная, густо засаженная деревьями по обочинам – большими и, похоже, ни разу не стриженными, так что их кроны создавали над нами живую крышу.

Фрэнк вел машину медленно, я не отрывала глаз от телефона. Мы миновали третий дом. Было уже почти восемь вечера, темнело, и тени деревьев удлинялись, вытягиваясь вокруг нас.

– Ты уверена, что адрес правильный? – спросил Фрэнк, включая фары, резко осветившие наступавшую темноту. – Что-то мне кажется…

– Здесь! – воскликнула я, указывая на подъездную дорожку.

Ее можно было легко пропустить, если не знать, что ищешь. По обеим сторонам дорожки стояла невысокая колонна из кирпича, и на каждой виднелась медная табличка с номером 4. Колонны наполовину осыпались, таблички выглядели так, будто их никогда не полировали.

Фрэнк свернул на дорожку между колоннами, и мое сердце забилось быстрее. Когда впереди показался дом, я в нетерпении отстегнула ремень и подалась вперед.

Дом был большой, белый, со следами прежнего богатства и роскоши. Теперь белая краска местами облупилась, и лужайку давно не стригли. Но я ничего не замечала, кроме девушки, которая сидела на ступеньках дома в сгущавшихся сумерках, девушки с журналом на коленях и с банкой диетколы в руках.

Едва Фрэнк остановил машину, как я уже выскочила из нее и чуть ли не бегом поспешила к дому своей лучшей подруги.

Слоан оторвала взгляд от журнала, и рот у нее приоткрылся от удивления. Она сидела неподвижно, как статуя, глядя, как я в угасающем свете подхожу к ней все ближе и ближе. Прежде чем она успела издать хоть звук, я улыбнулась ей и сказала:

– Привет.

– Эмили! – Слоан встала, уронив журнал, и споткнулась на ступенях, делая шаг вперед.

Она стояла прямо передо мной, распахнув изумленные глаза, как будто сама не верила, что это происходит на самом деле.

– Привет, – прошептала я, чувствуя, как на глазах выступают слезы.

– Боже мой, – сказала она, потрясенно встряхнула головой – и вдруг широко улыбнулась, и я увидела, что ее голубые глаза тоже сверкают от слез. – Боже ты мой, – повторила она, протянула руки и обняла меня. Я сжала ее в объятиях, сама не зная, плачу я или смеюсь, или и то и другое сразу, – но, что бы это ни было, Слоан делала то же самое. – Что ты здесь делаешь? – спросила она, едва мы разомкнули объятия. – Как ты меня нашла? Я хочу сказать…

– Это долгая история, – ответила я, не отрывая взгляда от подруги.

Я ожидала увидеть перед собой прежнюю Слоан: в каком-нибудь сногсшибательном винтажном платье с яркой помадой на губах, с сережками, которые тихо звенели при повороте головы… Но передо мной стояла подруга, одетая в шорты из обрезанных джинсов и старую футболку, в которой раньше она разве что легла бы спать. Волосы ее были небрежно завязаны в хвостик, а розовый лак на ногах облез почти полностью. Но все равно это была Слоан… просто не та ее версия, к которой я привыкла.

Я набрала в грудь воздуха, чтобы начать рассказывать, но тут дверь пикапа хлопнула, и мы обе обернулись на звук. Фрэнк вышел из машины. Кто угодно другой чувствовал бы неловкость, не знал бы, куда себя деть, но Фрэнк выглядел совершенно уверенно, как будто помогать воссоединению друзей было его обычным занятием.

– Привет, – окликнул он нас и помахал рукой.

Слоан прищурилась, вглядываясь сквозь сумерки.

– Эмили, у меня, наверно, галлюцинации, – спокойно сообщила она. – Мне кажется, что там стоит Фрэнк Портер.

Я кивнула и помахала Фрэнку, чтобы он шел к нам.

– Я же сказала, это долгая история, – пояснила я подруге, которая снова приоткрыла рот от удивления.

Спустя двадцать минут мы вдвоем сидели на задней террасе дома. Она была широкая, выходила на огороженный двор с качелями, цветами в горшках и плетеными стульями, на которых лежали заплатанные и выцветшие от солнца подушки. За двором тек ручей, от которого улица и получила свое название[23], но сейчас я лучше слышала его, чем видела, потому что опустилась ночь. Прозрачная синяя ночь со светлячками, подмигивающими из травы со всех сторон. Слоан была дома одна: Милли, Андерсон и тетя Лейни уехали на выходные в Чарльстон. Потому что они действительно переселились к тете и теперь постоянно жили у нее.

Фрэнк заявил, что очень устал, и спросил, можно ли ему прилечь немного отдохнуть на диване. Я подозревала, что он просто хочет дать нам со Слоан время побыть наедине, хотя, возможно, дорога и правда его вымотала. Он ведь провел за рулем весь день и ни разу не вздремнул, в отличие от меня, – так что любое предположение было правдоподобным.

Слоан принесла нам обеим диетколу и теперь расхаживала по террасе босиком, зажигая ароматические свечи и фонарики, которые, по ее словам, страшно ненавидела тетя Лейни. Но коль скоро она уехала, можно было осветить террасу на свой вкус.

Когда огоньки загорелись, Слоан села рядом со мной, и мы долго глядели друг на друга. Нужно было столько рассказать друг другу, что мы не знали, с чего начать.

– Поверить не могу, что ты здесь, – сказала она, подтянув ноги на сиденье и встряхивая головой. – Мне все еще кажется, что это сон и я вот-вот проснусь. – Она внимательно изучила меня, слегка отстранившись, чтобы лучше видеть. – Мне ужасно нравится твоя прическа. Тебе очень идет.

Я с улыбкой откинула челку в сторону. Часть меня страстно желала вернуться в прошлое, в мир «Слоан и Эмили», и мне казалось, что это не так уж трудно. Подруга уже несколько раз намекнула, что хочет узнать обо мне с Фрэнком, и мне самой хотелось легкого, задушевного разговора. Но мне были нужны ответы, без них я уезжать не собиралась.

Я открыла сумочку и достала список, кое-как разглаженный и почти рваный на местах сгиба: я столько раз за лето его складывала и снова разворачивала.

– Я получила твой список. И все выполнила.

Слоан вытаращила глаза.

– Все до единого пункты?

– Все до единого, – я протянула список ей.

– Правда? – Слоан в самом деле была в шоке, и в ее голосе слышалось недоверие. – Даже плавание голышом?

– Ты просто пропала, – начала я, чувствуя, что мой голос слегка дрожит. Так ясно вспомнилось ее исчезновение, недели молчания, а потом наконец этот список – единственная весточка от нее, без всяких объяснений. – У меня не было ни одного предположения, куда ты подевалась. Только это письмо.

Слоан заговорила не сразу, и я знала, как подруга ненавидела долгие разборки и разговоры, поэтому сейчас ищет способ избежать объяснений. Но все же она ответила.

– Да, я знаю… Мне жаль. Но я решила, так будет лучше.

– Почему ты так решила?! – взорвалась я. – Я все лето гадала, что с тобой случилось! А ты даже не удосужилась прислать мне весточку! Тебе было на меня наплевать?

– Все совсем не так, – быстро ответила она, и в голосе ее зазвучала обида. – Ты что, издеваешься?

– А как тогда?

Слоан смотрела в сторону ручья, откуда – я могла поклясться – доносилось кваканье лягушек. Я ждала ответа, по-прежнему не веря до конца, что я здесь, рядом со Слоан, что нас окружает влажная ночь Южной Каролины и что сейчас я получу ответы на все свои вопросы.

– Когда приходится так часто переезжать, – наконец сказала она, все еще не глядя на меня, – сама знаешь, что происходит. Ты обещаешь людям, что сохранишь с ними связь, но это просто не работает. Никогда так не получается. И в конце концов ты просто забываешь, как это – иметь близких друзей, по-настоящему привязаться к кому-то. Забываешь, что именно тебе в этом друге нравилось. Я просто ненавижу такую жизнь. И я не хотела, чтобы наша с тобой дружба кончилась тем же самым.

Она смотрела куда-то мимо меня, и я ясно слышала дрожь в ее голосе, которую она тщетно пыталась скрыть.

– И что, для этого нужно было уехать, не сказав мне ни слова? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал мягко.

– Я думала, так будет лучше, – она растерянно провела рукой по лицу и наконец обернулась ко мне. – Просто не пытаться строить ничего нового и запомнить все хорошее, что у нас было. А было очень здорово. Как ни с кем другим. У меня никогда не было такой подруги, как ты.