– Всё было по-настоящему, – прошептала я, но мой голос был твёрдым. – У нас с тобой всё было по-настоящему! Всегда! Ты не можешь говорить сейчас, что это не так, и ставить под сомнения мои чувства к тебе, потому что более реального я никогда ничего не испытывала!

– Значит, ты переоценила свои чувства, и однажды их оказалось недостаточно, – скупо отозвался он.

Я будто наталкивалась на ледяную стену. Да что с ним такое?!

– Я не переставала тебя любить, Олли! – закричала я, пытаясь достучаться до него. – Ни на один чёртов час последних семи лет!

В то время как я дрожала и кричала как ненормальная, он, казалось, полностью успокоился. Это пугало даже больше, чем его крик.

Сложив руки на поясе, Олли подошёл ко мне, встав лицом к лицу.

– То есть ты и сейчас меня любишь?

Меня насторожил его безэмоциональный тон, но я кивнула. Я готова была как угодно доказывать ему это.

– Люблю! Всегда любила и буду.

Губы Олли изогнулись в кривой усмешке, а глаза оставались холодными. Две яркие голубые льдинки.

– Я тебе не верю, Шарлотта.

Оливер

Голос внутри велит мне заткнуться, но та часть меня – озлобленная и потерянная часть – продолжает. Она руководит мной, толкает высказать меня всё, что копилось во мне очень долго.

Поэтому я смиряю голос раскаяния. Если не скажу ей всё сейчас, меня разорвёт. Я сойду с ума. Нет, вернусь к безумию, к тому состоянию, которое держало меня своим заложником последние годы. Я не хочу этого, но контроль над собой – не то, чем я могу похвастаться, когда поблизости находится Чарли.

Я думал, что справлюсь. Не знаю даже, на что надеялся. Сначала я испытал эйфорию, когда Чарли вернулась. Но нельзя просто взять и решить, что между нами всё в порядке, нет никаких претензий и нерешённых старых проблем. И вот, когда эта эйфория схлынула, я понял, что по-прежнему в заднице. На дне. Даже хуже: я проснулся на следующее утро после того как уехал от Чарли и понял, что дно надо мной.

Долгие месяцы терапии, и что: одна ночь с ней – и всё, пиздец?

Я облажался. Секс с ней был ошибкой. То есть – он был лучшим событием за… не помню какое время, но определённо ошибкой.

Мой терапевт не похвалила бы меня за это.

Правда, говорить ей я не собирался. Достаточно, что Майло сказал, после чего наслушался дерьма.

Во мне что-то странное происходит, когда я вижу, какой эффект произвела на неё эта фраза. Не знаю, что задело её больше: то, что я не верил ей или то, что назвал Шарлоттой. Думаю, за двадцать с небольшим лет нашего знакомства это случалось так редко, что хватило бы пальцев одной руки, чтобы посчитать. Испорченная, повреждённая часть меня испытывает удовлетворение, а былой, влюблённый до безумия Олли готов отгрызть себе руку за то, что наговорил все эти гадости.

Но я не хочу сочувствовать Чарли. Я не хочу её жалеть. Я не должен заботиться о том, как она себя чувствует из-за всего этого. По её вине я испытал столько паршивого дерьма, что ей будет полезно получить сдачу.

«Не думайте о том, чего хотела бы Чарли. Сейчас имеет значение лишь то, чего хочет Оливер».

Хорошие слова, док. Хотя сначала мне и было дико слышать их. Я всегда хотел делать её счастливой. Угождать ей. Если улыбалась она, улыбался и я. Если Чарли плакала, я плакал вместе с ней.

Только многим позже я понял, что был эмоционально зависимым от неё. Я имел наивность полагать, что мне удалось избавиться от этой зависимости. Не сразу, после долгих усилий и ошибок, но мне удалось это.

Но появилась она – и у меня началась ломка.

– Ты раньше не был таким жестоким, – тщетно пытаясь остановить слёзы, шепчет она.

Я равнодушно пожимаю плечами, про себя думая, что я им и не был. Всё случилось позже. Когда меня скрючивало от мифической, но чертовски ощутимой боли и хотелось зубами грызть стену.

Мне можно себя поздравить. Прежний Олли, верный паж Шарлотты Пирс, уже ползал бы у неё в ногах, вымаливая прощение за то, что довел её до слёз. Но я научился ставить глухую стену между нами.

Эта стена – необходимость. Именно она не даёт мне размякнуть и махнуть рукой на годы, прожитые во тьме, когда она признаётся, что никогда не переставала любить меня.

Я больше не куплюсь на это.

– Ты правда веришь в то, что сказал мне? – всё так же тихо спрашивает Чарли, глядя на меня заплаканными глазами. – По-твоему, я была такой пустой, Оливер? Лживой? – Её голос усиливается, становится твёрже. Она обижена, но стена не даёт чувству вины пробиться.

Нет, я так не думаю, не настолько она хорошая актриса, чтобы притворяться годами. Но в моих словах есть доля истины. Чарли всегда поступала только так, как хотела сама. Она любила меня, но не так, как я всегда верил. Я был ослеплён ею и в то время многого не замечал.

Иногда я ловлю себя на мысли, в особенные моменты честности перед собой, что хочу наказать её за то, что любила меня не достаточно сильно; за то, как сильно любил её я.

И что она сделала с тем, что годами связывало нас? Перечеркнула, уничтожила и отправила на свалку.

В самые отчаянные моменты я мечтаю, чтобы девочка по имени Шарлотта Пирс никогда не входила в класс мисс Томас.

– Олли, – её голос вновь дрожит, срываясь на шёпот. Чарли тянет руку к моему лицу, но я перехватываю её, крепко стискивая запястья.

Ей нельзя меня трогать, я не настолько силён.

Сквозь её приоткрытые губы вырывается короткий вздох. Я молча качаю головой.

«Тебе нельзя касаться меня. Моя защита против тебя далека от совершенства».

Чарли прикрывает глаза и делает ещё один вздох, медленный, пытаясь успокоиться. Потом вновь смотрит на меня и едва заметная, печальная улыбка появляется в уголках её губ.

– Я тебя потеряла?

– Потерять и выбросить – не одно и то же, Чарли.

И это единственная слабость, которую я позволяю себе.

Чарли

Большую часть своей жизни я считала себя сильной. Никогда не унывающей, оптимистичной, смело глядящей в лицо трудностям. Это было несложно, ведь рядом со мной всегда был Олли. Он делал меня такой. Тогда я этого не понимала, а когда он больше не мог быть рядом, я осознала это.

До того вечера на втором курсе я и не знала, насколько слаба Чарли Пирс. Вечер, ставший точкой отсчёта, когда я впервые солгала Олли. И продолжила это делать, полагая, что защищаю его.

Теперь я думаю, что истинная причина моей лжи была в том, что я защищала себя.

Я боялась. Боялась, что Олли увидит правду – что никакая я не особенная, а самая обычная. И когда он это поймёт, то уйдёт от меня. Найдёт себе ту, которая будет более достойна его.

Мне жаль, что этого так и не случилось. Правда жаль, что рядом с ним нет девушки, которой он смог бы подарить своё огромное щедрое сердце и… любовь.

Конечно, будь она, я бы её ненавидела, и, может быть, даже втайне обзывала, но, если бы она делала его счастливым, всё остальное было бы неважным.

Мне грустно видеть, что в нём сидит эта злость, разъедающая его. Не такого я хотела для Олли. Если для того, чтобы он был спокоен, мне надо держаться на расстоянии, я буду.

Уехав от Олли, я безостановочно плакала. Хотела перестать и не могла. Когда перед глазами начало всё расплываться, я съехала на обочину и заглушила мотор.

Из-за обильных слёз линзы помутнели, и я вынула их, достав из сумки очки, которые всегда носила с собой на всякий непредвиденный случай.

Вот как этот.

Я уже однажды делала это и смогу ещё раз. Я справлюсь.

От подобной чуши смешок вырывается изо-рта, и вот уже я смеюсь сквозь слёзы.

Справилась. Да уж, в прошлый раз я отлично справилась. Будет удивительно, если я не попаду в клинику для душевнобольных или меня не обнаружат в ванной со вскрытыми венами.

Эта мысль заставила меня вздрогнуть, и смех резко прервался. Нет, ничего подобного я делать не буду. Самоубийство – один из самых эгоистичных поступков, который может совершить человек. А за мной прегрешений и без того хватает.

Я представила лица мамы, Пет, Лиз и Эмили, если бы я всё же решилась на это, и меня охватило чувство вины уже от того, что я думала об этом.

Следующие несколько дней я загрузила себя делами и домашними заботами, только бы не было времени думать об Олли. Правда, ночи полностью в моём распоряжении, и тут я отрываюсь по полной. Плачу в подушку, тоскую и грущу. Утром у меня припухшие глаза, но никому не приходится объяснять, почему так, ведь в доме траур. А ещё я чувствую себя отвратительно, потому что плачу не из-за папы. Когда это происходит, я снова плачу, только теперь из-за отца.

«Чарли играет»

2004

– Ты это специально?

У Олли сел голос – свидетельство того, что он уже был возбуждён. Да и как тут не возбудиться, когда Чарли сидит напротив и дразнит его.

– А ты как думаешь? – Она улыбнулась с самым невинным видом, потом медленно провела языком по верхней губе, слизывая остатки молочного коктейля.

Олли с усилием сглотнул, почувствовав прилив крови внизу.

– Чарли… Что ты…

Он запнулся, когда её ступня под столом легла на его пах. Они сидели в семейном кафе, где было полно посетителей, а она ступнёй массировала его промежность!

Их же запросто могли увидеть!

– Что «я»? – Она обхватила губами соломинку, не прекращая двигать ступнёй.

Олли поставил локти на стол, прикрыв лицо ладонью. Его дыхание стало учащаться. Он хотел сказать, чтобы она перестала, но у него язык не повернулся. Если он сейчас кончит в штаны, это будет полным позором. Но то, что она делала, было слишком хорошо, чтобы сказать «стоп».

Олли взглянул на Чарли из-под ресниц. Наверное, он сейчас весь красный, а она сидит и улыбается, будто ничего не происходит. Олли хотелось отплатить ей тем же, но он знал, что не сможет. Тут ему её не переиграть.

Внезапно всё прекратилось. Чарли опустила ногу и поднялась.

Отлично, он же этого сделать не мог!

– Расплатись и обойди закусочную с обратной стороны. Я собираюсь затрахать тебя, – зашептала Чарли, лаская его шею тёплым дыханием со вкусом вишнёвого коктейля.

Олли чуть не подавился. Ему стоило всей его выдержки, чтобы не вскочить и не побежать за ней.

Оливер обернулся и посмотрел вслед Чарли, уходящей в сторону уборных.

Господи, помоги ему!

Эта девчонка – сумасшедшая и совершенно невероятная!

И завтра она станет его женой.

Сохраняя видимость спокойствия, Олли подозвал официантку, что их обслуживала, и попросил счёт. К тому моменту, как он расплатился, уже можно было подняться из-за стола, не боясь позора.

Олли вышел и обошёл закусочную вокруг, в поисках Чарли. Она подпирала стену… возле мусорных баков.

Просто отлично!

Олли почесал затылок, оглядевшись. Никого вроде бы не видно, место глухое, но всё же…

Она же это не серьёзно?

– Ты собираешься стоять там или подойдёшь ко мне? – Чарли смотрела на него с лукавством и вызовом, покачивая согнутой в колене ногой, что упиралась в стену.

Оливер подошёл к ней и поставил ладони по обе стороны от её лица, наклонившись к губам.

– Иногда мне кажется, что ты хочешь, чтобы нас поймали, – севшим голосом пробормотал он.

Чарли облизнула губы, выгнувшись вперёд так, что её груди касались его.

– Может быть, – слегка пожала она плечом.

Олли изогнул брови.

– Может быть?

Она потянулась и шепнула в его губы:

– Это просто весело, Олли.

Значит, она хотела веселья? Ну, конечно же, это ведь Чарли.

Губы Оливера дрогнули в усмешке: несколько минут назад он думал, как отплатить ей. Теперь у него появилась идея.

Оливер опустил взгляд вниз – между свободным тонким свитером и шортами виднелась полоска загорелого живота Чарли. Олли пришлось сделать глубокий вздох: сейчас ему понадобится вся его выдержка.

Во взгляде Чарли стояло любопытство, когда он расстегнул пуговицу её шорт и «молнию», но, когда просунул руку в трусики, резко втянула воздух носом и прикусила уголок рта.

– Олли! – взволнованно прошептала Чарли.

Он сладко улыбнулся ей.

– Это всё ещё весело, Чарли?

Она ничего не ответила, потому что его пальцы как раз коснулись места, где она уже была влажной.

Нет, едва ли это было весело. Возбуждающе. Волнующе. Горячо.

Да, Боже мой!

Чарли схватилась за сильные плечи Олли, потому что начали слабеть колени. Задышав учащённо, она прижалась затылком к шершавой стене. То, что затевалось как дерзкая забава, перестало быть таковым. В ней пылал настоящий огонь, порождённый Олли и тем, что он делал.