Кэндис Проктор - Когда умирают боги

Себастьян покачал головой. Том успел рассказать им в подробностях, что видел и слышал возле подвалов «Герба Норфолка». Рассказ заставлял задуматься, впрочем, вряд ли там было что-то криминальное.

— Больше похоже на дворцовый переворот, я бы сказал, а не на революцию. Но не известно, к чему все это может привести. Начнется заварушка — и ее трудно будет остановить. Французская революция началась, когда несколько вельмож захотели возродить прежнее Национальное собрание, не забыли? А в результате они получили гораздо больше того, чего добивались.

Облака становились все гуще, поглощая дневной свет, отчего стало казаться, что уже вечереет. Себастьян смотрел в окно на кирпичные дома с потеками сажи, на пивные заведения, откуда доносился пьяный хохот. В душном воздухе пахло вареной капустой, лошадиным навозом и горящим мусором. Мальчик лет десяти-двенадцати, с виду уборщик улиц, поспешил убраться с дороги. Экипаж прогрохотал мимо, а он уставился на него во все глаза, крепко сжимая в руках метлу. За его спиной стояла маленькая девочка, не старше восьми лет, в рваных обносках, бледненькая и хилая, она протянула грязную ручонку во всеобщем жесте всех попрошаек, клянчивших милостыню.

Экипаж унесся дальше, и дети потерялись среди толпы оборванцев.

Себастьян невольно подумал о двух других детях, одного звали Хьюи, а другого — Том. А еще он подумал об их матери, простой, но благочестивой вдове, которая, лишившись работы, оказалась на улице с двумя ребятишками. Для нее, как и для тысяч женщин в такой же ситуации, выбор был прост и жесток: голодная смерть, воровство или проституция. Мать Тома выбрала воровство, заработав тем самым себе на бесплатный проезд в один конец в ссылку. Проституция, которая могла принести к болезни и ранней смерти, не считалась серьезным преступлением. Зато воровство ради того, чтобы накормить голодных детей, — считалось.

Из рассказов Тома Себастьян понял, что мальчику было девять лет, когда он с братом стоял на пристани и смотрел, как их мать увозят на лодке к кораблю, бросившему якорь в Темзе. Старше своего брата на целых три года, Хьюи взял на себя заботы о младшем и выполнял свой долг, как умел, — пока его тоже не поймали на воровстве. Хьюи повезло меньше, чем их матери. Его повесили.

Голос Лавджоя нарушил размышления Себастьяна.

— Мы выяснили, кто был тот человек, которого вы убили у реки.

Себастьян повернул голову, упиравшуюся в потрескавшуюся кожаную обшивку.

— Я не убивал его. Он упал.

Лавджой дернул губами, что служило у этого маленького сурового судьи улыбкой.

— Его звали Ахерн. Чарльз Ахерн. Слышали о таком?

Себастьян покачал головой.

— Что о нем известно?

— Ничего хорошего. Он учил сыновей лорда Кохрана, пока младший не уехал прошлой осенью в Итон.

— И чем он занимался с тех пор?

Лавджой вынул из кармана большой носовой платок и прижал к носу.

— Этого мы не знаем.

Себастьян только сейчас почувствовал тяжелый запах дыма, к которому примешались другие запахи этого района — зловоние красилен и смрад боен. Свернув на Гилтспер-стрит, они услышали крики, топот, треск огня. Экипаж с трудом пробирался сквозь густую толпу. Издалека доносился ровный звон пожарного колокола.

— Что-то горит, — сказал Лавджой, высовывая шею из окна.

Себастьян тоже разглядел пожар. Языки пламени танцевали по старой крутой крыше, вырываясь из раскрытых окон, зиявших как дыры на осыпающемся кирпичном фасаде. Клубы густого черного дыма поднимались в небо, смешиваясь там с низкими серыми облаками.

— Проклятье, — выругался Себастьян, открывая дверцу и выпрыгивая, прежде чем возница успел остановить экипаж. — Это «Герб Норфолка».

На улице царила суматоха, ревело пламя, визжали женщины, кричали почерневшие от дыма мужчины, в их блестящих от пота лицах отражались оранжевые всполохи огня, когда они, построившись цепочкой, быстро передавали из рук в руки переливающиеся через край ведра с водой.

Себастьян протолкался сквозь толпу, окидывая взглядом горящий фасад старой таверны. Черные хлопья пепла кружились над головой и медленно оседали, как грязный снег. Жар огня опалил ему лицо, проник в легкие нa его глазах из-под двери маленькой пуговичной лавки, которая находилась рядом с таверной, показались клубы дыма. Потом переднее сводчатое окно взорвалось, и весь дом охватило пламя.

Толпа вокруг громко застонала. Произошло то, чего все боялись: огонь начал распространяться. Такая опасность всегда существовала в любой части города, но здесь, где дома, построенные из старой сухой древесины, наклонялись друг к другу через узкие изогнутые улочки, одна небрежно оставленная горящая свеча могла за одну ночь уничтожить весь район.

Себастьян переключил внимание на толпу, ожидая увидеть огромного негра в первых рядах мужчин, боровшихся с адским пламенем. Но Калеба Картера нигде не было видно.

Взгляд Себастьяна задержался на высокой девушке со светло-серыми глазами и жидкими бесцветными волосенками, которая стояла у обочины. На мгновение их взгляды встретились. По тому, как она вытаращила глаза и открыла рот, он понял, что девушка его узнала.

Она развернулась, чтобы убежать, но Себастьян оказался проворней. Схватив ее за предплечье, он рывком повернул девчонку к себе лицом.

— Где Картер? — сурово спросил он.

Она смотрела на него округлившимися от страха глазами и молчала. Тогда он схватил ее за вторую руку и, приподняв над землей, хорошенько встряхнул, так что у нее задергалась голова.

— Где он, черт возьми?

— Подвал! Он говорил что-то насчет подвала…

Себастьян отшвырнул девчонку в сторону. Она упала, но тут же поднялась и бросилась наутек так быстро, что он даже не успел еще повернуться.

Огонь пока не добрался до задней половины таверны, хотя, по всем признакам, времени для этого требовалось не много. Себастьян обнаружил толстые деревянные двери, ведущие в подвал, запертые изнутри. В подвал вел и другой ход, из самой таверны, но время было дорого. Себастьян схватил какую-то железяку и с силой ударил в дверную створку. Дерево от удара раскололось.

Кто-то прокричал:

— Эй! Что ты там делаешь…

Не обращая ни на кого внимания, Себастьян пинком распахнул разбитые двери.

Снизу вырвался сухой горячий воздух, отдававший дымком. В первую секунду Себастьян помедлил. Если порох, о котором говорил Том, все еще находится в подвале, то взрыв разорвет Себастьяна на куски. Но он не думал, что люди, с которыми он имел дело, настолько беспечны.

В глубине подвала кто-то оставил горящую лампу. Бросившись вниз по истертым каменным ступеням, Себастьян увидел далекие ровные отблески пламени. Дым здесь стоял густой, он просачивался сквозь потолочные доски.

На последней ступеньке виконт остановился. В подвале был утоптанный земляной пол, вокруг возвышались ряды деревянных бочек и стеллажи с бутылками, пахло французским вином, бренди и горящим деревом. Шум пожара здесь звучал тише, но все равно с каждой секундой приближался. Виконт уже слышал рев пламени и зловещее потрескивание.

Где-то совсем близко отрывисто закашлял человек.

Себастьян пошел на звук, осторожно пробираясь среди стеллажей, и нашел хозяина таверны лежащим лицом в землю с раскинутыми в стороны руками и ногами. Услышав Себастьяна, огромный негр подтянул руки к себе и попытался приподняться на локтях. Затылок его лысой головы был темен от крови, которая струйками стекала по шее, обагряя белый воротник рубашки.

Вновь застонав, Картер оттолкнулся ладонями от земли и перекатился на спину. Так он и лежал, судорожно вздымая грудную клетку при каждом вдохе. Удар по затылку, видимо, оглушил его, но причина того, что он не мог подняться и вокруг рта у него выступила кровавая пена, была в другом: между ребер торчал кинжал.

Африканец закатил глаза и снова дернулся, когда Себастьян опустился рядом с ним на колени.

— Опять, — сказал Картер, морщась от боли. — Какого черта…

Он зашелся кашлем. Себастьян приподнял ему голову, чтобы было легче дышать.

— Кто это с вами сделал?

У Картера кадык заходил ходуном, и на губах снова выступила кровавая пена, когда он пытался что-то сказать.

Себастьян наклонился поближе. В воздухе сильно запахло мочой, ибо мочевой пузырь негра не выдержал и освободился. Чернокожий совсем был плох, грудь его подергивалась, когда он с трудом набирал в легкие воздух.

— Да… — Верхняя губа его вздернулась, в черных глазах вспыхнул огонек и тут же померк, — Да пошел ты… — произнес он на последнем вздохе, и глаза его погасли.

Себастьян перестал поддерживать великана за плечи, уложил его на утоптанную землю. Отблески в подвале стали более яркими. Подняв глаза, Себастьян увидел, что потолок лижут языки пламени.

Виконт резво вскочил. Бочонки с порохом, быть может, убрали, но богатые запасы бренди, которые здесь хранились, могли воспламениться не хуже. Себастьян кинулся по ступенькам наверх в ту секунду, когда вторая дверь в подвал взорвалась и огонь ринулся вниз.

Густой дым разъедал глаза, вызывал кашель. Прикрыв лицо согнутой рукой, Себастьян поднимался наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Не успел он преодолеть и половины лестницы, как услышал треск над головой. Он оглянулся и увидел, как горящая балка рухнула на каменные ступени за его спиной, увлекая за собой половину потолка, в спину ему ударила жаркая волна, повалив на колени.

Задыхаясь и кашляя, он практически ползком преодолел последние ступени. Взявшись рукой за край разбитой двери, он подтянулся и вылез на улицу, где почувствовал блаженную ночную прохладу.

Он стоял, опершись руками о колени, и вдыхал дарующий жизнь воздух. А за его спиной таверна превратилась в огненный скелет дома. Себастьян повернулся и увидел, как стены строения обрушились внутрь и пламя с ревом взмыло в затянутое облаками небо.

Холодный ветер охладил его кожу. Ветер и еще что-то, оно остудило ему веки и побежало по щекам, когда он поднял лицо к небу.

Дождь.

Себастьян сидел на старой колоде и обматывал влажным носовым платком обожженную руку, когда его нашел Лавджой.

Маленький судья остался без шапки, воротник на нем был измят, всегда безукоризненно белую рубашку украшало черное пятно, которое становилось серым под зарядившим дождем.

— Если бы ваш паренек был прав и в подвале действительно хранился порох, то взрыв снес бы половину улицы, — сказал Лавджой, сняв очки, чтобы протереть стекла.

Себастьян зубами затянул узел повязки.

— Порох увезли. Скорее всего, они сделали это еще прошлой ночью, после того как упекли Тома в тюрьму. Они не могли рисковать на тот случай, если бы кто-нибудь решил проверить рассказ мальчика.

Лавджой запрокинул голову и, подергивая лицом, уставился на обгоревший фасад.

— А пожар?

— Устроен, чтобы уничтожить последние улики, как я полагаю. — Себастьян поднялся с колоды. — И кроме того, чтобы скрыть убийство Калеба Картера.

Лавджой бросил в его сторону быстрый взгляд.

— Вы имеете в виду хозяина-негра? Он мертв?

— Я нашел его в подвале. Кто-то сунул ему под ребра нож.

— Но… зачем?

— Давайте подумаем. В прошлую среду маркиза Англесси, как утверждают очевидцы, вошла в эту таверну. Насколько нам известно, никто, кроме убийцы, больше не видел ее живой. Через несколько дней появляюсь я и начинаю расспрашивать о пропавшей даме. Затем прошлой ночью мой тигр наблюдает за разгрузкой пороха и подслушивает разговор о повторении Славной революции тысяча шестьсот восемьдесят восьмого года. Здесь затевалось что-то серьезное. Но единственная ниточка, которая у нас была, — это Калеб Картер и его таверна. Себастьян помолчал, глядя на дымящиеся разрушенные стены.

— А теперь у нас нет ни того ни другого.

Заехав к Полу Гибсону, чей домик стоял у подножия Тауэр-Хилл, Себастьян нашел Тома спящим в хозяйской спальне.

— Для него сейчас это лучше всего, — пояснил Гибсон, прикрывая ладонью пламя свечи. — Он был совсем без сил.

Себастьян посмотрел на спящего мальчика.

— С ним все в порядке?

— Он сильно испугался. Но ничего страшного не случилось.

Себастьян кивнул. В пространных пояснениях не было нужды. Оба знали, что могло случиться с любым ребенком или взрослым, имевшим несчастье оказаться в одной из тюрем его величества.

— Он все время говорил о ком-то по имени Хьюи, — продолжил Гибсон, направляясь в гостиную.

Себастьян кивнул.

— Его брат. Насколько я понял, мальчика повесили.

Гибсон вздохнул.