— А мама-то знает?

Он опять заулыбался. Вот об этом как раз он и хотел меня попросить. Не могу ли я как-нибудь деликатней ей об этом сообщить? Если он скажет первым, все может закончиться не очень удачно. Ком в горле превратился в бомбу, которая заставила меня вскочить со стула и взорваться:

— Ты окончательно спятил? Ты думаешь, что я совсем дура, что ли? Тут на меня не рассчитывай! Со своим дерьмом разбирайся сам и о своей дерьмовой свадьбе сообщай сам, дерьмо!

Я убежала, оставив его наедине с половинкой моей пиццы. Она, кстати, была невкусная.


9 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ

Мне снился сон про папу и Глорию, занимавшихся любовью на water-bed. На них были особые подгузники против струпьев (см. каталог МЕДЕКС).


10 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА

Свершилось! Ура! Сердцеед Лео сбросил свою информационную бомбу на Жанну, каковая и распростерлась сегодня вечером у меня на диване, словно отравленный нефтью кашалот…

— Ты уже знаешь?

— Я все знаю, мама.

Жанна в бешенстве. Душевные терзания и топот ног. Эта колумбийская мерзавка добилась своего!

— Ты что-нибудь знаешь про ту… Про эту вашу Флоранс, секретаршу, твою подружку?

— Ничего не знаю, мама.

Я повторила примерно в стотысячный раз, что Флоранс мне никакая не подружка, а старшая сестра одной девочки, которая училась со мной в школе…

— Да, да, хорошо, во всяком случае, это ей спеси-то поубавит. Поймет, каково это, когда у тебя мужа уводят…

— Не стоит так нервничать, мама. Папа и Флоранс уже давно не живут вместе.

— Хм, как знать… Твой отец способен обманывать любовницу со второй женой, а третью жену — со второй! Этот человек способен на все! Не способен он только производить на свет новых детей, к счастью… По крайней мере, он меня в этом уверяет…

Ух ты! Никогда нельзя доверять папам с небесно-голубыми глазами и коварством, бездонным, как океан. Говорить Жанне или нет? Я колебалась с минуту, потом, в виде исключения, решила дать маме передышку! Официальное сообщение об отцовстве Лео Манжена может подождать. По крайней мере, четыре первых месяца всегда можно надеяться на выкидыш…


11 НОЯБРЯ, СУББОТА

Бенжи, весь в белом, в лакированных туфлях на ногах и в стоящих от геля дыбом волосах на голове, заглянул ко мне час назад. Они с Деми заключили сегодня официальный союз между однополыми партнерами. Вечером будет большой-большой-большой праздник! Они меня приглашают. Не только меня. Весь дом. Я слышала, как Бенжи звонил по всем этажам:

— Никто не сможет спать, поэтому welcome, разделите с нами наше счастье!


12 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Что свадьба, что гулянка — один черт! Я решительно не умею отмечать такие события. Утром опять прищепки от белья в голове и похмелье, какого еще было ни разу в жизни. Записываю то, что видела вчера, пока не забыла. Хотя что уж такого важного можно забыть? Квартиру влюбленных, полную воздушных шариков с гелием в форме сердца? Деметриуша в длинной, до пят, белой джелабе, богато вышитой золотом, и в белой же шапочке-тюбетейке, которая его не портила, но делала почти смешным? Мужчин, мужчин, мужчин кругом, целующихся, обнимающихся, покачивающих при ходьбе бедрами? Марселя Келлера, исполняющего танго под музыку типа «упс-упс-упс» щека к щеке с вдовой Гюло?

Я думала, что «малибу» — напиток среднего качества, а оказалось вовсе нет! На самом деле он мне очень нравится. Розали Дюму тоже была там. Сияющая. В узком, пестром джерсовом платье расцветки пантеры. Она представила мне колосса в черной рубашке с бахромой и в бабочке «твист».

— Жан-Лy… Мы давно знакомы, вчера случайно села к нему в такси, и мы помчались на полной скорости, так ведь, милый?

Жан-Лу положил обе ручищи на бедра Розали и впился ртом в ее губы.

— Сдается мне, ты не торопишься выскочить из машины, детка! — воскликнул он, покончив со своим черным делом.

Может быть, оттого, что все веселились, а я хандрила, у меня и появилась такая потребность напиться? Или тем, что я столько пила, мне, наоборот, удалось вызвать у себя эту невыносимую хандру? Я все цедила и цедила «малибу». Пьется, как молоко. Мне кажется, Бенжи заметил, что в какой-то момент я начала пить прямо из горлышка. Неприлично? Да плевать! Какое ему дело до того, что я накачалась «малибу» в самый прекрасный вечер его жизни?


13 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Ужасный день. Я умираю над недержанием. Дальше некуда.


14 НОЯБРЯ, ВТОРНИК

Пенсионерка на качелях, юбка развевается по ветру? Дирижер с седой гривой кланяется после выступления, затянут в смокинг, крупный план промежности, незаметно защищенной новыми подгузниками «Безмятежность»? Звонок от мамы посреди моих мучений с МЕДЕКС. Ее распирает от новостей. Срочно нужно вывалить все свеженькие и горяченькие сплетни прямо на меня, да побыстрее.

— Во-первых: Ролан встретил наконец свою сумасшедшую любовь.

— Ты шутишь?

— Да, встретил. На следующей католической прогулке!

В подтексте сие означает: если бы мое поведение во время похода не было бы таким идиотским, это счастье могло привалить мне! Я чудом его избежала!

— Она студентка — ортодонтолог!

Мне пришло в голову, что это как раз минимум, необходимый для того, чтобы поддерживать беседу с Роро.

— Они учатся на одном факультете, только он ее не замечал!

Ну, в шляпе-то он не мог ее прошляпить.

— Видишь, Ева, пути любви неисповедимы!

Не факт, во всяком случае, будем надеяться, что для них это так; по крайней мере, я так думаю…

— Во-вторых, знаешь что, моя дорогая?

Нет, но чувствую, что узнаю.

— Симона на седьмом небе от счастья: ее дочь выходит замуж! Все поклонники, которых та хотела иметь, были, естественно, у ее ног, она ведь такая необыкновенная, поэтому ей долго не удавалось сделать выбор.

Не то что некоторые, следите за маминой мыслью…

— В конце концов, Брижитта остановила свой выбор… На своем патроне! Чудесный человек, в тридцать один год уже создал три фирмы, которые работают с оглушительным успехом, родители его миллиардеры, живут в Майами, из-за налогов. Свадьба будет там.

Отлично, вот и алиби, ведь у меня нет денег на билет до Майами.

— В-третьих, Эдит Пошон…

Вот она опять появилась, лапочка, держу пари, что она беременна.

— Эдит Пошон бе-ре-мен-на! Ее мать сияет от счастья. Ты увидишь, милая Николь помолодела на десять лет…

Читаю меж строк: сочувствую, ну почему так везет Николь Пошон и так не везет тебе? Мне, мне, мне?


15 НОЯБРЯ, СРЕДА

Сегодня утром видела Мари-Анник с Машаром в начальническом «форде» на въезде на стоянку. Она тоже видела. Видела, что я ее видела. Через три минуты она явилась ко мне с торжественной миной на лице.

— Ева, ты с самого начала была свидетельницей наших отношений с Патриком, и вот что я должна тебе сказать: я хочу, чтобы ты первой узнала, что все вылилось в нечто очень-очень серьезное, и отныне мы идем с Патриком по жизни вместе, я переехала к нему в пятницу…

— Отлично, просто класс, Мари-Анник! Я ужасно рада за тебя…

— За нас ты хочешь сказать?

— Да, да, за вас.

Она оставила двухкомнатную квартиру в Нантерре. Район вне зоны моих квартирных изысканий. Господи, даже объедки со стола Мари-Анник пролетают мимо моего носа. Я только мимоходом заметила, что Флоке ищет квартиру. Just call me, Ева-аббат-Пьер.


16 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ

Все как сговорились, что ли? Любовь цветет повсюду пышным цветом. Только мне одной суждено вечно томиться без пары. Таков, значит, план небес? Сообщение от Селесты. Жан-Ги возвращается в Гонконг. Сенсация! Там его ждет женщина его жизни. Тайваньская адвокатесса.

— Оказывается, его сердце и его голова уже были заняты, я и не знала, — сказала мне подруга.

Было бы из-за чего извиняться. Я не стала ей говорить, что лучше остаться невостребованной, чем связать свою жизнь с ее Ж-Г. Все хорошо, что хорошо кончается. Я оставляю Жан-Ги Лепра Тайваню, и даже всему континентальному Китаю. Если китайцам так хочется, могут его к себе присоединить.


17 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА

Могло быть еще хуже. Я могла бы, например, страдать недержанием мочи.


18 НОЯБРЯ, СУББОТА

Провела весь день в постели. Перечитывала старые журналы «Шери». Не очень горжусь собой (эвфемизм). Регрессия. Депрессия? Съела чуть ли не целый батон белого хлеба (остались горбушка и один кусок) и опустошила банку «нутеллы». Пальцами, поэтому на этих страницах так много пятен. Единственное утешение: об этом никто, кроме меня, никогда не узнает.


19 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Строила во сне замки из песка, которые один за другим разрушались. Прообраз моей жизни? Я иду не вперед, а назад. Не видно ни одного Прекрасного Принца на горизонте. И уж тем более ни одного маленького принца собственного производства. Не переезжаю. Не меняю работы. Через месяц у меня день рождения. Где мои ласты? Где кислородный баллон? Я плыву в сером океане. Дно мягкое. Затененное. Когда я хочу оттолкнуться от него и всплыть на поверхность, я только еще глубже увязаю.


20 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Жиль Флоке сияет сегодня, как новенький евро. Он провернул дело с Мари-Анник. Нантерр воодушевляет его, двухкомнатная квартира тоже. Он осмотрел ее в субботу в тандеме со своей мамой, которая «очень хорошо все восприняла», потому что «уж если он уезжает, то пусть по крайней мере не слишком далеко от Гаренн-Коломб». И он быстренько заселился в воскресенье. А спасибо Еве сказать забыл? Какое спасибо? Мари-Анник не сообщила ему, кто их свел. Анонимная благодетельница, черт, всему же есть границы! Я ввела Флоке в курс дела. Он рассыпался в извинениях. Он был уже готов руки мне целовать. Наказанием за доброе дело стало для меня приглашение на ужин! Как только его мать дошьет шторы, обязательно! Даже у Флоке все получается лучше, чем у меня: он переехал, он обгоняет меня на прямой дистанции, а я ему еще и хлыст одалживаю.

— Вот так ты представляешь себе жизнь? — гнусавит мне на ухо Болтун. — Как бег с препятствиями?

— А как же иначе?

— Если бы Флоке по-прежнему торчал у своих стариков, это тебя бы окрылило?

— А ты забыл, как меня воодушевило месяц назад, что у него все еще хуже, чем у меня?

— Такое воодушевление не в счет. Это как аспирин вместо антибиотиков: симптомы исчезают, а болезнь остается…


21 НОЯБРЯ, ВТОРНИК

Звонок от папы. Он спросил меня, успокоилась ли я. Я ответила, что состояние моей нервной системы не мешало ему спокойно спать все это время. Насколько мне известно, со времени нашего последнего обеда прошло две недели! Он ответил, что умеет считать, спасибо! И что он был очень удивлен тем, что я не позвонила…

— Я тоже, представь себе, — резко ответила я.

Потом над телефонными проводами пролетел тихий ангел. Честно говоря, я почти не вспоминала о его женитьбе. Мне удалось более-менее отстраниться от этого. Выбить из головы. Но не из своей жизни. Это было бы слишком просто. И папа опять погрузил меня в нее с головой. Цель звонка:

— Не занимай ничем субботу, двадцать шестого мая.

Это он на случай, если я собиралась в этот день улететь на Таити с Прекрасным Принцем?


22 НОЯБРЯ, СРЕДА

Во сне я попала в Тюильри. Папа был маленьким далматинцем с черным пятном между глазами и в красном, как ногти Глории, ошейнике. Он прыгал и лизал ей икры. Уже не помню точно, смеялась я или мне привиделась Глория в образе главной падлы Крюэллы из мультфильма «101 далматинец». Она выгуливала папу на поводке и куксилась по этому поводу.


23 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ

В обед пришла к нам в агентство Жеральдина. Истошные вопли девчонок — Мари-Анник, Натали, Анаис и Сары. Они принялись водить хоровод вокруг ее живота (восьмой месяц). Никто, кроме меня, не знал, что она ждет ребенка.

— Девочка или мальчик?

— Нас с Зоэлем это не волнует… Пусть будет сюрприз!

— А имя?

— Мы с Зоэлем никому не говорим… Секрет!

Замешательство в группе поддержки. Если ты не посвящен в тайны личной жизни матери, то о чем, кроме имени и пола ребенка, можно поговорить в связи с его будущим рождением? Когда мы с Жеральдиной остались тет-а-тет в дурно пахнущей вегетарианской забегаловке торгового центра, хозяин которой похож на бандита (не только похож, он и есть бандит: от еды у него всегда несет дизельным топливом и затхлостью), Жеральдина шепотом сделала мне несколько признаний. Если будет мальчик, она хочет назвать его Фруктидором. Если девочка — Жатвой. Кусок пирога с крапивой и китайской тыквой, который я с трудом пыталась разжевать, застрял у меня в горле. Та же участь постигла глоток воды в тот момент, когда Жеральдина открыла мне выбор Зоэля. Мальчик — Роки. Девочка — Тарзана. Они никак не могут прийти к согласию. Взгляд моей подруги затуманился при воспоминании об этом.