— Ну ага, придумала тоже!

— Антон! Ну я же и так опоздала! Или что, мне с сумкой по институту носиться? Пожалуйста!

— Ащ-щ! На ужин тогда мне пирожков с мясом сделаешь, отплатишь.

— Ты бесплатно даже почесаться поленишься?

— Почесаться не поленюсь! А вот тебя чесать бесплатно — с чего вдруг?

— Ну и паразит!

— Так что там насчет пирожков-то?

Почему в русском языке нет слова, которое сочетало бы в себе одновременное «восхищение» и «раздражение»? Мне оно крайне необходимо, чтобы сформулировать мнение об Антоне. Хотя зачем я все усложняю? «Раздражение» — исчерпывающе подходит.

Конечно, вдоволь наторговавшись, мы договорились. А с тех пор отношения наши вернулись в обычное немирное русло, что обоих очень даже устраивало.

Глава 8. Передышка Нашего Величества

И вот знаменательный день наступил. Мы с Антоном уже уселись ужинать, по привычке лениво препираясь, когда на кухню вплыла Ольга — еще более счастливая, чем обычно, а за ней и Руслан.

— Закончил! — оповестил он собравшихся, не пытаясь скрыть и собственной радости.

Я было открыла рот, чтобы поздравить его с этим событием, как со стороны Антона звякнула о тарелку вилка, которую он так и не успел донести до рта:

— Ну вот я и поел, — он резко встал и тут же ушел в свою комнату.

Больше за стол он не вернулся, но его поведение почему-то никого не озадачило, а Ольга беспрерывно щебетала о том, что эта книга непременно станет бестселлером. Мне все же удалось улучить секунду в перерыве между ее фразами, чтобы поздравить Руслана. Тот тоже был очень доволен собой и вовсе не собирался разыгрывать ложную скромность. Правда, что ли, почитать, чего он там настолько самоуверенно калякает?

Ольга с Русланом начали обсуждать поездку за город на несколько дней. Девушка уже готовилась к защите диплома, поэтому к институту не была привязана так, как некоторые. А вот некоторые тоже бы съездили… Куда эти двое собираются? В местный санаторий? Пришлось только вздохнуть и не слишком очевидно завидовать.

С этого момента, как я поняла позже, эстафетная палочка была передана Антону — отныне он не ел, не спал, только непрестанно кричал на кого-то по телефону — у него-то звукоизоляции в комнате не стояло, так что нам приходилось с этим мириться. Как он еще не охрип?

— Слышь, писатель! — теперь доставалось и лучшему другу. — Открытая концовка, серьезно?!

— Я не буду переписывать финал, — упрямо повторял Руслан при поддержке своей Оленьки.

— Ты закопать меня решил?! — тот вообще спокойно теперь говорить не мог. — Так вот, следующую книгу ты себе точно закопаешь, помяни мое слово!

— Я не буду переписывать финал.

— Ну и не переписывай… долбоклюй!

Антон постоянно куда-то уходил и приходил неожиданно и, кажется, ни разу не оторвал телефон от уха. Орал на каких-то то ли редакторов, то ли корректоров, то ли разметчиков, то ли переводчиков в режиме нон-стоп. Ого-го, я бы после вот этого последнего, трехэтажного, на месте редактора тихо повесилась. Наверное, на том конце так и поступили, потому что Антон вдруг и меня заметил:

— Поварешка, ты еще не съехала?

День, второй, третий — а наблюдать за ним становилось все интереснее и интереснее. Я уже и раньше заметила, что чем сильнее он устает, тем меньше у него остается сил для сарказма и разговоров ни о чем, зато максимальный уровень раздражительности мы так и не выяснили — каждый день Антон ставил новую планку. Ни Руслан, ни Ольга его не донимали, будто ждали, когда он вернется домой с какой-то радостной вестью. А мне же просто зуделось — посмотреть, до какой степени ярости его можно довести, и есть ли предел. Подкралась в один из таких буйных телефонных диалогов со спины и вперила пальцы ему в ребра — то, что наш домашний гад боится щекотки, мы давно выяснили. Он взвился на месте и повернулся ко мне, выражая твердую готовность убивать. При этом продолжал выплескивать ярость на то ли редактора, то ли корректора:

— На параллелепипеде я вертел другие заказы, Гоша! Если не будет готово послезавтра в восемь утра, у тебя больше никогда никаких заказов не будет — это я тебе чисто по-дружески обещаю!

Он все же успел перехватить меня за локоть, раз наорать сейчас не мог. Но поскольку свободна у него была только одна рука, то просто цапнул меня зубами за плечо — довольно сильно, даже через ткань больно. Я вскрикнула и вырвалась — уж не знаю, чего там бедный Гоша подумал. Убежала и больше подобных трюков не повторяла — с этого станется отомстить.

Наконец, и ожидания Ольги с Русланом оправдались.

— Я — чертов гений! — раздалось настолько громко, что даже я выглянула из своей комнаты. — Испанцы берут! Запустят одновременно с нами!

Антон, не удосужившись даже скинуть кожаную куртку, обнял сначала визжащую от восторга Ольгу, потом Руслана, а потом и меня с радостным криком: «Поварешка, ты еще не съехала?». Меня он даже чмокнул в губы от несдерживаемого счастья. В этом не было ничего особенного — люди всегда так радуются: обнимаются, целуются. И раз уж с ним я целовалась примерно полторы тысячи раз уже, то и для меня ничего особенного не произошло. Я так же, как и все, внимала подробностям, которые он на нас тут же и вылил, а потом еще дважды повторил. Чувствуя, что его словесный поток иссяк, я решила вставить:

— Есть будешь? Там плов остался…

— Все, все, поварешка, — остановил он мой порыв милосердия. — В сторону. У меня самолет через сорок минут.

То есть у Антона «творческий процесс» был только в самом разгаре — а это значило, что он будет становиться все раздражительнее, а наблюдать за ним будет все интереснее.

Но он улетел в Мадрид, а еще через день и Ольга с Русланом отправились в свой санаторий на реабилитацию творческих личностей после литературного запоя. Оставшись одна в шикарной квартире, я даже завидовать им перестала — красотень, а не жизнь! Даже курсовую умудрилась сдать в срок.

Сидела возле самого большого телевизора в своей жизни, когда так же неожиданно, как улетел, вернулся Антон. Он даже не поздоровался уже привычным «Поварешка, ты еще не съехала?», просто кивнул и направился в свою комнату, но возле меня притормозил:

— Слушай, у меня по ходу температура. Потрогай, — наклонился.

Я приложила руку к его лбу:

— Да, точно. У меня парацетамол где-то…

Он не дослушал, выпрямился и пошел дальше. Появился из комнаты минут через двадцать.

— Я в Москву. Сообщение получил только тут, в аэропорту. На пару дней.

— Я-я-ясно, — единственное, что я смогла сказать.

И продолжила наслаждаться одиночеством, отечественным телевидением и учебой.

Он, как и обещал, вернулся через два дня — и снова я перед телеком! Так еще решит, что мне только за это зарплату и выдают. Плюхнулся рядом, не снимая куртки, раскинул руки, откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза.

— Я так устал, Алин…

Я повернулась к нему, чтобы лучше рассмотреть уставшего и такого непохожего на себя тираннозавра.

— Как дела-то продвигаются? — мне на самом деле было интересно, каковы финансовые перспективы писателя Владимирова, который по совместительству подрабатывал и моим работодателем.

Он даже глаз не открыл:

— Да все основное сделано. Запустят промоушен сразу после редакторов, на английский переведут в Москве… в следующем месяце Руслану надо будет самому туда скататься — договорился о паре интервью… — Антон говорил тихо, едва слышно — я половины слов разобрать не могла. — После запуска выйдет две статьи… одна — разгромная… шумиху надо… — и утих, а может, мысленно до сих пор продолжал что-то объяснять.

— Есть будешь? Там супчик рыбный, — я все же удосужилась выполнить свой профессиональный долг.

Он еле слышно бубнил себе под нос:

— Я, кажется, неделю не ел. Неделю не спал. Неделю женщин не видел. Я поседел! — в последнем он уже сильно приврал. — И… я обожаю рыбный супчик.

Когда я, разогрев в микроволновке суп, вернулась, он уже спал, подтянув под голову диванную подушку. Хоть обувь удосужился скинуть. Я притронулась к его лбу — на этот раз жара не было. Погладила по волосам и по щеке — ну до чего же прелесть! Уставшая, тихая, мирно сопящая прелесть. Да и на душе сильно полегчало, что он все возможное сделал для Руслана — а это значит, что тот вряд ли сейчас будет сокращать служебный штат, то бишь меня. Стоит ли мне его разбудить, чтобы поел и разделся? Но было до того жаль, что я продолжала гладить его, как угомонившегося ребенка. Его волосы пахли пылью и куревом. Таким простым и милым он выглядел в этот момент, что я даже поцеловала его в висок, не сдержав приступ неожиданной нежности или зарождающегося материнского инстинкта — если проснется, ну и к лучшему. Но он не проснулся, поэтому я накинула на него плед, а сама ушла восвояси.

Утром уже ни самого Антона на диване, ни супа в микроволновке не было. Заглянула в его комнату — спит, как сурок. И то же самое, когда вернулась из института. Он вышел в кухню уже к вечеру — огурчик-свежачок во плоти:

— Поварешка, ты еще не съехала?

Я даже рассмеялась — чудовище вернуло свой истинный облик из милашки-засони. Он хмуро оценил мой приступ веселья, пододвинул тарелку к себе ближе. Молчаливые ужины не очень в моем вкусе, поэтому я попыталась говорить хоть о чем-то:

— И теперь что? Я имею в виду, с книгой.

Он демонстративно потянулся за солонкой и даже приподнял ее, как знак какого-то важного протеста, но на мой вопрос ответил:

— Третья книга пойдет как по маслу — по вытоптанной колее. В Испании он на пике, но за тамошний рынок они теперь сами будут беспокоиться. Запустим еще в паре стран для начала, там, где первую хорошо раскупали. В общем, теперь работа в расслабленном режиме, — он оценил мой кивок примерного понимания этой текучки и резко сменил тему: — Ты тут до скончания веков жить собралась? До сих пор надеешься влюбить в себя Руслана?

Вопрос, так сказать, ниже пояса… К этому моменту я уже ни на что не надеялась — и Ольга, такая неоправданно радушная, считающая меня своей подругой… и сам Руслан, которого, кажется, просто невозможно сбить с пути истинного… да и устроилась я тут совсем неплохо — по крайней мере, второй курс закончить теперь будет куда проще, чем при работе барменом, плюс такая экономия. Нет, совершенно однозначно, я уже ни на что не надеялась. Возможно, Антон и сам видел, что до всех этих пунктов я уже должна была додуматься.

— Я вот понять одного не могу, — задумчиво, но пристально глядя на меня, продолжил он. — Если у тебя любовь прямо такая сильная, но при этом ты уже поняла, что тебе ничего не светит, разве не напряжно тут оставаться? Смотреть со стороны, как они милуются? — я не знала, что на это ответить, и поэтому промолчала. — И что-то я ни разу не видел, чтоб ты ревностью захлебывалась.

Раскусил меня? Просто признаться — мол, никакой любви-то и не было? Он и так мое присутствие едва выносит, а уж пустую охотницу за богатством вышвырнет, не дожидаясь возвращения Руслана. Рассказывать о своей тяжкой судьбинушке этому цинику вообще без толку. Решила выбрать золотую середину:

— А я думала, ты в любовь не веришь! Антон Саныч, вот ты, как никто другой, должен меня понять, выбор-то у меня небогат: не зацикливаться на своей ревности или снимать сейчас хату и перестать есть. Вообще уволиться и вернуться в бар — значит, попрощаться с институтом уже точно. Я способна и головой соображать, раз такой расклад получился. Поэтому стараюсь любить его без ревности.

Его устроил мой ответ, как я и ожидала. Он встал вслед за мной и даже помог убрать тарелки со стола, наконец сказав:

— Чем больше тебя узнаю, тем больше мне нравится ход твоих мыслей, — я даже с удивленной от неожиданного комплимента улыбкой обернулась к нему.

Он нагнулся и чмокнул меня в губы, подумал… или оценил мою реакцию — и поцеловал снова, уже по-настоящему. И это опять был не порыв! Ничего такого, от чего сердце замирает, а как самое привычное действие. Ну, людям свойственно целоваться, раз других никаких занятий нет. Тем более, когда у них это так хорошо получается, как у нас. Мне и в голову не пришло отстраняться или возмущаться, даже приобняла его — я человек рациональный, но и приятное от всего остального способна отличить.

— Я уйду сейчас, мне нужно отдохнуть, — он говорил, практически не прекращая поцелуя, просто переходя на поверхность моих губ. — Вернусь поздно, возможно не один, так что из комнаты не высовывайся.

— Ладно, поняла, — мне очень нравилось пропускать сквозь пальцы волосы на его затылке.