Пока я пыталась мысленно охватить глобальность бедствия, Ольга все же вырвала Руслана из моей хватки и утащила за дверь. Кажется, я даже расслышала напоследок что-то наподобие: «Будь сильной, Алина, будь смелой».

Правда, их смех все же успокоил, так как эти двое ни за что бы не оставили меня тут, если бы считали, что моему здоровью или жизни что-то угрожает. Курит — значит, бросает? А Руслан с Ольгой, видимо, решили, что у нас с ним сложились настолько теплые отношения, что моя поддержка ему только на пользу. И хоть в этом они ошибались… с меня не убудет.

Я сначала приготовила на ужин его любимую рыбу, и только потом заглянула в комнату. Оказалось, что ничего страшного и не происходило — Антон полдня проспал, а теперь валялся с книгой на своей кровати. Даже улыбнулся, когда увидел меня. Протянул руку, подзывая, а я не стала сопротивляться ни себе, ни ему. Улеглась рядом, получила привычный поцелуй в щеку.

— Твоя сестренка с женишком почему-то сбежали!

Он тут же нахмурился.

— Я… немного раздражительный. Они думают, что я только тебя сейчас способен вынести.

Мы оба рассмеялись от нелепости этого предположения. На самом деле, Антон был на удивление спокойным и даже веселым. А с таким настроением только вредные привычки и бросать!

Первое сомнение в том, что весь его настрой был несколько наигранным, обозначилось уже к концу нашего ужина, когда Антон ни с того ни с сего начал злиться, что «гребаный Руслан так и не купил гребаный чай с гребаным бергамотом». Он, как оборотень в полнолуние, менялся на глазах.

Я решила, как напутствовала Ольга, «быть сильной, быть смелой», расставив для себя приоритеты. Если небольшая раздражительность — это плата за отказ от его вредной привычки, то почему бы мне не сделать вид, что я никакой раздражительности и не замечаю?

Настоящие проблемы начались уже на следующий день. В шесть утра Антон явился в мою комнату и потребовал, чтобы я хранила у себя все его кредитки и бумажник. Даже ключи от машины всунул мне в ладонь. Я открыла кошелек и присвистнула, но он тут же бесчеловечно добавил, что отдаст мне всю имеющуюся наличность только в том случае, если я удержу его от срыва. Это предложение заметно прибавило во мне энтузиазма.

Я даже заперла его снаружи, уезжая на учебу. Но когда вернулась, оказалось, что он ждал меня прямо возле порога, как преданная псина — хозяина. Сидел на полу, опершись на стену, и производил впечатление совсем безобидного человека, что в корне противоречило его сути. Но я все же уселась рядом и положила голову ему на плечо.

— Ну и чем я могу тебе помочь за ту сумму, которую вчера двенадцать раз пересчитала на ночь, после чего мне снились сладко-сладкие сны?

— Ничем, — буркнул он.

Но я понимала, что такую зарплату надо отрабатывать.

— Антон… Ты молодец, что наконец-то решил бросить курить! Вот я прямо горжусь тобой!

— Да наср… как-то мне побоку, что ты мною гордишься, — он даже голову не поднял.

— А я все равно горжусь, понял? — я решила не сдаваться. — Потому что ты… не пойми неправильно… ты, Антон, в каком-то смысле идеален. Неуязвим. Непоколебим. Тебе ли подчиняться какой-то там вредной привычке?

Я наконец-то привлекла его внимание — и теперь он смотрел пристально, не сдержав появившейся улыбки.

— Ну ничего себе, какие откровения! А если я накину еще десять тысяч, то ты мне и в любви признаешься?

— Признаюсь. Даже попытаюсь, чтобы прозвучало честно, — подумав, ответила я. — Даже и за пять признаюсь. Деньги, знаешь ли, не пахнут.

Он рассмеялся тихо и поднялся на ноги. Подал мне руку, а потом потащил на кухню, чтобы я его, страдальца, накормила да напоила. Перепады его настроения — от унылого тухляка до Властителя Вселенной — старалась полностью игнорировать, в тринадцатый и четырнадцатый раз пересчитывая в уме выручку.

Перед сном мы с ним даже составили целый список «за» и «против» курения, но в первой колонке у него получилось вывести только единственное слово — «хочу». По-моему, тут даже думать не о чем. Но он, как выяснилось утром, думал. И надумал:

— Забирай наличку, отдавай мне все остальное, поварешка!

— Нет! — я даже спросонья могла соображать. Все его вещи предварительно спрятала в надежном месте — под собственной подушкой. Оказалось, что на семизначном банковском счете мне спится просто восхитительно.

— Отдай мои вещи! — теперь он своей ярости даже не пытался скрыть. — Или я в полицию позвоню, чтоб тебя посадили за воровство!

— Звони!

— Мне на работу надо, — тон его голоса совершенно неожиданно сменился на мягкий. — Алин, хотя бы ключи от машины верни.

Ага, именно об этом он меня вчера сам же и предупреждал. И сам же позвонил секретарше, предупредив, что и сегодня на рабочее место не явится. Ближе к вечеру она должна приехать сюда с документами, а в мою задачу входило его пока на вольные хлеба не отпускать.

— Нет, Антон. Потом мне еще спасибо скажешь!

— Не скажу! — он закричал и схватил меня за плечи, затряс, словно надеялся, что сигареты посыпятся прямо из моего бедного тельца. — Кем ты себя возомнила, поварешка?! Катись ко всем чертям из этого дома! Сколько тебе заплатить, чтобы я больше никогда не видел твоей мерзкой рожи?

Повезло, что я не обидчивая. И в его злости было что-то скрытое, неподвластное словесному описанию. Именно оно и заставило меня его резко обнять и прижать к себе, а потом и найти губы. Надо признать, что еще пару секунд он сопротивлялся, но мы это уже неоднократно проходили — Антон любил меня целовать и уже даже не пытался играть в равнодушие в этом вопросе. Посему это был лучший способ сбить его с мысли. С любой.

Минут через пятнадцать я все же отстранилась, потому что поцелуи в моей постели всегда грозили зайти чуть дальше, чем нам обоим было нужно. Но и он сам к тому моменту уже окончательно пришел в норму.

— Знаешь, Алин, — мы лежали напротив друг друга, глядя в глаза, — если я не брошу курить, то откажись со мной целоваться. Уверен, это подействует.

Я улыбнулась и, не сдержавшись, все-таки погладила его по волосам.

— Ладно.

Однако ж вечером истерическая сцена практически полностью повторилась. Учебный день выдался на редкость тяжелым, да и к тому времени я успела вдоль и поперек обмусолить все вредные привычки Антона. Поэтому, когда он снова попытался начать возмущаться несправедливостью бытия, достала заранее купленную пачку из сумки и положила перед ним на стол. Тут же рядом вывалила все его ценное имущество, предварительно опустошив бумажник. Он удивленно замолчал, кое-как оторвал от всего этого взгляд и посмотрел на меня, ожидая объяснений.

— Послушай, Антон. Так ничего не выйдет. Ты будешь курить, даже если придется для этого раскошелиться, отказаться от… поцелуев или вообще не появляться на работе. Потому что нет ни одной причины, кроме твоего «хочу»! Так что или перестань хотеть, или кури на здоровье. Но не думай, что кто-то тебе поможет, кроме тебя! А я пойду звонить Руслану и Ольге — пусть возвращаются и тоже прекращают делать из этого события всемирный потоп!

По-моему, речь вышла достойная, но он отчего-то только зло расхохотался. Правда, схватил пачку и с силой смял ее. А потом и уверенно выбросил в мусорное ведро, подтверждая этим твердость своего решения. Я сделала вывод, что честно заработанные деньги могу теперь и не отдавать — все же мне тоже требовалась компенсация морального ущерба! К тому же, эффект, как говорится, налицо!

Все так бы чудесно и закончилось, но чудеса случаются только в сказках. Поэтому, по большому секрету и сильно забегая вперед, я открою страшную тайну — Антон снова закурил через три недели. Окончательно от этой вредной привычки он откажется потом, гораздо позже, а я, по случаю, снова окажусь рядом. Но это все будет потом. А пока мы с ним погрязли во вредных привычках, и речь, к сожалению, шла не только о сигаретах.

Глава 12. Провал Нашего Величества

По тем же правилам идеального сосуществования мы с Антоном продолжали взаимодействовать, наполняя жизнь друг друга необходимыми эмоциями.

— Почему сегодня ужина не было?! Тебе за что деньги платят?

— Я же предупредила… у меня типовые!

— Знаешь, куда я имел твои типовые, поварешка?

— Пожри в кафешке, припадочный! Поди не отравишься!

— Пожрал! И кто мне возместит теперь финансовые затраты?

* * *

— Моя мама просит вторую книгу Руслана. Где купить можно?

— Я тебе принесу, в издательстве несколько экземпляров осталось.

— Принесешь? Да ла-адно!

— И по себестоимости продам!

Принес. Даже с автографом автора — словно мне самой теперь было сложно заполучить этот автограф. И простейшие поиски в интернете показали, что его «по себестоимости» ровно в два раза выше, чем розничная цена! На мой злобный упрек он только расхохотался, но деньги, конечно, так и не вернул. Вместо этого я получила массаж плеч, когда мы позже уселись перед телевизором.

* * *

— ААААААА! Бубликова не накрашена!!! Мне срочно нужна операция по пересадке глаз!

— По пересадке мозга бы тебе операцию…

* * *

— Алинк, а, Алинк! А почему мне так нравится с тобой целоваться?

— Без понятия. Не отвлекайся.

Он наклонился к уху:

— А может, я загляну к тебе сегодня на ночь, а? Продолжим наши… эм-м… поцелуйчики? — и без пояснений было понятно, что речь пойдет не только о них.

— Обнаглел?

— Немного, — Антон смеялся еле слышно. — Я вот уверен, что если твоей меркантильной душонке предложить достаточную компенсацию, то на постельку мы легко договоримся.

Завопить возмущенной белугой или озвучить сумму компенсации? Но вслух целесообразнее было заметить:

— Остынь, мачо! Я и без того не знаю, зачем с тобой целуюсь.

— Иди ко мне, хватит болтать.

* * *

— Это я-то паразитка?! Ты сам тут сидишь на шее у Руслана!

— Это кто у кого на шее сидит?! Половина квартиры вообще-то пока на меня записана, — как выяснилось позже, он не врал. — Я только после свадьбы на Ольгу перепишу, так что пока только ты тут паразитка!

— Вот же… все равно паразит!

— На ужин рыбки пожарь мне, поварешка!

* * *

— Бубликова, пошли, обдолбимся? Че-т тоскливо мне. А в бар неохота…

— Ну уж нет. Мне еще после последнего обдолба разгребать и разгребать…

— Ай, неприятная ты змеюка. Пошел я тогда в бар.

Вот так и жили. И, кажется, обоих все устраивало.

* * *

— Антон, я умоляю! — я позвонила из института на номер Руслана, и к счастью, его идиотичный приятель оказался поблизости.

— Я тебе такси, что ли, поварешка? Совсем зазвездилась?

В какой-то суматохе я забыла дома зачетку, что на меня вообще не похоже. Вызубрила курсовую наизусть, морально подготовилась — мне ж нужна только пятерка, и на тебе — специально оставила на столе зачетку, чтобы не забыть — и забыла. Другого выхода, кроме как попросить Антона мне ее привезти, причем очень быстро, не было. Этот старикашка-препод на пересдаче уже выше четверки не поставит.

— Антон, я прошу! — снова услышала отрицательное бурчание в ответ. — Антон, я заплачу!

Да уж, забыла, с кем разговариваю.

— Сколько? — весело оживился он.

— Говори, сколько хочешь, нищий, — я смирилась, выхода-то не было.

— Поцелуй… — я чуть не подскочила на месте от радости, что так легко отделалась, но не успела этого сделать, расслышав продолжение: — и тысяча рублей.

— Офонарел? — на самом деле, это я в тот момент офонарела. И ведь знает, гад ползучий, что может диктовать свои условия. — Ладно, вези, только побыстрее.

Он был в институте уже через пятнадцать минут. Успел вовремя, даже с запасом — передо мной оставалось еще два человека. Протянул открытую ладонь, на которую я положила приготовленную тысячную купюру, а только потом отдал зачетку. Ничего, переживу, главное сейчас — сдать. Нас, оставшихся в коридоре студентов, уже потрясывало.

Антон обнял меня сзади и положил голову на плечо — его прикосновения и запах стали уже настолько привычными, что даже успокаивали.

— Ты чего так психуешь, Бубликова?

Я потерлась виском о его щеку.

— Мне ж на пятерку надо… А препод уже уставший, раздраженный…