В пятницу после уроков Алешу обычно отвозили к бабушке в ближнее Подмосковье, а в воскресенье забирали. Чаще всего ездила Лена, у нее установились отличные отношения со свекровью, но в этот раз она сказалась больной (ангина и правда не проходила), поэтому пришлось попросить Сережу. Лена позвонила Николаю. Запасной ключ от мастерской был уже у него, поэтому она просто сказала «он уехал», а через три часа ей «доложили о выполнении».

— Теперь, — сказал Николай, — постарайтесь не думать об этом слишком много. В воскресенье мы снимем первую порцию информации. Держите меня в курсе планов вашего мужа.

Лену забавлял его официальный тон, но именно благодаря казенным интонациям затея не казалось слишком уж безнравственной, походила на банальный детективный фильм. «Объект выдвинулся из дома по направлению к пункту слежения, расчетное время прибытия — один час десять минут».

Всю неделю она держала себя в руках, мужа понапрасну не дергала и к тому разговору не возвращалась. Целовала перед уходом, радостно встречала, один раз даже был секс, как всегда, прекрасный. Сережа оставался очень хорошим любовником, с годами, правда, у них это дело случалось все реже и реже, но удивляться нечему — мужчине почти сорок, резвости прежней не стало.

Никакой особой вины перед мужем Лена не чувствовала, сам довел. Иногда прикидывала, как поступит, если окажется, что Сережа не верен. Но всерьез думать об этом пока не стоило. И вообще Лена уже почти решила, что в пятницу, когда муж опять уедет и Николай снимет камеру, она откажется от его услуг.


Получилось все немного иначе. Когда Николай позвонил, чтобы сообщить, что в мастерской он закончил, Лена сказала:

— Вот отлично. Я бы хотела на этом остановиться.

— Разумеется, — ответил он, — информации вполне достаточно. Завтра к полудню я подготовлю полный отчет и записи.


Это была странная ночь… У Сережи горел срочный заказ, от матери он поехал прямо в Бирюлево, поэтому Лена осталась одна со своими мыслями. Может, оно и к лучшему. Из слов Николая можно было понять, что… нет, она не хотела даже думать. Может, натурщицу какую за задницу ущипнул, а Лена уже всполошилась. Допустим, у него кто-то есть. Влюбился на старости лет или так, девка какая-то навязалась, а он отказать не смог? Они же наглые сейчас пошли, а мужики — животные слабые. Сережа не походил на влюбленного, не мог он позапрошлой ночью быть таким нежным, если бы сердце его заняла другая.

И вообще «достаточно информации» — для чего? Вдруг для доказательства верности? Он мог кому-то сказать, что не изменяет жене… Лене стало смешно от собственных логических построений: представила, как Сережа, честно глядя в камеру, говорит: «Я безумно люблю свою жену, и буду верен ей до гроба!» В глубине души она знала, что записано на той видеокассете. Лена открыла аптечку, взяла пару таблеток люминала и запила водой. Завела будильник на десять и довольно быстро заснула.

* * *

Ровно в двенадцать она приехала в Леонтьевский. В голове беззвучно шевелилась серая вата, мыслей никаких не было, поэтому Николая выслушала совершено спокойно.

— Дело закончено. Вот запись. Посмотрите, чтобы убедиться, что это именно ваш муж. — Он вставил кассету в видеомагнитофон. Лена взглянула и сказала:

— Остановите. Сколько в итоге я вам должна?

Николай назвал сумму.

— Если вы хотите продолжить расследование, например, выяснить имена и прочие подробности, мы к вашим услугам.

— Спасибо, нет.

Она расплатилась и ушла.


Дома первым делом поставила чайник и сделала бутерброд. С утра не позавтракала, и желудок напоминал о себе. С тарелкой и чашкой Лена прошла в комнату, стараясь не смотреть на сумку, брошенную в прихожей. Включила телевизор. Минуты через три отложила недоеденный бутерброд. Глупо тянуть время, перед смертью не надышишься.

Запись велась откуда-то сверху, в кадре та самая простушка сидела на старом диване и расстегивала кофточку. Сережа стоял рядом и неторопливо раздевался.

Потом Лена смотрела на потную спину и худые ягодицы мужа, двигающиеся между белыми плотненькими ногами. Смотрела долго, пока не затошнило и пришлось бежать в ванную. Когда вернулась, не сразу сообразила, что изменилось: теперь бедра мужа обхватывали смуглые тонкие ноги какой-то другой девицы.

Всего на кассете были три эпизода и три разных женщины. В самом последнем Сережа полулежал, на нем неторопливо гарцевала Ленина лучшая подружка, и Лена могла видеть лицо своего мужа — запрокинутое, полное страсти, отрешенное. Казалось, мужчина не обращает внимания на партнершу, отдаваясь только своим ощущениям, но тут он поднял руку и погладил ее длинные темные волосы с такой осторожной нежностью, что у Лены сердце взорвалось от боли. Впрочем, на экране тоже что-то взорвалось: Сережа резко перевернул любовницу, подмял под себя, дернулся несколько раз и затих. Лена продолжала смотреть.

Она смотрела, как Сережа после всего легко и часто целует уже неюное лицо ее подруги. Она бы назвала это любовью, если бы не предыдущие сцены. Впрочем, каждая из них походила на любовь. Цифры в углу экрана сообщали, что съемка состоялась позавчера. Лена продолжала смотреть, даже когда запись закончилась, замелькал белый шум, включилась автоматическая перемотка. Даже когда кассета началась сначала. Даже когда в замке повернулся ключ и Сережа вошел в комнату — она продолжала смотреть.


Скандала не получилось. Он с порога увидел экран, изумленно спросил: «Чего это ты порнушку без меня смотришь?», но почти сразу же понял, что это за кино. Подошел, выключил, худыми сильными пальцами сломал кассету — не сразу, но справился, — пленка размоталась и с шорохом упала на пол. Он пытался говорить — «Откуда у тебя эта дрянь? Кто? Ты следила за мной? Как ты смела?» — но злые испуганные вскрики гасли, тонули в ее молчании.

Наконец он затих, вышел из комнаты и через недолгое время появился на пороге с большим рюкзаком. Видимо, пока собирался, обдумал линию защиты (точнее, нападения), поэтому спокойно и внятно сказал: «Я не могу с тобой жить после этого, ты мне отвратительна», — и ушел.

8. Лена и ее прошлое (окончание)

Что ж, Лена хотела правды и получила ее. Только вот оказалось, что без постоянных инъекций обмана очень больно жить. Так при ломке — от каждого движения кости трутся друг о друга и скрипят, суставы выворачиваются, мышцы непроизвольно сокращаются, а легкие вдруг забывают, как дышать. Она превращалась в обезумевшую марионетку, подергивающуюся от боли каждый раз, когда вспоминала видеозапись. Можно сколько угодно внушать себе, что Сережа, конечно, похотливое животное, но любит только ее одну, что эти двенадцать лет не могли пройти даром, что всего несколько ночей назад у них все было хорошо. Побегает и вернется, думала Лена, но перед глазами тут же всплывала блестящая от пота спина, конвульсивные движения, а главное, светлое запрокинутое лицо и одно-единственное прикосновение — она полжизни могла отдать, чтобы не чужие, а ее волосы он тронул с той безмерной нежностью.

Он не возвращался, не отвечал на звонки, сменил замок в мастерской и не открывал дверь. Лена страшно ругала себя — не следовало молчать тогда, стоило только сказать, что кассету ей подбросили, и можно было бы как-то сгладить ситуацию. А она фактически подтвердила, что следила за ним.

Лена не хотела разводиться и терять его. Затевая расследование, надеялась получить преимущество — перестать наконец ходить в дурах и вызвать у Сережи вполне обоснованное чувство вины. А он опять ускользнул от нее.

Никому ничего не рассказывала, но слухи просочились, а потом пришла повестка о разводе. В очередной раз отвозя Алешу к свекрови, она взяла бумажку с собой. Рассказала, что Сережа ей изменил с молоденькой.

— Ты Алешу-то не отнимешь у меня? — Свекровь заплакала: — Ноги этих потаскушек тут не будет, только вы приезжайте, у меня вся радость в нем.

Она не слишком удивилась, отметила Лена.

На прощание свекровь сказала:

— В отца пошел, паразит. И как ты терпела еще столько-то лет.

Да, новостью Сережины измены стали лишь для нее. Любопытные знакомые потянулись в дом, принося все новые и новые сплетни. Похоже, с тех нор как Сережа переехал из студии тестя на окраину, он сорвался с цепи.

Его женщины сладострастно сдавали друг друга с потрохами, умалчивая лишь о себе. В числе последних позвонила та самая «лучшая подруга».

— Ты слышала? Говорят, он живет с этой соской из провинции, — она имела в виду «простушку», — кто бы подумал, что ей хватит ловкости увести его у всех из-под носа.

Тут Лена наконец поняла причину внезапной откровенности, обуявшей их всех, — зависть. Каждая надеялась, что освободившийся Сережа достанется именно ей, но приз получила самая невзрачная из претенденток.

— Ведь и ей изменять будет, гад! — зло, сквозь зубы сказала подруга.

Лена неожиданно для себя предложила:

— Дорогая, давай встретимся? Я приеду к тебе в гости, и ты мне все расскажешь.

Вдруг захотелось посмотреть ей в глаза — именно ей, единственной из всех, подруге.

Лена поймала себя на том, что перестала называть «этих женщин» по именам. «Подруга», «рыжая», «простушка» — но никаких больше Оль, Кать и Наташ. Они не люди, нет им на свете места, теперь это призраки, мертвецы.


Приехала, посмотрела. Не увидела ни капли стыда, наоборот, искра насмешки пряталась в глазах женщины, которая спала с ее мужем. Войдя, Лена сразу взглянула на ее волосы — подобраны в пучок, слава богу. Лена не представляла, как отреагировала бы на распущенные пряди — могла задохнуться от боли, а могла и схватить, намотать на руку черные патлы, разбить ненавистное лицо о косяк.

Посидела недолго — все, что хотела, поняла с одного взгляда. Перед уходом зашла в ванную, увидела батарею кремов от морщин, улыбнулась недобро. У подруги со времен совкового дефицита сохранилась нелепая привычка — покупать всякие хозяйственные мелочи не по штучке, а коробками и упаковками. Если сигарет, то сразу блок, хотя курила не так уж много, если средство для мытья посуды, то по пять флаконов. Вот и сейчас Лена заметила в шкафчике четыре непочатых бутылочки шампуня «Эльсэв жожоба». Вот же крыса, подумала, чтоб у тебя все запасы протухли. Постояла, прикинула кое-что в уме и вышла в коридор. Обуваясь, сказала:

— Я зайду к тебе как-нибудь, плохо мне по вечерам в четырех стенах. У нас развод скоро. Через две недели. Позвоню после, можно?

— Ленок, солнышко, я тебе всегда рада, — обняла, прижалась на секунду.

Лена задержала дыхание.

— Спасибо, родная.


Развели их быстро, претензий друг к другу стороны не имели. У выхода из зала поравнялись — и Сережа отскочил от нее, как от гремучей змеи. Но странным образом ее боль притупилась. Единственное, чего она не могла вынести, — картин на стенах своего дома. В каждой Сережиной работе она теперь видела «этих женщин» — не прелестные тени, а яростно извивающиеся тела чудились ей. От любой живописи тошно становилось. От греха подальше она сначала вывезла полотна в галерею, а потом продала все сразу, не слишком даже продешевив — подвернулся агент, собиравший коллекцию русского искусства для очередного нувориша. Так появились деньги на новую затею — салон экзотических товаров. Не пришлось даже папино наследство трогать.

Лена иногда терзалась — может, если бы не прятала, продавала потихоньку, не пришлось бы Сереже столько работать, в мастерской круглосуточно пропадать. Купили бы ему какой чердачок рядом с домом, был бы под присмотром… Но чего уж теперь. Умом Лена понимала, что не уследишь, если приспичит мужику. Только зря золотой запас израсходуешь. А сейчас хоть спина прикрыта, можно ввязываться в любую авантюру.


Но сначала следовало отдать должок. Позвонила подруге:

— Приеду?

— Приезжай.

Вошла и почти сразу же разрыдалась.


— Сережа на суде сказал, что собирается жениться. Расписывается, понимаешь, с этой… Ребеночка родит, Алешка ему даром не нужен станет.

— Леночка… Подлец, боже, какой подлец. — Подруга всхлипнула, у нее тоже была причина для слез.


— Ой, я и страшная, наверное, — сказала Лена минут через десять, — пойду подкрашусь! — Подхватила сумочку и ушла в ванную. Включила воду, бесшумно открыла шкафчик и заменила один из флаконов с шампунем на другой, принесенный с собой, с виду точно такой же — «Эльсэв жожоба». Обтерла полотенцем и задвинула поглубже, чтобы не сразу в руки попал, а месяца через два.

Подвела глаза и вернулась в комнату.


Возвращалась домой, прислушивалась к себе — не стыдно ли, не страшно? Нет. Пусть получит свое. Хотя но справедливости ей не «Доместос» надо было в шампунь подмешивать, а глазные капли кислотой заменить, вот тогда бы по заслугам вышло. А так, ну что, кожу пощиплет и, может, волосы ее поганые вылезут…