Марта Кетро - Когнитивный диссонанс

Лена не собиралась никому мстить. Но в течение следующих лет получалось так, что «эти женщины» сами подворачивались под руку, подставлялись, и тогда она не упускала шанса. Кому по мелочи, кому и посерьезнее вредила. «Как старуха Шапокляк», — улыбалась про себя. Одной, например, на вечеринке, когда все уже перепились, вылила в приоткрытую сумочку бокал красного вина. Пустячок, а приятно — светлая замшевая штучка и ее содержимое были уничтожены одним движением, никто и не заметил.

С той смуглой из «порнофильма» расквиталась изящнее. Лена уже несколько лет занималась туризмом, когда девица объявилась — сама пришла, никто на веревке не тянул. Ей предложили контракт в Америке, по модельному делу. Работодатель сделал визу, оплатил перелет, надо было только билеты самой забронировать. И тут смуглянка решила сэкономить. Доверчивые американцы выдали кучу денег на бизнес-класс, но девица предложила Лене найти билеты подешевле, пользуясь всяческими скидками для турагенгов, а разницу попилить.

Лена устроила все в лучшем виде — заказала, оформила документы так, что не подкопаешься. Вот только в паспорте девицы сделала маааленькую такую подчистку-поправочку. Наши пограничники глазом не моргнули, выпустили с богом. А вот дотошные американцы разглядели. И выдворили ее с обратным рейсом в Россию, запретив въезд навсегда. Контракт сорвался, расходы пришлось возмещать, а Лену и не заподозрили, обвинили левую фирму, которая загранпаспорта поддельные выдавала.

Другая шалава поплатилась серьезно, здоровьем, а может, и жизнью. Встретилась как-то с Леной, пожаловалась, что при всей неземной красоте своей не может найти хорошего человека, чтобы ее, как бриллиант, в золото оправил. Все какие-то скупердяи попадаются. Лена и свела ее с щедрым мужчиной. Ничего не сделала, только познакомила и в сторону отошла. Это случилось на модном показе, где самые сливки собирались. Полно было охотниц те сливки слизывать, но повезло в тот раз шалаве — запал на нее восточный красавец, нравом строгий, но богатый по-королевски. Месяц она ходила счастливая, камешками поблескивая, в меха кутаясь, а потом заскучала. А развлекаться умела только одним способом — с мужиками. Но только не учла, что несвободна теперь. После первого легкого флирта неделю в темных очках выходила, после второго в больнице полежала, а потом и вовсе пропала. Уехала, мол, за границу. Искать никто не искал, легкого поведения девицы в те годы часто на заработки подавались.

А «простушке» ничего толком и не было. Они с Сережей тяжело жили, работы ни ему, ни ей в Москве не нашлось — так уж вышло, кой-какие кнопочки Лена нажала, не поленилась. Бирюлевскую однушку продали и уехали в Тульскую область, к «простушке» на родину. Мать Сережина их не приняла, как Лене и обещала, квартиру свою на невестку с внуком переписала. Потом смягчилась, захотела сыну помочь, но поздновато, дареное не вернешь. Слухи доходили, что Сережа совсем зачах в провинции, но Лена о том знать ничего не желала. Нету их, мертвецы.

Вот так, когда шутя, а когда и всерьез, Лена рассчиталась со всеми обидчицами. Никогда и никому эту историю она не рассказывала. Развод объясняла по-разному: свекрови — что на молоденькую променял, подругам — загулял, пришлось выгнать, а мужчинам говорила так: «Он изменил, и я ушла». Впрочем, мужчин за эти годы в ее жизни было немного, по пальцам одной руки можно пересчитать. И не потому, что желающих не находилось. Просто тепла в сердце мало, едва хватало себя обогреть.

А подруг рядом с ней совсем не осталось, только с Мартой в последний год сблизилась. На ее счет у Лены подозрений не было, хотя и помнила, что разок сама уговорила Марту позировать Сереже. Но и в голову не приходило, что за один сеанс они что-то там успели. Хотя… недавно зацепилась за фразу про «бывшую любовницу художника». Конечно, прошлое у этой крошки бурное, не единственного художника знала, да и не могла так глупо проговориться. Но… Лена решила проверить, завела за бокальчиком мартини разговор про Сережу и сразу заметила, как Марта забеспокоилась, домой засобиралась. Может, неловко стало после лишней откровенности, а может, есть повод глаза прятать.

Ох, Марта, Марта. Ну что с тобой делать.

Можно сказать и так

Если кого крепко любишь, можно простить ложь. Когда любишь очень сильно, то ничего и прощать не надо.

Лгал, как птица пела, — запрокинув голову и прикрыв глаза, вдохновенно. И что там прощать, если ложь в его крови и плоти; если обман был единственным способом взаимодействия с реальностью — ну хоть как-то, хоть как-то изменить мир, сделать его пригодным для нас. Потому что здесь и сейчас мы никак не могли быть вместе. В существующем мире он — никчемный, порочный, слабый, а я — хитрая и полуживая, как лисица с перебитой спиной. И поэтому он, мужчина, брал на себя риск и грех и немногими словами рисовал нам новую жизнь, где он — талантливый и свободный, а я бесконечно красива и никогда не умру.

В такие минуты я только смотрела, почти не слушала и не чувствовала ничего, кроме благодарности. Если бы никогда не покидать светлой комнаты с белой тканью, свисающей с потолка, с огромной кроватью, с воздухом, посеребренным нежным дымом и легкой ложью, мы до сих пор были бы счастливы.

Но когда женщина отворачивается, к ней приходят демоны. Стоило отвести глаза, выйти на улицу, как проклятые птицы слетались ко мне на руки и выклевывали дыры в счастье, которым я была — окутана? опутана? — защищена. Гадкими голосами они выкрикивали то, что я отказывалась слышать, поворачивали мою голову, поднимали веки: «смотри, смотри, смотри». И я, конечно, смотрела. Потому что мне в отличие от него недоставало духу пойти до конца в божественном обмане, необходимом для сотворения мира. И однажды ему не хватило игл, чтобы заштопать все прорехи.

И тогда я сорвала яблоко.

Коротко говоря, он с кем-то переспал, а она узнала.

В конце февраля я заболела. Перед тем как слечь, стала находить на улице довольно странные вещи — например, десятку треф и воробушка. С картой понятно — к денежным делам, а воробей скакал в снегу около железной дороги, видимо, ударной волной от поезда сбило или пощипал кто (хвост у него был лысоват). Потом радовалась, что не подобрала. Была такая мысль: взять, в клетку посадить, кошкам на забаву и себе, чтобы лечить. Но, думаю, сдохнет, а я в депрессию впаду, а мне туда сейчас нельзя, дел много, да и негоже вмешиваться в процесс естественного отбора. И хорошо, а то бы сейчас терзалась сомнениями, что у меня — птичий грипп или ослюнение бешеным воробьем. А так лежала спокойно, уверенная, что умираю от атипичной пневмонии.

И вот подходит ко мне муж, смотрит с тревогой и говорит:

— Птичка, давай врача вызовем?

— Не приедет, у меня страхового полиса нет.

— Надо сделать, когда поправишься.

— Конечно, по-хорошему мне бы надо дня на три к родителям поехать, заняться полисом и паспортом.

— Вот я после первого уеду, ты и займись.

Я криво и мучительно улыбаюсь — поди, не выживу, зачем мертвому полис?

— Только смотри, именно к родителям, а то я тебя знаю, твои брюнеты только и ждут…

У меня даже нет сил смеяться. Я три дня не мыта, пахну смертным потом, даже кошкам противно, опухла вся — нет, ну какие брюнеты могут меня ждать, бригада таджиков-могильщиков?

Я тебя, говорит, знаю. Меня — да, но вряд ли я найду еще одного такого извращенца, чтобы с ним изменять этому…

Хотя, если честно, кандидаты не переводятся. Первого марта получила от Антона письмо: «Весна наступила. Повидаемся?» и номер телефона с уточнением «лучше SMS». Его немногословность мне определенно нравится. Ответила: «Четвертого, в 19.00 в «Шоколаднице» на Малой Дмитровке, тел…» — «Буду».

Я отдаю себе отчет, что сеть «Шоколадниц» — заведения для студенток, не статусные, как принято говорить. Приличные женщины должны ходить в дорогие кафе вроде «Галереи» и других, чьи названия я даже не знаю, потому что недостаточно приличная. Мне нравятся уютные недорогие забегаловки с простой пищей, с несколькими сортами чая и мягкими диванами. Какая разница, куда забредать во время долгих прогулок, лишь бы обслуживали быстро и не отравили ненароком. Поэтому, выбирая для встреч с незнакомыми «шоколадку», я страшно смущаюсь, но поделать ничего не могу, привычка. Там иногда можно подслушать удивительные разговоры.

Как-то раз, попивая пу-эр, уловила в шуме голосов абсолютно нездоровую интонацию плохого лектора. Поворачиваю голову — за соседним столиком дяденька средних лет втирает пышной блондинке про энергии. Чертит схемы на салфетке, нещадно акцентирует: «Как только ты начинаешь отвлекаться, твое Внимание рассеивается. Ты теряешь Силу, и в твоей Защите образуются дыры. И что тогда наступает? Страх и Ужас!»

Она курит и что-то негромко отвечает. «Ребенок? Ты знаешь, как нужно воспитывать ребенка? Если он хочет в три часа ночи голым выйти на лестницу, пусть идет! Тогда…»

А я думаю, что страх и ужас даже не в том, что она с ним переспит, а в том, что не дай бог послушается. Вообще в том, что она сейчас тут сидит. С этим человеком. Который учит ее жить. Красивая, грива длинная, густая, вьющаяся, какого-то редкого пепельного оттенка, а руки округлые и сильные. А она сидит в этой подростковой кофейне и молча рассматривает психа, толкующего о коконе сознания. Ну зачем он тебе, женщина?!

Или однажды: сидят за мной две девушки, щебечут. Ощущение, что я подслушиваю выездное собрание Анонимных Алкоголиков или продавцов гербалайфа.

— Я делаю это уже два года! Каждые две недели я хожу и подкрашиваю, хожу и подкрашиваю! Мой парень тащится от Дженнифер Энистон, поэтому я сделала такую же прическу. Каждые две недели! И в прошлом году первого октября мы поженились!!

— Вау, вау! Поздравляю! Как я за тебя рада! А я тем летом собралась отдыхать и захотела вот такой цвет. И за неделю я ходила к ним пять раз! Первые два получился желтый, потом совсем белый, но я сказала: «Я должна в Турции выглядеть как решила!», и они сделали!

— Поздравляю! А мой парень…

Мне — я подумала — дали бы твоего парня минуты на три, не больше, он бы сам сделался похож на Дженнифер Энистон, особенно голосом… Видишь ли, на Дженнифер Энистон денег нету, так он нормальную девку проапгрейдил — дешево и сердито, каждые две недели башку в перекись окунать.

А потом и думаю, а чего я возмущаюсь-то. Он хочет Дженнифер Энистон, а она хочет парня, который хочет Дженнифер Энистон. Люди нашли друг друга…

И я уверена, что никакие они не пластиковые пупсы, хотя так выглядят. У них могут быть настоящие человеческие дети. И настоящие человеческие чувства, хотя и протравленные перекисью.

Утром назначенного дня с удивлением поняла, что волнуюсь, как девица. А он какой? А вдруг я ему не понравлюсь? Нет, правда, вот эти тени у меня под глазами — от зимы или теперь всегда так будет? Я вижу себя прежней, неизменившейся и только изредка, мельком, проходя мимо зеркала, бросаю неузнающий взгляд — ой, кто это? — не может быть, чтобы я. Секундный испуг, я чуть поворачиваюсь, приглушаю свет, складываю губы особым образом — и все, та, чужая, тетка исчезает. Одна беда — фото. Иногда после вечеринок обнаруживаю в Сети снимки какой-то коровы в моем платье. Чтобы не впадать в депрессию каждый раз, решила для себя: это плохие фотографы с пластмассовыми мыльницами виноваты. Конечно, ведь я-то красавица…

И вот сегодня все вертелась, втягивала живот, надевала то черное, то широкое, закалывала волосы, распускала. А потом вдруг устала — ну кого я хочу обмануть? И зачем? Что он Гекубе, что ему Гекуба, и почему, собственно, в тридцать… хм… с небольшим я обязана выглядеть на двадцать пять?

Как раз когда я надевала костюм сельской учительницы — серую шерстяную юбку и поношенную зеленую кофточку, — пришла эсэмэска: «Марта, простите, вынужден уехать по работе, давайте в другой раз». Ах, так?! Что-то подсказывает мне, следующий шанс я дам ему нескоро…

Только после того, как встреча сорвалась, я поняла, что ждала ее очень сильно. Рассчитывала проверить свои чары на новеньком или просто соскучилась без приключений, не знаю. Знаю только, что какая-то пружина внутри вдруг ослабла, безвольно повисла.

Временами мне становится за себя очень-очень стыдно. Когда была маленькой, по телевизору иногда показывали фильм «Последнее лето детства», если не ошибаюсь. Там какой-то мальчик лет десяти говорил про девочку, точнее, девушку уже (наливную, с длинной челкой): «Белка, она неверная…» Временами я чувствую в себе эту рыжую беличью неверность на уровне инстинкта, из одного туповатого желания натащить побольше орехов, из страха перед наступающей бесконечной зимой, которую все равно не пережить.