– Нам нужен переводчик, мы организовываем туры по городу для иностранцев, но не обычные, а с розыгрышами, сюрпризами и прочей ерундой. У кого на что денег хватит.

– Как интересно, – поддакнула претендентка на место.

– Вас это не пугает?

Веронику на данном этапе не могла напугать даже слишком маленькая зарплата. Надо было с чего-то начинать, зарабатывать деньги на высшее образование, а потом карабкаться все выше и выше по этой жизни, больше похожей на неприступный утес, равнодушно сбрасывающий слабых в пропасть.

– Нет, не пугает, – утешила его Вероника и договорилась о времени собеседования.

Будущие работодатели оказались более чем склонными к экзотике. Офис располагался в немыслимых трущобах, где даже номера домов шли не по порядку, а в соответствии с чьей-то замысловатой логикой.

Покружив по дворам-колодцам и порядком устав, Вероника остановилась посреди очередной заасфальтированной коробки. Единственным ярким пятном здесь были душераздирающе-желтые «Жигули». Приглядевшись, потрясенная Вероника обнаружила на забрызганном грязью заднем стекле надпись: «Кастинг там». Под надписью имелась кривая стрелка, указывавшая на правое заднее колесо авто. Опасливо подойдя, девушка разглядела за машиной разбитые ступеньки, спускавшиеся в подвал. Ни вывески, ни прочих опознавательных знаков на косой фанерной двери не было. Стараясь не шуметь, она на цыпочках спустилась вниз и заглянула в щель. За дверью был самый настоящий подвал, из которого тянуло смрадной сыростью. Где-то рядом приглушенно разговаривали двое мужчин. Пулей вылетев на проспект, к людям, девушка долго бежала по веселым июльским лужам, стараясь унять бешеное сердцебиение.

Больше ее на собеседования не приглашали.

Когда Вероника уже совсем отчаялась, новая соседка, Виктория Игоревна, безмерно счастливая, что теперь вместо алкаша рядом живет приличная девушка, неожиданно предложила внести ее в базу своего агентства.

– Надо же, какое совпадение, а мы как раз нянями занимаемся, – тарахтела она, радостно поглаживая Веронику по руке. – А к вам шумные компании ходить не будут? Вы, я смотрю, тихо живете, да?

Вероника машинально кивала и недоверчиво соображала, что соседке может понадобиться в обмен на услугу. То, что люди не помогают друг другу просто так, она уже усвоила.


С улицы доносились вопли подростков, нетрезво радовавшихся летним каникулам. Судя по петушиным дискантам и словарному запасу, им было лет по четырнадцать-шестнадцать. Вероника встала и закрыла окно. Какая странная штука – жизнь. Бежишь, бежишь, думаешь, что вперед, а оказывается, что бежал как лошадь в цирке – по кругу.

– Неужели я все еще та девочка, которая «плохо кончит»? – Вероника с болезненным любопытством вгляделась в свое отражение. В темноте лицо белело неровным пятном. Никакой печати на лбу не было. Тогда почему все так? Почему она продолжает жить с этим клеймом? Ведь никто об этом не знает. Или знает? Или все дело в том, что об этом знает она?

А если бы тогда не были произнесены роковые слова, может быть, и жизнь сложилась бы иначе?

Завтра дадут ответ в агентстве. Завтра все решится.

Глава 11

Диана Аркадьевна, к своему громаднейшему сожалению, не смогла присутствовать при первом визите няни в квартиру. У нее по расписанию был массаж, пропускать который ради такой ерунды не хотелось.

– Прислуга должна знать свое место! – Красиво скрестив ножки, она сидела в холле салона и давала по телефону последние наставления нервничавшей Маше. – Сразу объясни ей, что у няньки в вашем доме только обязанности, права пусть она в профсоюзах качает. Ты платишь деньги, а она за эти деньги, если потребуется, споет, спляшет и по потолку побежит. Наемная рабочая сила – это не добровольная помощница на общественных началах, а подчиненная. Сразу расставь все точки над «i», чтобы боялась, уважала и не вякала. Прислуга – она и в Африке прислуга.

– Мам, – не выдержала Маша. – Где ты набралась этой старорежимной философии? Какая, елки-палки, прислуга? Я не барыня, а она не крепостная. Я хочу, чтобы с человеком, который будет рядом с моим ребенком, у меня сложились дружеские отношения. Дру-жес-ки-е!

– Друзья имеют обыкновение предавать, – глубокомысленно изрекла мама, следя взглядом за крепким мужчиной в светло-зеленой униформе.

Он тоже посмотрел на Диану Аркадьевну и заученно улыбнулся.

– А что, у вас новый массажист? – Мадам Кузнецова налегла на стойку приема, едва не выронив трубку.

– Какой массажист? – опешила Маша. – Нет у нас никакого массажиста. У нас сейчас няня будет.

– Да отстань ты со своей ерундой, – мама еще раз оценивающе оглядела мужчину. – Хочешь – дружи, хоть целуйся со своей нянькой. Ты будешь лобызать ее, она – твоего ребенка, ребенок – мужа. Или наоборот: ты – ее, она – мужа, муж – ребенка… Все, мне некогда.

– Ага. Спасибо за консультацию, – опешила Маша.

– Девушка, а перезапишите меня к этому новенькому, – Диана Аркадьевна захлопнула крышку мобильного телефона. – Мне кажется – он делает массаж более профессионально.


Вероника оказалась почти на голову выше и значительно крупнее Маши. Сразу бросалось в глаза, что мешковатая одежда ей абсолютно не идет.

– Здравствуйте, – няня замялась в дверях, и стало ясно, что волнуется она не меньше хозяйки. Руки тряслись, голос дрожал, а сама Вероника суетилась, как школьница, в портфеле которой был спрятан дневник с жирной двойкой. Она отводила глаза, торопливо переобуваясь и одновременно вываливая анкетные данные.

– Справки у меня все есть, из поликлиники, не липовые, вы не подумайте чего, – наконец сбавила темп повествования пришедшая и добавила: – Мне бы руки помыть.

– Пожалуйста, – так же скованно и нервно Маша показала ванную, мимолетно пожалев, что не успела выделить для няни полотенце. Теперь вытрется их или вообще – детским. Надо будет вечером не забыть поменять…

– Можно мне с малышом познакомиться? – Вероника смотрела сверху, все еще отчаянно робея и кося в сторону. – Или вы хотите еще что-нибудь обо мне узнать?

– А вы не хотите спросить у меня про ребенка? – с вызовом поинтересовалась Маша. Она вдруг разозлилась на себя за смущение и неуверенность. В конце концов, мама права: эта девица будет на нее работать, так вот пусть она и трясется.

– Конечно, конечно, – покладисто закивала Вероника. – Но сначала надо выяснить, примет ли он меня. У детей очень хрупкая психика. Если я вдруг не понравлюсь, то вам придется искать другого специалиста.

– Ужас, – искренне брякнула Маша. – Вы уж постарайтесь понравиться. Он у нас мужчина лояльный. Я больше этих поисков не выдержу.

Вероника неловко улыбнулась:

– Я постараюсь.

Никите няня понравилась сразу и безоговорочно. Лишь только она пошла к манежу, держа в руках зайца и спрашивая тонким смешным голоском «А кто это тут такой спрятался? Уж не серый ли волк?», будущий подопечный завалился на спину, заливисто хохоча.

– Ну, вы тут общайтесь пока, – неуверенно дернула плечами Маша. Острый укол ревности заставил ее торопливо покинуть комнату. Она и не ожидала, что улыбка сына, адресованная постороннему человеку, может так болезненно отозваться где-то внутри.

Весь день Маша чувствовала себя лишней. Вероника, ознакомившись с содержимым Никиткиной полки и списком разрешенных продуктов, перестала задавать вопросы.

Оказалось, что при наличии в доме няни занять себя совершенно нечем. С трудом дождавшись, пока Вероника уйдет с ребенком гулять, Маша бросилась звонить подругам.


– Это же замечательно, – порадовалась за нее Алина. – Ну и что, что ревнуешь? Главное, чтобы Нику было хорошо. Ему же хорошо?

– Хорошо, – вынужденно признала Маша. – Гогочет и на руки к ней лезет. Представляешь, ей двадцать три, а выглядит на тридцатник.

– Супер. Мечта, – Аля зашуршала бумагами. – Ты когда сможешь выйти на работу?

– Не знаю. Как-то страшно их вдвоем оставлять.

– Ну, ты даешь, – хихикнула подруга. – Зачем ты ее взяла, если собираешься третьей там сидеть и стеречь? Давай не копайся, как божья коровка в ромашках. Место-то уплыть может.

– Ладно, ладно, – испугалась Маша. – Давай завтра тогда.

Страх огромным холодным пауком вцепился в затылок и медленно пополз по спине. И ребенка оставлять одного было страшно, и выходить в чужой враждебный коллектив – тоже.


Гусева была более категорична.

– Первое впечатление – самое правильное. Если она тебе чем-то не понравилась – ищи другую.

– Ритка, да ты что?! Это ж кошмар. Ходишь туда, как работорговец на невольничий рынок, и выбираешь. Осматриваешь, вопросы задаешь, разве что не щупаешь!

– А прикинь, как мужикам на смотринах туго приходится, – заржала Гусева. – Только они все делают в обратном порядке: сначала щупают, потом уже вопросы задают. Если нащупают, чего надо. Только им потом с этой нащупанной всю жизнь придется жить или имущество и детей делить, а ты всегда можешь эту тетку уволить. Сплошные плюсы. Радуйся и пользуйся сама, пока тобой не воспользовались. Вокруг одни мерзавцы и потребители.

– Чего-то ты злая сегодня. Случилось что? – вздохнула Маша.

– Я всегда злая. Потому что жизнь вокруг недобрая. Чего я буду выделяться из общей массы? Нет, надо ассимилироваться, пока не схватили за уязвимое место и не выдернули на всеобщее поругание.

– Ну и настроение у тебя нынче! Давай, делись, легче станет.

– А чего делиться? Было бы чем делиться. Нет у меня ничего для дележки. В сердце и в кошельке снова пусто.

Но долго интриговать Гусева не умела. Когда случалось что-то на самом деле серьезное, она рано или поздно выкладывала подробности. Маша терпеливо ждала. Пока Рита не выговорится, обсуждать с ней свои проблемы бессмысленно.

– Был у нас клиент один. Такой, мужикастый, – Рита томительно замолчала. Пауза была больше похожа на минуту молчания памяти павших. Мужикастый клиент явно именно «был». Во всяком случае – в Гусевской личной жизни. А теперь он перешел в разряд тех, «кого рядом нет». – Когда приходил, шоколадки мне все время приносил. С намеком. Сначала «Аленку», потом «Вдохновение», а потом вообще – «Баунти».

– А в чем намек? – не уловила Маша.

– Манюня, ну думай головой! Сначала просто кукла в платке, потом уже романтика, а потом – райское наслаждение. Не в этом дело! Он еще смотрел так… Ну, так, что аж мурашки бегали. Хотя, ты знаешь, я мужиков не люблю, и ничего у меня от них не бегает.

Насколько Маша помнила, особенно Гусева не любила мужчин, не обращавших на нее внимания.

– В общем, у него какая-то то ли консервная фабрика, то ли овощебаза. Не суть. Настоящего мужчину ничто не испортит. Он нам заказал рекламный проект маринованных огурцов. А наш Вадик, ну, ты помнишь, я про него рассказывала, он еще гением себя считает, придурок лысый. Кстати, я всегда говорила, что лысый мужчина ущербен и закомплексован, потому что человек с коленом вместо головы и мениском вместо мозга по определению не может быть полноценным. Так вот Вадик наваял целую концепцию, суть которой в том, что огурцы повышают потенцию. А мне велено было воплотить идею на этикетке. Самое дикое, что этот овощной король согласился на такую пошлятину. Измельчали мужики, отупели. Весь мозг утек ниже пояса, как неправильно закачанный гель. В общем, представляешь себе ассоциации огурца с потенцией?

– Кхм, – ассоциации в Машином мозгу всплыли незамедлительно, и она покраснела.

– Ну, я заменила потенцию на романтику и наваяла более-менее приличных вариантов: огурцы со свечами, типа – романтический ужин, огурцы с мускулами, как бы мультяшки, мачо с банкой огурцов, на которой этикетка с ним же и этой же банкой и так далее. А этот Вадик, дебил со спермотоксикозом, нарисовал огурец в виде… ну, сама поняла, в виде чего, здоровый, зеленый, пупырчатый и подписал: «Йа агурчег!» Ты упала или еще сидишь?

– Я вообще не поняла, – призналась Маша. – Это что означает?

– Как ты думаешь, Князева, где больше всего неудовлетворенных мужиков?

– Там, где нас нет, – предположила Маша. На самом деле ей было глубоко наплевать, где кучкуется сильный пол, дошедший до нужной Гусевой кондиции.

– В Интернете. Во всяких там «удавах» и в чатах. В общем, не буду тебя грузить трагическими подробностями. Мой мачо выбрал эскиз, который сделал Вадик. Они на этой почве, прям, подружились. Дурак дурака видит издалека. В моей жизни очередной облом. Аж тошно теперь. Я ж его шоколадки ела.

– А ты верни.

– Зря шутишь. Мне сейчас так отвратно, что они того гляди сами вернутся. Ладно, чего ты там плакалась про няньку-то? Хочешь, я приду ее попугать?

– Нет, Рит, спасибо, не надо, – с жаром начала убеждать ее Маша. Уж что-что, а попугать у Гусевой могло получиться в лучших традициях. – Я просто боюсь ее оставлять в квартире. Придется же ключи отдать. И Никитку. А вдруг она чего удумает? Сейчас по телевизору всякую жуть показывают.