– Матвей Иванович, – Шульгина сунула голову в кабинет шефа. – А можно нам по блату частную консультацию?

– Алька! – зашипела Маша. – Не смей!

– С ума сошла? Будешь строить из себя цветочную фею? У тебя ребенок. А квартира сейчас сумасшедших денег стоит, тем более твоя.

– Про какую квартиру речь? – Сокольский выглянул в приемную.

– Матвей Иванович, тут такое дело…

– Нет никакого дела, – повысила голос Маша.

– Есть, – почти заорала Алина.

– Определились? – заботливо прервал дебаты юрист.

Вздохнув, Маша кратко обрисовала проблему.

– А квартира оформлена на кого? – нахмурился Сокольский.

Маша пожала плечами. Документы лежали где-то у Алексея, в бумагах. Она вдруг поняла, что помнит только ярко-оранжевую папку, которую отец передал ей на свадьбе вместе с ключами.

– Нормально, – фыркнул шеф. – То есть ты не знаешь, кому принадлежит квартира, в которой ты живешь?

– А какая разница? Это свадебный подарок, – Маша почувствовала себя неловко. Теперь она и сама понимала, что это выглядит по меньшей мере нелепо.

– Это кто ж у нас такие подарки отваливает? – изумился Матвей Иванович.

– Папа.

– А кто у нас папа? Волшебник? – опасливо сострил Сокольский, не ожидавший, что у его секретарши может оказаться такой папашка.

– О! – многозначительно закатила глаза Шульгина, но продолжить мысль не успела, получив от подруги пинок.

– Так позвони папе и спроси, – предложил шеф.

Маша молча обреченно мотнула головой:

– Не могу. Я не хочу, чтобы он знал.

– Дивно, дивно, – юрист потер руки и задумчиво уставился на секретаршу. – Рискну предположить, что квартиру папа все же оформил на тебя, раз к моменту свадьбы она была уже в виде подарка. Тогда это имущество не является нажитым в браке. Таким образом квартира остается тебе. А вот если обставляли вы ее после свадьбы, то я бы рекомендовал все ценное перевезти пока куда-нибудь в другое место.

– Вы сговорились, что ли? – Маша раздраженно отвернулась. – Алексей не такой. Я уверена.

– Мне кажется, что, выходя замуж, ты была уверена в долгой и счастливой семейной жизни, – назидательно развел руками Сокольский. – А вон оно как все повернулось. Никогда и ни в чем нельзя быть уверенной на сто процентов. Даже в самой себе. Однажды ты можешь встретить короля и понять, что твой принц – ошибка молодости. Время меняет не только цвет листвы за твоим окном, но и тебя саму. Ты стареешь, мудреешь и начинаешь видеть некоторые вещи в несколько другом свете и под другим углом. Ты продолжаешь считать своего мужа надеждой и опорой или как?

Она не знала. Не знала! Четкая, уверенная линия жизни превратилась в пунктир. Пока в этой истории не будет поставлена жирная точка, она не закончится. А точку поставить должен был Алексей.

– Мне надо подумать. Я ничего не знаю. Не понимаю, – поморщилась Маша.

– Узнай у отца про документы на квартиру, – посоветовал Сокольский. – Можно красиво и обстоятельно страдать, коллекционируя соболезнования, но подстраховаться тоже не мешало бы. Без документов на собственность я не смогу тебе помочь.

– И не надо, – Маша даже обрадовалась. Ее бил озноб: неужели можно говорить и думать о какой-то собственности, когда из жизни пропало самое главное?

Любовь утекла, испарилась, словно вода из цветочного горшка. Цветок не может без воды? Может, если он кактус. А если не кактус, то превратится в гербарий, в сухую ветку. Так и человек может без любви, только жизнь эта будет проходить в совершенно ином качестве. И часто бывает, что садовник с лейкой приходит слишком поздно, когда новое чувство уже не способно вернуть к прежней жизни.

Глава 24

– У меня ужасное настроение. Пошли напьемся, – Алина заискивающе переминалась с ноги на ногу. – Можно Ритку позвать.

– Мне няньку надо отпустить, – вздохнула Маша. – И вообще. Похоже, что она мне теперь не по карману.

– Пусть муж платит. Он же должен алименты там, деньги всякие давать, – предложила Шульгина.

– «Деньги всякие!» – передразнила ее Маша. – С ним для этого еще развестись надо. А для того чтобы развестись, надо выяснить, что случилось. А для того чтобы выяснить, надо его найти.

– По-моему, ясно, что случилось, – робко намекнула Аля. – Баба у него завелась.

– Ага. «Ухожорка».

– Что?

– Ничего, – Маша досадливо поморщилась. – Я тут подумала: а вдруг он считает, что это у меня кто-то есть? Вдруг меня оклеветали? Могут же у меня быть враги. Или, например, у него там есть тайная воздыхательница, которой Леша не ответил взаимностью и которая решила сначала развести его с женой, то есть со мной, а потом уже прибрать к рукам.

– Какая у тебя фантазия. Книжки писать не пробовала? Сейчас все, кому не лень, пишут. Глядишь, и заработок дополнительный будет, на няньку хватит. Если серьезно, то мне кажется, что у твоего Леши все намного проще, – Алина виновато смотрела в стол. – Извини, но мне не нравится, что ты тешишь себя несбыточными надеждами. Ушел и ушел. Забудь. Миллионы женщин разводятся и растят детей сами. У тебя не самый худший вариант. Наладь отношения с папой – и будешь как сыр в масле кататься.

– Нет. Я лучше Никиту в садик отдам. Справлюсь как-нибудь.

– Кто ж такого маленького в сад возьмет. У меня соседка полуторагодовалого отдала, так весь прошлый год на больничном с ним просидела. С работы выперли. Правда, у нее муж есть. С голоду не померли.

– Во-о-от.

– Маш! Что «вот»? А у тебя есть папа! Ты собираешься бороться с трудностями, которые создала себе сама! Да, морально тяжело, но это же не материальные проблемы, которые невозможно решить!

– Ты не понимаешь. Я не хочу просить у папы.

– Не понимаю. Почему? Потому что гордая? Гордость и глупость – разные понятия. Абсолютно. Если ты отдашь ребенка в сад, то на личную жизнь времени не останется.

– Закрываем тему. Я согласна напиться. Нянька посидит сегодня, не рассыплется.

– Вот это разговор. Соображать будем на троих?

– Разумеется. Сейчас Гусевой отзвонюсь.

Но Рита благое начинание подруг не поддержала.

– У меня сегодня второй заход, – страшным шепотом поведала она Маше.

– На кого сегодня? – вздохнула Маша, изобразив нетерпеливо приплясывавшей Шульгиной безмерную печаль.

– Не пойдет? – огорчилась Аля, пытаясь тоже прилипнуть к трубке. – А чего так?

– Я тренирую силу воли. Сегодня сама пригласила Артема на свиданку.

– Изнасилуешь? – обрадовалась Алина.

– Надеюсь, наоборот, – прошипела Рита.

– Чего, чего она говорит? – Шульгина терлась ухом о трубку, мешая Маше разговаривать.

– Наоборот, это как? – опешила Маша, шикнув на Алю.

– Надеюсь, что он меня, а не я его.

– А, ясно. Удачи, – насмешливо подытожила Маша.

– Чего? Ну, вечно вы без меня все решаете, – расстроилась Шульгина, тоскливо наблюдая, как Маша прячет мобильный в сумочку. – Она хочет его напоить и обесчестить?

– Мама дорогая, – прыснула Маша. – Словеса-то какие! Ага. А потом, как честная женщина, женится на нем.

– Хорошо быть такой напористой, – опечалилась Алина. – А я вечно боюсь выглядеть глупо. И чем больше боюсь, тем глупее выгляжу. Мужиков надо брать на абордаж и волочь в стойло насильно. По доброй воле они идут только в чужие стойла, как ни странно.

– Да-да, или в своем стойле у него там такая мамаша, что такой комплект и даром не нужен.

– Ты намекаешь на Толика?

– Не то чтобы намекаю…

– Да все правильно! Если он маму уже сейчас ставит выше меня, то зачем он мне нужен? Или нужен?

– Не знаю, Алька, тебе виднее.

– Не виднее. Я вообще ни черта не вижу. Хожу, как слепой по огороду, чучела сшибаю. И, самое обидное, что даже сшибленные мной жертвы подбирают соперницы.

– Это надо обмыть. Заметила, мы настолько отчаялись, что перешли на менталитет алкашей, у которых одна радость – выпить.

– Мария, меня это тоже беспокоит. Надо будет обсудить проблему за рюмкой чая. На троих, конечно, соображать лучше, но, раз Гусева откололась, будем справляться без нее.

– Поздравляю с окончанием рабочего дня, – помахал им рукой Сокольский, стремительно проносясь мимо. – Вас куда-нибудь подвезти? Нет? Тогда до завтра.

– Я медленно соображаю, или он разговаривал сам с собой? – озадачилась Шульгина. – Я бы подвезлась куда-нибудь.

– Пошли. Это был акт вежливости. Забудь.

Освежив макияж, подруги устремились к выходу.

У проходной маялся Олег Ленский собственной персоной. В его руке небрежным веником, понуро уставившись в пол, алел букет роз. Ленский вышагивал туда-обратно, розы беспомощно мотались из стороны в сторону, а за окном тощий клен зазывно тряс последними листьями. Осень. В Машиной душе тоже была осень. А визит Ленского, как это ни ужасно, можно было приравнять к бабьему лету в разгар дождливого сентября. Сердце предательски заколотилось, щеки обдало жаром, а в голове подленько хихикнула колючая мыслишка: «Увела у маманьки кавалера!»

– Пошел к черту! – прошептала Маша в пространство и трусливо юркнула за угол.

– Ты чего? – остолбенела Алина.

– Там стоит мужик, с которым я не хочу встречаться, – прошипела Маша.

– Который? С розами?

– Да!

– Да? Вот этот офигительный красавчик? От тебя муж ушел, а ты от такого мужика прячешься по углам? Тогда я хочу с ним встречаться. Мань, давай принесем меня в жертву. Я закрою тебя и лягу грудью на амбразуру, – поправив вышеупомянутую грудь, Шульгина мечтательно закатила глаза. Вероятно, ей уже виделся подвиг во всех деталях.

«Это был бы лучший выход!» – язвительно подсказала логика. Но истинная женщина логику презирает. Поэтому Маша, тоже мимолетно представив, как Шульгина приносит себя в жертву, молча ринулась вперед.

– О, Машенька! – расцвел Ленский, махнув букетом, как дворник. Опомнившись, он перевернул розы бутонами вверх и протянул их Маше.

– Здрасьте, – рядом уже приплясывала Шульгина. – Меня зовут Алина.

– Ну и хорошо, – непонятно отреагировал Ленский, то ли смутившись, то ли решив отпугнуть навязчивую девицу хамством.

– А мы тут собрались покуролесить, – не сдалась Шульгина, пожирая глазами нового знакомого.

– Понимаю. Но третий, как говорится, лишний, – расплылся в змеиной улыбке Олег.

Алина напряженно затихла, соображая, в каком порядке кавалер посчитал присутствующих и, соответственно, кто из них третий.

– Как вы меня нашли?

– Мама ваша похвасталась.

– Она что, помнит, где я работаю?

– Как ни странно, но не помнит. Зато у нее был ваш рабочий телефон, а вычислить адрес не составило труда.

– А где мама сейчас? – нервно поинтересовалась Маша. Она никак не могла разобраться в своих чувствах. Ленский волновал, нервировал, беспокоил и… возбуждал? От этой мысли пересохло в горле, а в голове всплыло мрачное слово «инцест». Даже в том, что они разговаривали, было что-то запретное, стыдное, но разговаривать с Ленским хотелось. А еще хотелось, чтобы Шульгину сдуло осенним ветром и унесло как можно дальше.

– Боюсь, вы неправильно поняли наши с мамой отношения, – побагровел Олег.

«Да что вы говорите?! – из последних сил съехидничала про себя Маша. – Деловая встреча. Одна в лямках от комбинации, другой в папином халате… Сказать, что ли, все это вслух? Или не надо?»

Ставить Ленского в неловкое положение она не стала. В конце концов, когда мужчина старше женщины – это нормально, а вот когда женщина старше мужчины, в этом есть что-то неправильное. Наверное, он тоже это понял. Тем более что в физиологическом плане Маша была, безусловно, привлекательнее родительницы.

Отношения полов всегда рано или поздно скатываются к банальной физиологии, даже если начинать рассуждать с самых высоких материй. На то они и «взаимоотношения полов», что, начавшись с совместного чтения энциклопедии, походов по музеям или бурных дебатов на тему творчества Кафки или Юнга, в результате заканчиваются диваном. Потому что, если они не закончатся диваном, то это вовсе не взаимоотношение полов, а дружба или революционное соратничество.

Физиология, как термин женского рода, подчинена законам женской логики. Поэтому, вопреки здравому смыслу, здесь чаще юность побеждает жизненный опыт, а не наоборот. Мужчины, будучи потребителями, предпочитают свежую кабачковую икру подпорченной черной. Сколько семей разбито юными безмозглыми созданиями, достоянием которых является лишь сиюминутная свежесть. Эти создания, впрочем, как и мужчины, не умеют или не хотят смотреть в будущее. С одной стороны, это замечательно, так как ничего симпатичного в этом будущем вовсе нет. А с другой – почему бы не обойти грабли, на которые до тебя наступили миллионы. Хотя единицы из этих миллионов обрели самое настоящее счастье, и логика, согласно которой развивались отношения большинства, перед их чувством оказывалась бессильна.

«А вдруг это последний мамин шанс? – вдруг подумала Маша. – А что, если это мой шанс? Ведь приехал же он сюда, да еще врет, что я их с мамой неправильно поняла. Может, он мне не нужен?»