– И что ты предлагаешь? – Маша нехорошо прищурилась на разглагольствовавшую Гусеву. – Чем мне заняться?

– Ну, милая моя, – снисходительно потрясла кудрями Рита. – Тебе виднее. Я бесплатных советов не даю.

– Можно бюро переводов открыть, – оживилась Алина.

Гусева с состраданием взглянула на «переводчиц».

– Кому оно надо, ваше бюро. Лучше уж художественную галерею.

– Ну, разумеется, – мстительно фыркнула Маша. – И выставлять там твои шедевры.

Рита, воодушевленно метившая ближним в самое больное место, сама абсолютно не умела держать удар. А картины были ее уязвимой точкой.

Глава 3

Рите Гусевой прочили большое будущее, мировую известность и счастливую судьбу. А потом вдруг оказалось, что художники никому не нужны. И работы Гусевой – не шедевры, а так – мазня с претензией. И будь она хоть трижды гениальной в своих глазах, максимум, на что можно рассчитывать – место художницы в рекламной фирме. Вместо всемирной славы Рита под неустанный бубнеж мамы, надежды которой она не оправдала, влачила жалкое существование и надеялась на чудо. Чудеса бывают только в сказках, а Рита Гусева застряла в реальном мире, больше похожем не на цветочную клумбу, а на гору мусора. Такая куча ничего общего с чудом не имела и иметь не могла. Редкие мужчины, проявлявшие к Рите интерес, исчезали со скоростью мухи, интуитивно почуявшей свернутую в трубочку газету. В общем, куда ни плюнь – сплошной негатив. Судьба словно пыталась взять Риту измором и потренировать ее силу воли. В битве за место под солнцем Рита регулярно проигрывала, а ее неудовольствие жизнью постоянно подпитывалось завистью к окружающим, которым все само плыло в руки. Больше всех ее раздражала Маша.

С раннего детства Маня постоянно маячила перед глазами, наглядно доказывая отсутствие мирового баланса справедливости. Жили они всегда рядом, одна на пятом этаже, другая – на шестом. Только семья Кузнецовых занимала огромную квартиру единолично, а у Гусевых была всего лишь комната в коммуналке. И если у Маши были ласковая няня и мама, непонятно чем занимавшаяся дома, то у Риты няню заменяли либо пятидневный детский сад, либо, в случае болезни, глухая бабка Тоня, забывавшая ее покормить, и непросыхающий сосед Зубовалов, оправдывавший свою изумительную фамилию потрясающими габаритами и ужасающим набором железных зубов в пасти. Но на самом деле Зубовалов был совершенно безобиден. Он даже пытался одно время ухаживать за Риточкиной мамой, приведя в качестве аргумента для женитьбы последующее слияние комнат и хлипкое здоровье бабки Тони. Джентльменом Зубовалов, безусловно, не был, а посему озвучил свою программу, сграбастав Елизавету Потаповну в охапку и попытавшись запечатлеть на ее сахарных устах поцелуй. Дело было в кухне, мадам Гусева, работавшая санитаркой в больнице и на тот момент как раз вернувшаяся со смены, ухаживания отвергла, с легкостью первой теннисной ракетки мира засветив жениху в лоб чугунной сковородой. Звук был таким, что даже глухая бабка Тоня, подслеповато таращившаяся на представление из угла, мелко дробно захихикала.

– Ну, Лиз, ты… эта… Зачем? – печально развел лапищами Зубовалов. – Я ж по делу говорю. Мне баба на хозяйстве нужна. А то придешь домой, жрать нечего, не приласкает никто, не спросит, как, мол… эта…

– Совещание прошло, – подсказала Елизавета Потаповна. – Не звонил ли министр? Не объявили ли благодарность за доблестный труд?

– Шутишь все, – тяжело вздохнув, констатировал Зубовалов. – Я ж как лучше хотел. Если я бабу приведу, как вы тута уживетесь в одной квартире?

– Не знаю, как твоя баба уживется, а я уж как-нибудь, – поджала губы Ритина мама и плотоядно взглянула на сковороду.

К слову сказать, Зубовалов все же женился, положив начало бесконечным распрям и холодной войне, изредка переходящей в открытое противостояние с приглашением участкового и формулировкой длинных и нескладных заявлений с обеих сторон.

В квартире этажом ниже жизнь была абсолютно иной. С рождения Маша получила все, а у Риты был даже не ноль, а дырка от него. Маше покупали фирменную одежду, а Рите мама перешивала из старья, Машины дни рождения отмечались так, что в курсе был весь двор, а Рита никого никогда не приглашала, стыдясь убогой обстановки и страшась соседских козней. Да и денег на продукты было всегда в обрез, и в конце месяца они с мамой часто переходили на пустые макароны. Эти серые толстые макароны иногда снились ей в кошмарах, они склизкими змеями подползали все ближе, а Рита никак не могла убежать.

Маша, независимая и веселая, поскольку ее, в отличие от Риты, не унижали заплатки на локтях и отсутствие капроновых колготок, казалось, не нуждалась ни в чьем обществе, люди сами тянулись к ней. Каждому хочется погреться в лучах солнца, а не ежиться в тени. Рита не была исключением. Спасало только то, что они с Машей учились в параллельных классах, иначе она просто возненавидела бы свою соседку за удачливость, круглосуточно наблюдая ее триумф. А так они лишь вместе ходили в школу и иногда возвращались обратно, да изредка гуляли во дворе.

Маша стала для соседки стимулом, ориентиром и недосягаемой целью. Рита, безумно стеснявшаяся своей худобы, убогой одежды и невзрачной внешности, решила действовать иначе и выделиться демонстративной независимостью и бунтарским поведением. Получалось плохо. Мать начали часто вызывать в школу, фамилию «Гусева» воодушевленно и гневно склоняли на каждом собрании, а единственным достижением шестиклассницы Риты Гусевой стало некое подобие дружбы с хулиганом Мутятиным из восьмого «Б». От него Рита научилась красиво и далеко сплевывать и материться.

Наверное, в какой-то момент судьба устыдилась своего равнодушия и на мгновение повернулась к девочке лицом. В школе организовали художественную выставку, и вдруг оказалось, что у Риты талант. Ее заметили, пригласили в художественную студию, а потом и вовсе – в художественную школу. Времени на глупости не осталось, Мутятин стал пройденным этапом, а Рита неожиданно превратилась в этакого гения, местную гордость и знаменитость. Директриса, раньше специально посещавшая собрания, чтобы потоптаться на самолюбии Елизаветы Потаповны, расписав тюремные перспективы ее дражайшей доченьки, теперь ласково улыбалась и настойчиво напоминала, что именно в стенах ее школы был выпестован и открыт столь ценный самородок. Елизавета Потаповна гордилась и великодушно прощала прежние оскорбления. Дочь все же выросла человеком.

Теперь дружить с ней было почетно, и Рита, равнодушно принимая знаки внимания от сверстников, одновременно презирала их за двуличность и нежелание протянуть ей руку помощи тогда, раньше, когда ей это было необходимо.

Девочка поняла, что любой член общества зависим от мнения окружающих, но если не хочешь быть растоптанным, никогда не показывай эту зависимость. Докажи всем, что их мнение для тебя пыль, что у тебя есть свое видение мира, кардинально отличающееся от общего, выделись, стой на своем любой ценой, независимо от того, что ты думаешь на самом деле, – и тебя заметят, выделят и будут с тобой считаться. Мягких и добрых сминают как пластилин, а о жестких царапают руки в кровь и больше не лезут. С тех пор дух противоречия стал второй сущностью Риты, не дав ей окончательно сломаться. Кроме того, вера в собственный талант и будущие возможности, возвышала ее не только над толпой, но и над удачливой подругой, не добившейся ничего, но получившей блага «за так». А если и не возвышала, то хотя бы уравнивала.

Маша тоже не была красавицей, так, обычная девочка, да к тому же рыжая. Но даже это оказалось не минусом, а плюсом, так как парни предпочитали ухаживать за конопатой Машкой, а вовсе не за гениальной художницей Гусевой. Дружить – да, общаться – да, но Рите хотелось большего. Именно тогда она раскусила физиологическую сущность мужчин: их не интересует ум и талант. После недолгого анализа Риточка поняла, чем их привлекала Маша. Открытие потрясло ее до глубины души: у соседки всего-то навсего выросла грудь. Да – большая, да – к бюсту прилагались крепкие стройные ноги и красивые тряпки. Но разве это главное в женщине?

– Которые бегают за выменем – сосунки, не нужны тебе такие, – успокоила ее мама. – Тем более что у тебя уже вряд ли что путное вырастет, ты в бабку по отцовской линии пошла. Ищи умного, надежного. Кто за одним выменем побежал, и за другим побежит, и за третьим. Так всю жизнь и будет метаться, где сытнее да больше искать. А ты найди такого, чтобы тебя полюбил, чтобы бежать ему было некуда.

От словосочетания «некуда бежать» веяло безысходностью, но мама, безусловно, была умнее и опытнее в этом вопросе.

Все стало предельно ясно и понятно, но как справиться с завистью, Рита не знала. Она усвоила одно: глупо и нерационально стремиться к несбыточному и недосягаемому. Есть такое слово «нет». Надо исходить из жизненных реалий и замещать то, чего «нет», тем, что возможно, вероятно и достижимо при определенных усилиях.

Институтская пора была наполнена разочарованиями, как летний пруд головастиками. Маша всегда топталась рядом, в поле зрения, и смущала обилием кавалеров, особенно на фоне явного простоя Риты. На вечеринках, куда она приглашала Риточку, молодые люди Гусевой пренебрегали, хотя девушка изо всех сил старалась понравиться своей эрудицией и неординарностью.

Однажды, когда Рита, в очередной раз безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание и перекрикивая всех, рассказывала о выставке своих работ в училище и голландце, владельце галереи в Амстердаме, желавшем непременно купить несколько картин юного дарования, к ней подсела Алина.

Изрядно выпившая Рита уцепилась за, как ей показалось, благодарную слушательницу, но Аля, несколько минут вежливо послушав дифирамбы в честь гениальной последовательницы Дали, сочувственно ее перебила:

– Хочешь совет? Не хвали себя сама, подожди, пока кто-то похвалит. Иначе это выглядит смешно и нелепо. Человек не может быть объективен в отношении себя. Если ты орешь, что гениальна, то это выглядит как выпендреж. И над тобой посмеиваются, но не верят.

Услышав, что над ней могут еще и «посмеиваться», Рита даже протрезвела. Больше всего на свете она боялась, что над ней именно посмеются. Она так долго добивалась репутации оригинальной и независимой в суждениях, что столь неожиданное мнение, претендующее на объективную оценку ее усилий, просто-таки скосило девушку.

Так состоялось знакомство с Алиной, трансформировавшееся в дружбу на взаимовыгодной основе. Алина теперь периодически нахваливала в компаниях Ритины картины, а Рита – ее стихи.

Результатом стало то, что на одной из вечеринок на Риту обратил внимание молодой человек по имени Юрий. Он восторженно пожирал ее глазами и недоверчиво расспрашивал про картины, робко набиваясь в гости. Вероятно, именно такой мужчина и был предназначен Рите: интеллигентный, умный, тонко чувствующий дистрофик с сильнейшей близорукостью и обширными залысинами над «сократовским» лбом. Да, именно такой, поскольку ни одна нормальная женщина, с грудью, бедрами и прочими сочными атрибутами, на него никогда бы не позарилась. Вполне возможно, что, устав штурмовать лучшую половину человечества, Юра осознал, что надо брать то, что ближе, пока рядом вообще хоть что-то есть. Если нельзя обладать умной и красивой, то пусть она будет просто умной. Тем более, что видит он без очков плохо. Возможно, кавалер рассуждал именно так, а может быть, у него были другие стимулы для общения с Ритой, но все это не имело ни малейшего значения. Дух противоречия подмял под себя доводы логики, победила завышенная самооценка и трезвый взгляд на кавалера утром. Во-первых, из ночной романтики особо ничего не вспоминалось, ибо рыцарь оказался не на высоте, изумив подругу скудной фантазией и скоростью произошедшего, во-вторых, впалая грудь и тощие синеватые конечности кузнечика никак не могли принадлежать мужчине Ритиной мечты, в-третьих, фамилия Юры оказалась Нахухыров.

– Лучше остаться холостой Гусевой, чем стать замужней Нахухыровой, – насмешливо подвела итог своего первого романа Рита.

– Ты погоди, он замуж-то еще не звал, – осадила ее Аля.

– Не успел. И уже не успеет. Я ему, конечно, благодарна за первый сексуальный опыт, за внимание и за все остальное, чего я не заметила, если таковое имело место быть, но за сим откланиваюсь. Я не стремлюсь замуж, мне нужен просто нормальный мужчина, а не это жалкое недоразумение, вызывающее сострадание и сочувствие. Кстати, если тебе его жаль, то можешь забрать и утешить.

Алина утешать Юру Нахухырова не пожелала, так как тоже любила мужчин если не крупных, то хотя бы отчасти мужественных хоть в каких-то местах: будь то плечи, мышцы, разлет бровей или что-нибудь еще.

В результате, Маша продолжала менять кавалеров, не тяготясь отношениями с ними и тоскливо вздыхая, что нет рядом того единственного, Аля маялась в одиночестве, изредка прислоняясь к какому-нибудь мужскому плечу в ожидании все того же единственного, а Рита исходила желчью практически в полной изоляции от противоположного пола и тихо завидовала обеим подругам.