– Да с чего вы взяли, что плохо?! – заорала Маша, поняв, что утешать ее и рассеивать подозрения никто не будет. – Я просто пригласила вас в гости, двух дур!

– То есть муж трубку не отключал, черт-те где не пропадал и сегодня не полировал тебе рожки своими сказками? – скучно уточнила Рита.

– Все оказалось совсем не так! – с жаром начала Маша, вспомнив, что нечто похожее на «полировку рожек» сегодня имело место быть.

– Вот и хорошо! – обрадовалась Алина. – Я за тебя так рада!

– А уж я-то как рада! – желчно поджала губы Рита. – Может, расскажешь, как именно «не так» все оказалось? Хотя, дай я попробую угадать: у него разрядилась трубка. А ночевал твой красавец в офисе на документах. Вот подложил под себя папку… или мамку… и заночевал. А снились ему графики, отчеты и прочие тоскливые вещи. И приехал он измученный, уставший и страшно соскучившийся по тебе. Так?

– А что такого? Откуда столько скептицизма? – пошла в атаку Маша.

– Скептицизм, Маня, является неизбежным спутником объективного взгляда на жизнь. Вот я смотрю со стороны на этот анекдот и сочувствую.

– Кому? Не надо мне сочувствовать!

– Князева, ты сама спрашиваешь и сама же отвечаешь. А почему? Все потому, что интуитивно оцениваешь ситуацию правильно, но признаться сама себе в этом не можешь. Это трусость, которая может привести к трагическим последствиям.

– И кто ж погибнет? – насмешливо поинтересовалась Алина.

– Ячейка общества. Рассыплется вдребезги семейная лодка, и лучше, чтобы Машка сошла на берег до того, как все пойдет ко дну.

– Лодки, как правило, делают из дерева, а дерево не тонет, – попыталась пошутить Аля, с некоторым беспокойством поглядывая на застывшую Машу.

– Слушай, Шульгина, ты хоть знаешь, что не тонет? Тебе озвучить термин? При чем тут дерево? Сама ты дерево! Твоей подруге лапшу на уши вешают, а ты бегаешь рядом и вместо того, чтобы стряхивать, поправляешь, чтобы гуще и ровнее висела!

– Это ты ей лапшу вешаешь! – взвизгнула Алина. – Мелешь всякие ужасы вместо того, чтобы успокоить!

– Ну, разумеется! Я дура, а ты – умная! – Рита прищурилась и угрожающе шмыгнула. – Утопающему надо протягивать руку, а не бить веслом по башке, успокаивая, что на том свете зато спокойно и мухи не кусают! Нельзя потакать человеческой глупости, если ты ее видишь, а человек – нет!

– Ой, девочки приехали, – захлопала в ладоши очень кстати появившаяся Диана Аркадьевна. Еще немного, и на лужайке, утыканной искусственными цветочками, могла разгореться самая настоящая драка. – А у нас тут такая скука! Да еще у Маруси с мужем проблемы!

– Мама! – взвыла Маша.

– О! – многозначительно и победоносно выкатила глаза Рита.

Алина молча шмыгнула в дом. С одной стороны, ей тоже казалось, что с Алексеем все ясно, но с другой – презумпцию невиновности никто не отменял. В жизни чего только не бывает. Как это ни смешно, но он на самом деле мог работать. Новый Алин шеф тоже часто работал по субботам, выдергивая и ее в офис в счет будущих отгулов. И в то же время – почему он не мог позвонить с городского телефона на Машин мобильный?.. Алина была в растерянности.

– Не грусти, Марусенька, – прощебетала мама, когда Надя торжественно внесла блюдо с пирогами и все участники с воодушевлением занялись дегустацией. – Все мужчины считают, что имеют право на измену. Может быть, там ничего серьезного и нет.

Маша поперхнулась, и Алина с воодушевлением начала молотить ее по спине, судорожно соображая, как бы сгладить неловкость.

– А мне кажется, что он на самом деле работал, – пискляво и ненатурально прочирикала она, когда подруга прокашлялась. – Вот мы с Владимиром Эдуардовичем часто по выходным работаем, потому что…

– Это с Сухостоевым, что ли? – перебила ее Диана Аркадьевна.

Рита радостно загоготала, а Алина потерянно кивнула:

– Да. Просто он…

– Неудачный пример, – жестко прервала попытки реабилитировать нелюбимого зятя мадам Кузнецова. – Твой Сухостоев уже лет десять на двести процентов оправдывает свою фамилию. Я с его супругой общаюсь, так вот…

– Мама, может хватит?! – разъяренно поинтересовалась Маша. – Нас не интересует половая жизнь чужого начальства!

– И правильно. Давайте вернемся к нашей половой жизни! – Диана Аркадьевна то ли издевалась, то ли в самом деле желала довести дочь до истерики, а беседу – до логического завершения. – Ты проверила его мобильный?

– Разумеется, – буркнула Маша. – А также обыскала карманы, обнюхала одежду и сняла отпечатки пальцев с интимных мест. Осталось только сличить.

– С чем? – опешила мама.

– Остроумно, но неконструктивно, – Рита отхлебнула чай и сыто откинулась на стуле.

Она явно собиралась развить мысль, но плавный ход женской логики, закапывавшей Машины надежды поверить мужу, был прерван стуком и игривым покашливанием.

– Тук-тук-тук, три девицы под окном пряли поздно вечерком, – напевно сообщил веселый тенорок – и на веранде появился Артур Константинович. Он зорким соколом оглядел всех присутствующих и щелкнул голыми пятками, чуть не потеряв шлепанцы. Гость был носат, зубаст и мускулист. Кривоватые ноги, густо покрытые шерстью, торчали из-под алых шорт, на суховато-рельефном торсе болталась алая майка, развевавшаяся, как знамя китайских революционеров, а густые смоляные кудри приминала бейсболка все того же революционного колера.

– А почему три? – кокетливо оживилась Диана Аркадьевна.

– Кого-то не посчитали за девицу, – мрачно предположила Рита. Она была откровенно недовольна вторжением местного Казановы и желала продолжить разбор полетов.

– Ну, что вы, – не ударил в грязь лицом бойкий гость. – Просто неудачная цитата. Девиц тут целых пять! Такой цветник, что я теряюсь! Просто заблудился, девочки!

– Ишь ты, блудить он сюды приперся, – громко проворчала из кухни Надя, сняв вопрос о пятой девице.

– Артур, присаживайся! А мы тут сплетничаем, – Диана Аркадьевна завораживающе хихикнула и хлопнула ресницами, послав гостю многообещающий взгляд. Про историю с Тараторовыми она или забыла, или не желала вспоминать.

– Уж не про меня ли? – Он облизнулся то ли на пироги, то ли на «девиц», то ли на все сразу.

– А что, есть повод? – все так же недовольно прогундела Рита.

– Какая красота кругом, – деревянным голосом каркнула Алина, и все томительно затихли. На заднем фоне умиротворяюще материлась Надя, гремя посудой.

– Кому еще чаю? – отмерла Маша, сообразив, что присутствие соседа вряд ли помешает Гусевой обсуждать ее мужа.

– А танцы будут? – хохотнул Артур Константинович. – А то сейчас чайком набулькаемся – и никакого рок-н-ролла!

– Эшь ты, набулькается он! – моментально среагировала из кухни Надя. – Да кто ж тебе даст?!

– Неужели мне никто не даст? – Гость обвел опешивших дам блудливым взглядом.

Алина, сидевшая к нему ближе всех, настороженно принюхалась. Присутствующим внезапно стало ясно, что красавец мужчина не совсем трезв.

– Ах, что-то душно тут, – Диана Аркадьевна помахала перед лицом ладошками и водрузила на кудри шляпку. – Артурчик, а не прогуляться ли нам по саду?

– Мадам, я в вашем распоряжении, – он ринулся к хозяйке и оттопырил локоть, с сожалением мазнув взглядом по Алине. – Пойдемте, я почитаю вам стихи. Свои.

– Та-а-ак! – Эхо грозно прокатилось по веранде и горохом ускакало в темноту. В дверном проеме возникло новое действующее лицо, мрачно взиравшее на Диану Аркадьевну.

– Ох, какая радость! – залепетала она. – Михаил Яковлевич! Вот уж не ждали!

– Дед приехал! – восторженно заорала Маша и начала выбираться из-за стола.

– Да уж вижу, что не ждали! – Дед прищемил в дверях Артура Константиновича, пытавшегося прошмыгнуть мимо. – Куда побёг? Уже нагостился? А погулять? По саду. Динка, в сад пойдешь?

– Нет, – невестка трусливо попятилась и плюхнулась на место, цапнув пирожок. – Я что-то еще не наелась.

– Ишь ты, жор на бабу напал, – констатировал дед. – Ладно, с тобой отдельно пообщаемся. Пошли, Пушкин, мне стихи почитаешь. Я поэзию страсть как люблю. Помню, в пятьдесят втором был у меня в лагере поэтишка один. М-да… Расстрелял я его. Дрянь стишки писал. Человек должен свою работу делать хорошо, а иначе не человек он вовсе, а так – шелупонь ненужная. А шелупонь надо в расход, чтобы небо не коптила.

Поэт вспугнутой молью заметался по помещению.

– А твой дедушка что, в репрессиях участвовал? – округлив глаза, Аля вцепилась в Машу и зашептала ей в ухо.

– Это дед так шутит. Он у нас вообще – остроумец, – тоже шепотом фыркнула Маша.

Михаил Яковлевич, несмотря на преклонный возраст, был не только «остроумец», но и большой охотник до женского пола. Передав бразды правления сыну, он ушел на заслуженный отдых, окунувшись в круговорот разгула и порока, насколько это было возможно в его возрасте.

Дед считал, что за десятилетия кристально-чистой семейной жизни заслужил полноценную компенсацию с учетом инфляции и амортизации организма. Он и по молодости был горяч и влюбчив, но в годы активного строительства коммунизма потакание инстинктам могло лишить не только материальных благ, но и свободы. Дело в том, что Михаилу Яковлевичу категорически нравились женщины моложе его. И чем старше он становился, тем моложе оказывались адресатки его платонической любви. Супруга, шумно возражавшая против его пристрастий и попыток осуществить мечту, давным-давно вышла замуж за итальянца и выращивала розы недалеко от Венеции с толстым и уравновешенным Валериано.

Почуяв свободу, дед оторвался по полной программе. Время шло, а Михаил Яковлевич все не мог насытиться волей и вседозволенностью. Периодически он становился неадекватен, но, в общем и целом, в маразм не впадал, строго блюдя свой материальный статус.

Последней его выходкой, потрясшей семью, было участие в фестивале байкеров. Незадолго до этого Михаил Яковлевич познакомился с девицей лет двадцати по имени Валькирия. По паспорту мадмуазель звалась просто Валькой и выглядела как абитуриентка, изгнанная с экзаменов в ПТУ.

– Знаете, где у нее пирсинг? – цокал языком дед, смущая участников семейного застолья, и так чувствовавших себя в присутствии Валькирии, как стая лебедей рядом с упавшей в реку курицей.

– Могу показать, – с готовностью хваталась за ширинку красотка и зычно гыгыкала.

Максим Михайлович свирепел, но сделать ничего не мог. Отец был не только главой семьи, но и держателем основного пакета акций.

Валькирия раскрутила Михаила Яковлевича на покупку мотоцикла, и некоторое время дед с упоением носился по ночному городу в кожанке и бандане. Но на фестивале юная нимфа была застукана старцем за прелюбодеянием с тощеватым прыщавым юнцом, и патриарх семейства Кузнецовых потерял интерес к мотоспорту.

Семья затаилась в ожидании нового коленца, на которые дед был мастером.

Манерную невестку он терпеть не мог, к сыну относился снисходительно, а внучку нежно любил. Самым страшным испытанием было любое официальное торжество, которое по этикету нельзя было провести без Михаила Яковлевича. Дед мстил своей социалистической молодости, державшей его в узде сплошных ограничений, и любое тусовочное мероприятие превращал в фарс, позоря близких и распугивая гостей сомнительными комплиментами и вызывающе-откровенными разговорами политической направленности. С первыми он подкатывался к молодившимся дамам, а со вторыми – к депутатам и политическим деятелям, дорожившим своими теплыми местами. Делал он это все демонстративно и с нескрываемым удовольствием. Больше всего доставалось Диане Аркадьевне, которую свекор с упоением изводил на светских раутах.

– Оно, конечно, лошадей на переправе не меняют, – задумчиво рокотал он, при большом скоплении народа разглядывая холодеющую невестку, – но ведь загнанных кобыл-то пристреливают! А блудливых и вовсе – на колбасу!

Диана Аркадьевна, чувствовавшая за собой определенную долю вины, в открытую конфронтацию не вступала, но отвечала взаимной неприязнью, смешанной со страхом. Ей все время казалось, что свекор что-то знает или догадывается. Спасало только то, что муж, будучи глубоко уверен в ограниченных умственных способностях жены и ее абсолютно зависимом положении, на слова отца внимания не обращал, лениво отмахиваясь и даже не пытаясь сгладить неловкость.


Визит свекра на дачу стал неожиданностью. Тем более что намечался романтический вечер с соседом.

– Михаил Яковлевич, может, коньячку? – Диана Аркадьевна попыталась нейтрализовать родственника и отвлечь его от обреченно мотавшегося вдоль стола кавалера.

– А для кого это ты тут коньячок держишь? – прищурился вредный старик, строя из себя симбиоз Шерлока Холмса и комиссара Мегре.

– Так для Максима, – покраснела невестка. Девушки сидели как примороженные, и даже Маша не спешила подходить к любимому деду.

– Ага. Ага, – презрительно закивал патриарх семейства Кузнецовых. – А то он часто сюда приезжает. Чего застыла? Я говорю, часто он сюда приезжает-то?