Я как-то не сразу поняла, о чем это он, и посмотрела вопросительно.

— О чем ты?

— О нашей жизни, — выдал он неожиданный ответ.

— Да уж какая там жизнь!

— Нормальная, по-моему. Я тебе деньги на буфете оставлял, почему не взяла? Или не видела?

— Деньги видела, когда пыль вытирала, но что для меня, не поняла. А зачем ты мне их оставлял?

— Совсем без денег жить нельзя, вот зачем.

— Можно, ты ведь все равно продукты сам покупаешь.

Он повернулся и вышел. С одной стороны, без денег и вправду нельзя, а с другой стороны, с какой стати мне их брать? Когда ужин был готов, я, накрывая на стол, по привычке поставила одну тарелку и только тут сообразила, что я тоже не ужинала, он рано приехал. Ужин прошел в полном молчании. Воскресенье было таким же, только продуктов он не приносил. Ужинали опять вместе, опять молчали. Только когда я уже стала собирать грязную посуду со стола, Тимоха вдруг спросил:

— Ты чего вещи не приносишь, ты же мало взяла с собой?

— А откуда ты знаешь, может, принесла?

Он криво усмехнулся:

— Дверь-то я у тебя сломал там.

— Ну и что же?

— Так я сделал другую, новую. И замок в ней новый, а ключей ты у меня не спрашиваешь.

Я вдруг разозлилась:

— А чего я у тебя просить все должна? Мог бы и сам сказать, не развалился бы, молчишь, как бирюк!

Позже, когда я домыла посуду и собиралась погасить на кухне свет, Тимоха заглянул туда:

— Ключи рядом с деньгами лежат. Ты, если надо что, спрашивай, я могу сам и не сообразить, бирюк ведь.

Так я и не поняла, обиделся он или пошутил просто.


Симка воззрилась на меня с любопытством:

— Тонь, ты мне прямо скажи, было у вас или нет? Только не финти!

— Сим, что ты привязалась ко мне?

Она насупилась и обиженно запыхтела.

— Тонь, ты мне не подруга, а… а прямо ехидна! Сто лет не видались, я пришла, хотя у меня своих дел полно, а ты даже говорить не хочешь. — И она сделала вид, что привстает с табуретки.

— Да успокойся ты! Не было у нас ничего, понятно?

Симка немного посидела с обалделым видом, пошлепала губами, потом нахмурилась:

— А что вы делаете по вечерам?

— Телевизор смотрим, он у себя, я — у себя в комнате.

— Кучеряво живете! А что ты тянешь? Что отказываешь мужику, цену себе набиваешь?

Слова о цене меня задели.

— Ничего я не тяну и не отказываю.

Симка выпучила глаза:

— Неужто не пристает совсем? Тимоха парень огневой, сила в нем так и играет, это ты небось недотрогу из себя строишь! А как жить-то станешь, если бросит он тебя? А ведь бросит, ей-богу бросит! Ты глянь на стол-то! Красота какая, и колбаска лежит копченая, и сырок, и конфеты шоколадные. Когда ты так жила?

Мне сказать было нечего, Тимоха не скупился.

— Кстати, праздник сегодня, — только и заметила я.

— Какой такой? — изумилась Симка.

— День защитника Отечества.

— Ой! Правильно, забыла совсем, я же еще посылочку Ленечке посылала. Денек прямо как по заказу! Сделай, Антонина, мужику подарок, авось не развалишься и не убудет от тебя.

— Ты, Сим, уже достала своими дурацкими советами.

— Советы вовсе не дурацкие, а жизненные! — Она грозно посопела, решая, обижаться на меня или погодить, потом глянула на часы, ойкнула и начала собираться домой. — А ты работать не собираешься? Тимоха конфетами тебя кормит, только деньги лишними не бывают, опять же стаж. Петруша наш серчает на тебя, заявление, говорит, даже не написала.

— Напишу, — не слишком уверенно пообещала я.

Неспешно убирая со стола, я ломала голову над опостылевшими проблемами. Уже неделя, как я здесь живу, а мы по-прежнему с Тимохой будто чужие. Впрочем, о чем это я? Мы и есть чужие, родные, что ли? Судьба горькая меня под одну крышу с ним привела да жить рядом заставила, а чувств у меня к нему нет, откуда же им взяться, от его нелюдимости, что ли? То вовсе не смотрит на меня, а то как зыркнет, аж душа в пятки со страху уходит.


Хоть и нелегко мне это далось, но взяла я себя за шкирку да на работу потащилась. И никто меня не съел, даже орать не стали, пожурили вяло. Я по работе так соскучилась, что первые два дня не просто убирала библиотеку, а все вылизала дочиста и книжки расставила, а некоторые и подклеить успела, одно слово, соскучилась. Дверь отворилась, и заглянул глава.

— Как работа идет, Кострикова?

— Работаю, Петр Семенович, все хорошо. Спасибо, что в отделе культуры за меня слово замолвили.

— Вот и работай, ты молодая, чего тебе дома сидеть?

Да, с работой все образовалось, зато другая проблема осталась, самая трудная — Тимоха. По всему выходит, что надо мне возвращаться в бабкин дом, одной там жить. Страшновато немного, одна я никогда еще не жила, да ничего, и этот страх переборю, другие-то живут, и ничего. Замки мне Тимоха там крепкие поставил, а про отчима я ничего больше не слышала, как в воду канул.


Я накрывала стол к ужину, Тимоха, заявившийся сегодня пораньше, бродил по дому как неприкаянный и насвистывал негромко.

— Не свисти, денег не будет, — думая совсем о другом, машинально сделала я ему замечание.

— А на что они тебе? Вон на буфете лежат который день, уж запылились, поди, — усаживаясь за стол, пробурчал он.

— С какой, интересно, стати мне их брать? За то, что ужин готовлю или полы мету, за это? — взвилась я. Эти его дурацкие деньги мозолили мне глаза и бередили душу.

Он уронил вилку и посмотрел на меня удивленно.

— При чем тут ужин, что-то не пойму?

— Тут и понимать нечего, с чего я буду у тебя их брать, ты ведь мне не брат?

Брови его слегка поднялись.

— А что, разве только у братьев деньги берут?

— Не только, еще у родителей берут, у мужей, но вроде бы ты мне не папа? — хмыкнула я. Хотела насмешливо, а получилось — горько.

— И не муж, хотела ты сказать? Понятно.

Я вспыхнула, но что там ему понятно, допытываться не стала. Еще подумает, что я ему в жены набиваюсь. После ужина он читать не стал, сел телик смотреть, я принялась посуду мыть. Доделала на кухне дела и улизнула к себе, хотела журнальчик полистать, но глаза слипаться начали, пора ложиться. Только ночнушку натянула, вдруг дверь открывается: здрасте пожалуйста, Тимоха!

— Ты чего это так входишь? Даже не постучал, или запамятовал, что теперь я тут сплю, а не ты?

— С памятью у меня все в порядке, не жалуюсь, но только я теперь тоже тут спать буду.

У меня от такого заявления просто челюсть отвисла.

— То есть как это тоже?! Ты же сам распорядился, чтобы я тут спала, а теперь гонишь?

— Я тебя не гоню. Это спальня, правильно? Значит, и надо тут спать. А та комната гостиная, чтоб гостей принимать, телевизор смотреть и все такое, — обстоятельно и неторопливо объяснил он мне.

Пока я хлопала глазами, силясь понять, что означают эти новости, Тимоха уже рубаху стянул, а потом и вовсе свет погасил. Когда он подошел ко мне вплотную, я так перепугалась, что у меня зубы застучали.

— Ты это… — но больше я ничего не успела сказать, он мягко, однако настойчиво повалил меня на кровать и задрал подол рубашки. Я рванулась, да только от него не вырвешься, не руки — стальные захваты. А потом поздно стало вырываться. В эту ночь я долго не могла уснуть, он уже давно и сочно посапывал, а я лежала, глотала слезы. Все думала, что же я такая невезучая уродилась, ни любви, ни нежности.

Утром я не смогла смотреть ему в лицо. И, только ополаскивая чашки после завтрака, сообразила, что это наш первый совместный завтрак был, а я и не заметила за переживаниями. Чего это он на работу, интересно, не идет? То в выходные с самого ранья улетает, а то в будний день не торопится, что это с ним? Тимоха ходил по комнате, ерошил волосы, зачем-то переставил стулья с места на место. Я засобиралась на работу.

— Узнай у Петра, какое число там подходящее?

— Подходящее для чего? — застыла я, стоя в одном сапоге, а с другим в руках, на нем «молнию» все время заедало.

— Расписаться же нам надо? Надо. Вот и узнай у него, какого числа лучше будет. В субботу поедем с тобой в райцентр, сапоги тебе новые купим, чего ты все с этой «молнией» страдаешь, — свалил он в одну кучу и сапоги, и свадьбу.

— Зачем это нам расписываться? — скривила я рот и отвернулась, опасаясь, что не выдержу и зареву от такого «романтического» предложения руки и сердца.

— Не дури! — слегка повысил он голос.

Я вышла и дверью хлопнула назло и ему, и себе.


Овцой я оказалась еще худшей, чем о себе думала, потому что все-таки согласилась выйти за него. Живем-то мы с ним в одном доме, нет ни одного человека в деревне, кто бы не знал об этом, небось судят да рядят. Так не лучше ли оформить по закону непутевую нашу с ним жизнь, хоть глаза никто колоть не будет, что в любовницах живу. В общем, расписали нас.

— Слушай, Тонь, ты замуж вышла, я тебя поздравляю и все такое. Но если нет у вас ничего, то зачем женились-то? — шептала мне на ухо Симка, продолжая ловко орудовать ножом и успевая исподтишка улыбаться Мишке Хорьку.

— Зря волнуешься, — шепнула я ей в ответ, нарезая буженину, — все у нас с этим делом как надо. Я вот только не пойму, чего ты лыбишься? Ты замужняя баба, живот у тебя уже на нос лезет, а ты вздумала с Хорьком амуры крутить. На что он тебе?

— Ничего я и не кручу! — моментально обиделась Симка. Но тут до нее дошло, что я сказала ей, и она схватила меня за руку, чуть не полоснув по ней ножом.

— А не врешь? Когда же это вы, а?

Я пожала плечами в знак того, что много времени на это не требуется.

— И как?

Но в кухню вошла Федосья, чтобы забрать уже наполненные блюда, и Симка испуганно примолкла, потому что трусила перед ней до ужаса.

За столом подружка тоже вела себя очень тихо. А Федосья словно сжалилась над ней, посидев немного и выпив пару рюмок за наше счастье, ушла, и Симка развернулась.

— Ну вот, всегда так! — вздыхала она, с вожделением глядя на бутылку вина. — Как что хорошее, так мне сразу нельзя. — Она еще разок вздохнула и вдруг предложила: — Ну, горько, что ли?!

Я показала ей кулак, стараясь сделать это незаметно, но Тимоха увидел и насупился.

— Положи себе того салатика, ты его еще не пробовала, — предприняла я отвлекающий маневр.

Маневр удался, Симка послушно занялась едой. Теперь заторопился куда-то Хорек, за ним вышел Тимоха.

— И все же странно, что Тимоха выбрал его в свидетели, конечно, он здорово помог нам в пещере, но они никогда не дружили, а еще более странно, что Хорек слушается Тимоху.

— Что тут странного? Начальник как-никак, — заметила с набитым ртом Симка.

— Кто это начальник?

Симка проглотила то, что у нее было во рту, и пояснила членораздельно:

— Твой Тимоха начальник Мишки Хорька, ты что, не знала?

— Это шутка такая, да? Где он может быть над ним начальником?

— Ты, Тонь, с Марса, не иначе. Тимоха с конями возится, верно? А Мишка взялся помогать ему, работает он на него, поняла? Твой недавно одну коняку хорошую продал богатею какому-то, много денег за нее огреб, вот и тратится. — Она с неприкрытой завистью в сотый раз оглядела мой наряд.

Наряд в самом деле был хорош. Удивительно, что Тимоха без всякой примерки так точно его высмотрел. Вчера, когда бухнул он мне пакет на колени и я достала бледно-розовый, пушистый, теплый и вместе с тем невесомый костюм, то первая моя мысль была, что, если он не будет мне впору, я не переживу этого. Но костюм сидел как влитой, а в сочетании с белыми кожаными сапожками, что мы купили в субботу в районном универмаге, я казалась сама себе просто красавицей. Впрочем, самое большое потрясение я испытала не из-за костюма, а когда мы собрались с Тимохой ехать в райцентр. Вышли из дому, он пошел зачем-то на зады огорода, за баню, велев мне ждать.

Я и ждала его, уже злиться начала, как вдруг он подъезжает на машине, я-то думала, на попутке поедем. Машина оказалась не новой, но она ездила, это самое главное, ведь с тех пор, как год назад отменили автобус, до райцентра стало так трудно добираться. Тимоха заметил мое удивление и пожал плечами.

— Я думал, ты знаешь, она еще с того лета у меня.

Весь путь до магазина я думала только о машине, разглядывала ее, гладила сиденье рукой, зато обратной дорогой была занята уже сапогами. Прижимала к себе коробку и все нюхала ее, потому что она пахла кожей совсем новых белых сапожек. Этот запах казался мне лучше всяких духов. Симка чуть не заплакала, когда меня во всем этом великолепии увидала, значит, и в самом деле хорошо.


Я лежала тихо, не шевелясь, стараясь не шмыгать носом. А все из-за свадьбы я расчувствовалась. Пусть маленькая и скромная, но это была моя свадьба! Эх, ни мамка, ни бабушка не дожили до нее, обидно-то как. Бабулька так мечтала меня выдать замуж, получилось так, как она хотела, я знаю, она за Тимоху хотела выдать меня. Его она всегда на уме держала, он у нее в любимчиках ходил, и вот не порадовалась, умерла. Господи! А я теперь одна осталась, то есть не одна, раз замужем, а все одна, как ни крути. Да, он не жадный, обновок мне накупил и на машине катать будет, но разве это главное? Главное, что каждый сам по себе, это ужасно. Я вытерла щеки, вздохнула и осторожно покосилась в его сторону, пытаясь разглядеть лицо на подушке, но ничего не разглядела, слышалось только дыхание спящего. А мне спать не хотелось. Я закрыла глаза и тут же открыла их, но оказалось, что уже утро и зеленоватый свет льется через переплет окна и ложится веселыми квадратиками на кровать и пол. Вот и ночь пролетела, а я и не заметила как. Какое-то время я бездумно смотрела на эти квадратики, потом нахмурилась, что-то не помнила я у нас таких рам, вроде бы совсем другие были? Или это в бабушкином доме другие? Вставать пора уже, я повернулась, чтобы посмотреть, проснулся ли Тимоха, и ахнула.