— Никакой романтики в тебе не наблюдается, давай лучше у речки, не где купаются, а левее, там еще несколько камней больших.

— Вечером у речки сыро и прохладно, — пробурчал он. — Ну да ладно, я пиджак возьму.

Я развернулась и пошла, не заботясь на этот раз о своей походке, и ни разочка даже не хроманула, как ни странно.

Еле дождалась, пока бабулька уляжется спать, бесшумно растворила окно и выбралась наружу, похвалив свою ногу и попросив ее не подводить меня сегодня. Поеживаясь от прохлады и нервного озноба, я продвигалась от куста к кусту. Валера был на месте. В закатном, уже неверном свете лицо его казалось бледным и от этого еще более красивым. Я нервно сглотнула подкативший к горлу ком.

— Ты что, раньше с Ромкой гуляла?

От этого простого и в общем-то естественного вопроса все мое смущение как рукой сняло.

— Гуляла, — ответила я с вызовом. — Даже замуж за него собиралась, такой вот дурой была, что верила всему, что он обещал.

— А по-моему, Ромка дурака свалял. Может быть, у них с Галочкой любовь случилась, только ты нисколько ее не хуже, и характер мне твой нравится.

— Да? — пролепетала я.

— А что? Ты храбрая, в обморок не падаешь и, что самое главное, не визжишь. Терпеть не могу, когда визжат. У меня от бабьего визга уши закладывает, а Галочка визжит то и дело, представляешь?

— Нет, не представляю, — честно призналась я. — А что мы все о ней говорим?

Он посмотрел на меня недоуменно, словно потерял вдруг нить разговора, и неожиданно начал хохотать. Я не выдержала и тоже прыснула. Солнце уже село, последние, слабые его отсветы догорали на небе. На свинцовой воде речки появилась рябь.

— И сильна же ты смеяться!

— Ага, ты тоже, да только намочит нас сейчас.

Не сговариваясь, мы взялись за руки и побежали, но еще на середине пути промокли вдрызг. В конце концов мы все-таки оказались на сеновале, но только на бабулькином. Я была настороже, близко к нему не придвигалась. Валера, однако, не делал никаких попыток приблизиться, рук не распускал, я и успокоилась. Он балагурил все время, собрал вокруг себя изрядную кучу сена, назвал ее царским ложем и улегся, состроив значительную мину, царя из себя изображал. Я так и покатилась со смеху, уж больно не вязалось такое надутое выражение лица с мокрыми, налипшими на лоб волосами. Он поднял руку и погрозил мне пальцем. От этого пустякового движения царское его ложе расползлось, и он съехал прямо на меня. Конечно, мы опять принялись хохотать, как-то все в этот вечер казалось смешным и забавным. Каким образом и когда мы от смеха перешли к поцелуям, я как-то даже и не заметила, до того естественно, само собой, это получилось.


— Ну?! — произнесла бабулька грозно. — Когда же это ты ночью заявилась, я и не слышала даже?

— Ты спала, а что такого, чего ты всполошилась?

— Раньше ты с шалопутной твоей Симкой гуляла, а вчера разве ж с ней была? — Она посмотрела на меня уже не сердито, а грустно, и добавила: — Плохо с городским-то гулять, ай плохо!

На работе я весь день была туча тучей, отругала ватагу мальчишек за то, что шумели и журнал чуть не порвали. Взялась новую выставку ставить, все книжки повалила. От скрипа открываемой двери у меня так задрожали руки, что я подумала, что пришел Валера, хотя мы не договаривались. Но это был не он, а Симка. С независимым видом она вошла и принялась осматриваться. По столь несвойственному ей поведению я поняла, что подруга знает, где я вчера была, а главное — с кем. Вдоволь налюбовавшись книжными переплетами, Симка перевела мученический взгляд на меня, открыла рот, чтобы сказать что-то, но вместо этого заплакала. Я выскочила из-за стола, обняла ее, стала шептать что-то ласковое и невнятное на ухо, и Валера выбрал именно этот момент, чтобы войти. Увидел нас, оценил обстановку, попятился и исчез так быстро, что впору было подумать: уж не померещился ли он мне? Симка ничего не видела и не слышала, расслабленно хлюпая мне в плечо.

— И чего тебе все везет, Тонь? — спросила она дрожащим голосом. — Вот ведь хромая же, а ребята за тобой увиваются.

Никакой деликатности Симка не признавала в принципе, гордо именуя ее отсутствие честностью. Я молча похлопала ее по спине. На свою несчастную судьбу она жаловалась еще долго, потом предложила прогуляться. Я вздохнула, но согласилась. Но только из задуманной нашей с ней прогулки ничего не вышло, на улице меня поджидал Валера. Я просто обомлела, увидев его рядышком с сияющим мотоциклом. В руках он держал черный шлем, еще один, более потрепанный на вид, был приторочен к сиденью. Симка беспокойно затопталась рядом, тронула меня за локоть, но ничего не сказала, побрела, ссутулив плечи и шаркая по пыли. Не сговариваясь, мы вздохнули, проводив ее взглядом, Валера, как мне показалось, с облегчением, а я — от сознания, что так нескладно все у меня получается. Но зато, когда он пригласил меня прокатиться с ним в райцентр, сразу повеселела.

Затем была стремительная езда на мощном, рычащем звере и спина Валеры, к которой я с восторгом прижималась. От его клетчатой рубашки пахло одеколоном и немного потом. Теплый, сильный ветер бил в лицо, заставлял прятаться за его спину, не было никакой возможности разговаривать, но мне и без того было хорошо. В райцентре я бывала считаные разы. В детстве мне вообще казалось, что это место и есть Москва. Но и когда подросла, городок все еще был для меня достаточно привлекательным. Приехав теперь, я ощутила только недоумение и разочарование. Все вокруг казалось плоским и пыльным, словно декорации, давно отслужившие свой срок. Встрепанная курица рылась у покосившегося забора, пробежала рыжая собака с колтунами свалявшейся шерсти, и ни души. Но тут я заметила валяющуюся на земле возле остановки громадную бабищу с задранной юбкой и грязными ногами, покрытыми узлами вздувшихся вен. Лицо у нее было совершенно жуткое, какого-то сине-багрового цвета. По лбу и щекам ползали полчища мух, а она безмятежно дрыхла. Из-за забора, спугнув курицу, вышел мальчишка лет четырнадцати, подошел к дрыхнувшей бабе и стал лениво пинать ее ногой в разбитой кроссовке. Мне стало нехорошо от этого зрелища, Валера потянул меня за руку, и я с облегчением тронулась за ним, не спрашивая, куда мы направляемся. Он остановился возле закусочной и завертел головой, а высмотрев скамейку под кустом сирени, обрадовался.

— Посиди здесь, мне поговорить кое с кем надо, я быстро, не успеешь соскучиться.

— Валер, я так пить хочу, — стеснительно призналась я.

— Купи себе воды, — ткнул он рукой в сторону ларька, торговавшего всякой всячиной, и ушел.

Вздохнув, я уселась на лавку, пить хотелось просто зверски, но денег у меня с собой не было ни копейки. Я возила ногами по земле, усыпанной шелухой от семечек и бесчисленными окурками, и гадала, зачем он потащил меня с собой, с таким же успехом я могла бы сидеть дома, даже лучше было бы.

— Что так долго-то? — проворчала я, завидев Валеру.

— У тебя, случайно, водички не осталось? — улыбнулся он мне в ответ. — Шашлык такой острый, что одной бутылки пива мало оказалось.

— У меня денег нет.

— Ну, значит, дома попьем, — рассудил он.

Ссадив меня за несколько метров от моего дома, Валера заглянул мне в лицо:

— Ты чего такая кислая, не понравилось кататься?

— Не понравилось, — твердо ответила я.

— Тебе трудно угодить, — вполне искренне удивился он, — другая радовалась бы.

— Вот и катай других. — И я вырвала руку, которую он схватил.

— Да какая муха тебя укусила, в самом деле? Ты всегда такая капризная? — Валера уже заметно сердился.

— Всегда. — Я почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза, вот-вот потекут ручьем, и поторопилась уйти.

На следующий день Валера не появился, не появился он и через день, и через два. Симка тоже не появлялась. Я сначала разозлилась, потом подумала, что стоит мне самой к ней зайти. Симка не то ужинала, не то еще только собиралась, но в палисадник все же вышла.

— Чего не заходишь?

— А то ты не знаешь? — угрюмо отозвалась подружка.

Я вздохнула, вопрос глупый, конечно, но с чего-то же надо начать разговор.

— А у вас все, что ли? Больно быстро.

— Не знаю, — скрепя сердце выдавила я.

— Как не знаешь, коли уехал? — рассердилась Симка.

Я опустила голову и стала старательно рассматривать свои пыльные кеды, кеды как кеды, старые и пожелтели уже.

— Сим, а давай еще разок в пещеры слазим?

Симка от удивления только глазами лупала.

— Полезем, а? Только на этот раз фонарик обязательно бери, а я еще и кочергу возьму на всякий случай.

Симка подумала и кивнула.

— Вправду загадка века получилась, меня тоже любопытство берет, — скромно призналась она. Потом оглянулась по сторонам, словно в ее палисаднике мог прятаться отряд вражеской разведки, и продолжила шепотом: — Мне даже сон приснился про этих… про инопланетян, представляешь? А вдруг они там?

— Не чуди, Сим, нет там никаких инопланетян.

— А кто есть? — сурово допытывалась подруга.

— Да не знаю я!

— То-то!

Уговорились мы с Симкой в субботу на семь часов утра, она сама предложила так рано идти, чтобы «никто не застукал», по ее выражению. Я согласилась, мне чем раньше, тем лучше. Конечно же она проспала, прибежала в восемь всклокоченная, заспанная и с пустыми руками.

— Вот как хочешь, Симка, а я не пойду с тобой! Чеши домой, возьми фонарик и пару бутербродов хотя бы.

— Ага, разбежалась, бутербродов, так мне мамка их и даст!

— Да что ж она жадная у тебя такая, что ей два куска хлеба жалко для собственной дочери? — сделала я удивленный вид.

Симка посопела малость, но, видя, что я не намерена ей на этот раз потакать, поплелась за припасами.

Дорогой Симка трещала как заведенная. К немалому удивлению, я узнала, что Ромка с Галочкой никуда из деревни уезжать не собираются. Более того, оказывается, Ромка уже устроился работать на пилораму.

— Как-то это все странно, а как же город? Ромкина мать хвасталась, что квартиру ему там дали, мол, не надо больше деньги тратить на чужое жилье.

— И не квартиру вовсе, а комнату в коммуналке, — перебила меня подружка.

Так мы болтали почти до самых пещер, потом Симка примолкла и стала озираться. В первую пещеру мы залезли легко, лаз вроде бы еще шире стал, а подойдя к тому месту, где был ход во вторую, выпучили глаза. Хода не было. Непонятно кто тщательно, большими камнями заложил его да еще для крепости цементом замазал.

— Какой гад это сделал? — слегка дрожащим не то от удивления, не то от злости голосом громко вопросила Симка.

В ответ сверху на нас просыпалась тонкая струйка песка.

— Тихо! — прошипела я и дернула ее за руку.

— А что? — не сдавалась она.

— А то, что обвал своим криком сделаешь.

Симка вздохнула и полезла назад. Я задержалась немного, посветила по стенам, но нигде никакого прохода не заметила, а ведь был же еще и второй, мы именно в него тогда полезли сдуру, а теперь от него и следа не осталось.

— Ну что?

— Кранты, Симка, от второго хода даже метки не осталось, некуда теперь лезть.

— Зря ты, Тонька, кочергу тащила, — захихикала она. Потом, отбежав от меня на несколько метров, вдруг крикнула: — Айда купаться!

Странно, но мне послышалось эхо. Я стояла, раздумывала и вертела головой, а Симка уже раздевалась. Я тоже заспешила, скинула футболку, джинсы и в стареньком, выцветшем купальнике, что мне мать купила еще в восьмом классе, полезла в воду. Догнала Симку и макнула ее поглубже, как раз оказалось для этого подходящее место. Она вырвалась, завизжала, стала брызгаться, но у меня это лучше получалось. Мы вопили, кувыркались, но я нет-нет да поглядывала на берег — мне все время слышался какой-то отзвук. Накупавшись всласть, повалились на травку. Вскоре я стала одеваться, Симка удивилась, но я отмахнулась и полезла вверх обследовать разросшийся куст: нет ли за ним чего? Симка, хоть и повертела пальцем у виска, все же следила за моими поисками с большим интересом. И я таки нашла ее, эту щель проклятущую! Сначала мне было сомнительно, что я в нее влезу, уж больно узко, но голова и плечи прошли легко.

— Подожди, — засопела сзади возбужденная Симка, — боязно же, давай сначала посветим фонариком.

Предложение было хорошим, однако неосуществимым, лаз изгибался под углом, и пятно света упиралось в глинистую стенку.

— Елы-палы, не видно же ничего! — расстроилась подружка. Ее явно охватил азарт первооткрывателя, и она ринулась лезть первая.

— Эй, эй! — придержала я ее. — Тут может быть опасно, кто-то же облюбовал это место.

— Думаешь, медведь там? — округлила Симка глаза.

— Какой медведь, Сим? Он, что ли, по-твоему, цементом лаз замазал?