— Чего же тут хорошего? — удивилась я странному комплименту подруги.

— Ну да! Ты глянь лучше на меня. — И она вытянула вперед округлую, сильно загорелую и покрытую светлым пушком руку. — Видала? Толстая, как корова!

— Ну что ты дурью маешься, Симка! Да уж лучше бы я растолстела, как бочка, только мамка была бы жива.

Симка побагровела и опустила глаза.

— Извиняюсь, я забыла просто, — прошелестела она виновато.

Я было подивилась ее смирению, но оказалось, что это состояние у нее ненадолго. Помолчав, Симка мне выдала:

— Не переживай, у тебя все равно мамки почти и не было.

Ну вот что с ней такой делать?

— Слушай, Тонь, а где твой отчим, как думаешь? — разбила Симка вдребезги мою задумчивость неуместным вопросом.

— Откуда же мне знать, где эта погань обретается? — сморщилась я.

Но Симка не унималась:

— Может, сгорел он, а? Вот как есть весь сгорел и головешек не осталось!

— Ты, Симк, совсем сбрендила! — разозлилась я уже не на шутку. — Как он мог сгореть, когда пожар-то был совсем ничего, в таком пожаре и кошка не сгорит.

— А ежели не сгорел, то где он? — округлила она глаза и рот.

Я поймала себя на сильном желании треснуть эту дурищу по ее глупой голове, поэтому молча отвернулась от нее. Но долго молчать Симка не умела.

— А ты что, жить там теперь будешь? — прицепилась она ко мне с другого бока.

— Мне и так почти каждую ночь ужасы снятся, ору как недорезанный поросенок и бабку своим криком бужу, а там я и вовсе свихнусь.

— Ну да, я тоже боялась бы. Только что тогда там Тимоха копошится?

— Где это он копошится? — привстала я от удивления с лавки.

— Вот непонятливая какая! В доме твоем. Все делает, прибивает… Или он сам там жить собирается? — Подруга пытливо и подозрительно посмотрела на меня.

— Да не знаю я ничего, Сим, ей-богу, не знаю! И бабка не говорила мне ничего, — покачала я головой, удивляясь новостям, которые уж я-то, кажется, совсем не от Симки должна была бы узнать.

— Жить ему негде, в лес-то не набегаешься, вот и надумал. Тимоха хоть и дурак, а руки у него дай бог всякому.

— Да никакой он не дурак вовсе, — машинально отмахнулась я, думая о своем.

— Ну да, ну да, — хитренько прищурилась подружка. — Я уж давно чую, к чему у вас дело идет. Вдвоем вам сподручнее будет. — И она уже откровенно хихикнула, очень довольная своей проницательностью.

— Вот как? И к чему же это у нас дело, по-твоему, идет? — Я говорила спокойно, хотя внутри у меня все так и кипело. Рукой я даже нашаривала на земле прут потолще. Настала пора вздуть эту ехидину как следует.

— Только попробуй! — вскочила Симка с лавки, мигом разгадав мои намерения. — Так тебе дам! В Америку улетишь, там жить будешь, вот только Тимоха плакать станет, — продолжила она ехидничать.

Проклятущий прут наконец-то нашелся, но моим планам вздуть Симку не дано было сбыться. Только что приплясывавшая и кривлявшаяся Симка уже не смотрела на меня. Лицо ее порозовело, а рот приоткрылся. К нам подходил незнакомый здоровенный детина лет тридцати, не меньше, как мне показалось. Был он страшно конопат, соломенные волосы на голове торчали коротким ежиком.

— Ленечка! — выдохнула подружка и всплеснула пухлыми ручками.

— Здорово, а вы птиц гоняете? — приветствовал он нас, косясь с подозрением на прут в моих руках. — Сим, в клуб пойдем? Там картину новую привезли, хорошую, боевик американский, — обратился он уже непосредственно к ней.

Она же только пялилась на него, блаженно улыбалась и молчала. Такую Симку я, пожалуй, и не видела никогда.

— Так не пойдешь? — явно огорчился конопатый кавалер моей подружки.

— Пойду, пойду, — очнулась она от сладкого своего сна. — А ты когда приехал-то, Лень?

— Приехал вот, — совсем невразумительно ответил ей ухажер. — Это тебе, на! — И без дальнейших околичностей он сунул ей в руки бархатную синюю коробочку.

Симка торопливо принялась открывать ее дрожащими руками, а как открыла, то остолбенела. Брошь в коробочке поблескивала даже в скудном свете заходящего солнца, и, судя по белой бирочке, блеск этот был натуральным. Я подумала, что парочка будет чувствовать себя свободнее без свидетелей, и стала тихонько подвигаться к калитке. Но зря я так уж старалась, могла бы топать и шуметь, как носорог в чаще, ничего они не услышали бы. Симка все еще пялилась на подарок, а ее кавалер столь же неотрывно — на Симку.


После нескольких холодных, дождливых дней выглянуло солнце, подсушило грязь и мокрую траву. Бабулька давно убрела домой, а я все сидела на чурбачке возле уже просевшего холмика. Прошел месяц, как мамки нет, а душа по ней болит у меня почти так же, как и в первый день. Как подумаю, что ей бы еще жить и жить, разве это возраст, сорок-то лет? Нельзя мне было тогда уходить с праздника, оставлять ее на милость этого изверга, может, при мне он и не убил бы ее, кто знает? Тут мне вспомнился тот ужас и состояние беспомощности, испытанные несколько лет назад, когда этот садюга в пьяном угаре зверски избивал мать, а я полезла заступаться за нее. Мне тогда так досталось, что я едва выжила, три месяца провалялась в больнице и до сих пор хромаю.


Симка опять потянула меня за реку, но я уперлась, что называется, всеми четырьмя конечностями. Поэтому она ныла до тех пор, пока не наткнулась на россыпь лисичек. Тут сразу замолчала, а как следом за ними приметила и красные шляпки подосиновиков, то даже взвизгнула от удовольствия. С этого момента я только пыхтение ее и слышала. Мне сразу повезло. Откинув кучку еще не слежавшихся желтых листьев, я нашла целое семейство боровиков, крепеньких, как камушки. Симка, увидав мою находку, вздохнула и начала с удвоенной энергией шарить кругом. Нас охватил охотничий азарт. Корзина моя наполнилась довольно быстро, и я поняла, что обратной дорогой, пожалуй, изрядно натру себе плечо лямкой.

— Сим, может, хватит, а? Не последний же день.

Но Симка не слушала меня. Я полюбовалась, как она, не разгибаясь, споро передвигается на карачках от находки к находке, и достала из кармана большой пакет. Подняв в очередной раз голову, я заприметила впереди что-то странное, не похожее ни на один гриб. Это была кепка, очень грязная и совершенно мокрая. Я позвала Симку, показала ей на странную находку, валяющуюся в траве, поднимать я ее, конечно, не стала. Симка дернула плечом и пренебрежительно хмыкнула. Эка невидаль!

— Нашла что показывать, грибник какой-нибудь потерял, а ты радуешься.

— Ежели бы грибник, то она чистая была бы, а то глянь какая, аж корой от грязи обросла.

— Ну не грибник, так алкаш, ты что ко мне пристала?

Я все-таки продолжала сомневаться:

— Откуда здесь, посреди леса алкаш возьмется, что ему тут делать?

Она промолчала, ей было плевать на мои рассуждения. Я подняла прутиком мою находку вверх.

— Да она вся в крови, глянь, Сим!

Тут уж и подружка не утерпела, подошла. Оглядела, сморщив нос, кепку:

— И что тебе все неймется, Тонь? Теперь в деревню эту пакость потащишь?

— Нет уж, пускай валяется.

— Нечего было мне голову зря морочить! — рассердилась Симка.

На обратной дороге усталая, но очень довольная она похвалила меня за то, что я привела ее в эти места. Я только плечами пожала. А Симка вдруг ойкнула и ткнула рукой в сторону большого куста.

— Глянь, Тонь, что там такое?

Я глянула, но близко подходить не стала, что-то там определенно было, непонятно, что именно, но у меня засосало под ложечкой. Симка затопталась на месте. Чувствовалось, что ей до смерти хочется посмотреть и в то же время страшно. Я решительно двинулась в другую сторону, надеясь, что она, как обычно, поплетется за мной, но просчиталась. Ее любопытство оказалось сильнее страха. Обернувшись, я увидела, что Симка мелкими шажочками, как-то боком, словно ворона к падали, подходит к раскидистому кусту. Я нисколько не удивилась, когда она заорала дурным голосом, разглядев, что же скрывал куст. Странным было то, что орать-то она орала, но с места не трогалась, разглядывая окровавленный труп с каким-то непонятным мне жадным вниманием. Меня замутило при одном только взгляде на него, а она стоит как вкопанная и смотрит, смотрит. Еле утащила я ее оттуда.

— Жуть-то какая, Тонь! Это что же делается? В лес стало нельзя ходить, на что-нибудь да наткнешься! — весьма энергично взялась причитать Симка.

— Слушай, Сим, а ты не разглядела, кто это? Ты же так долго на него таращилась, — поразмыслив, спросила я.

— Да как же разглядишь, коли башки у него нет?!

Я даже остановилась:

— Что, совсем нет? А мне показалось, вроде есть.

— Разбита вся, не разглядишь, прямо всмятку все!

Я поежилась после ее слов и ускорила шаг. Симка права, что-то неладное творится у нас в округе, а ведь раньше тише наших мест в районе не было.

Наше с Симкой сообщение о находке в лесу окровавленного трупа вызвало в деревне целый переполох. Впрочем, я-то сразу устремилась в администрацию, а ей велела помалкивать. Но разве ее удержишь! Она успела прямо на ходу двоим-троим встречным несколько слов кинуть, сгущая и без того мрачные краски. Петр Семенович, выслушав меня, сразу принялся звонить в милицию. Потом повернулся ко мне:

— Одна морока мне с тобой, Кострикова. То пожар у тебя и труп, теперь опять труп, на этот раз неизвестно чей. — И он поджал губы, отчего нос его стал казаться еще острее, прямо не нос, а птичий клюв.

— Я-то тут при чем? — с трудом отведя взгляд от его носа-клюва, вяло возмутилась я.

Устала я сегодня просто ужасно, сколько по лесу ходили, потом находка эта страшная, а глава велел мне милиции дожидаться, да еще ко мне придирается, чурбан бесчувственный! Симка рядом возмущенно заерзала.

— Это же я его нашла, я! А вы ноль внимания на меня! — выпалила она и добавила ни к селу ни к городу: — А я такая же трудящаяся… почти.

Менты и вправду приехали в рекордно короткие сроки, наверное, потому, что сам глава их вызвал. Пришлось опять все подробно рассказывать, где, как и что, после чего они велели проводить их к этому месту. Симка ничего не имела против, она вся так и таяла от усиленного внимания стольких мужиков сразу, но у меня от одной только мысли, что придется опять возле того куста оказаться, начался приступ нешуточного отчаяния. Неожиданно заявилась моя бабулька, и на сегодня я была избавлена от дальнейших приключений. Оказывается, нашлась какая-то добрая душа, не поленилась, добежала до моей бабки и объявила ей, что меня арестовали за убийство и собираются увозить в тюрьму. Хорошо, что от такого известия бабка не скончалась на месте, быстро взяла себя в руки, полетела жаловаться, а обнаружив ментов и меня, подняла такой крик, что меня отпустили. Наверное, решили, что и одной Симки хватит.


— Вот только посмей не прийти, Тонь, насмерть обижусь! Ты подруга или нет?

— Подруга, но не могу я пойти, как ты не понимаешь? Какие мне праздники праздновать, когда я только мамку похоронила?

— Ничё себе только, когда давно уже! — завопила Симка, однако, заметив в окошке бабкину голову, понизила тон. — Как хочешь, но чтоб была! Знать никаких твоих настроений не хочу!

Я вздохнула, уперлась она помолвку праздновать, насмотрелась в сериалах!

— Бабуль, меня Симка на помолвку зовет, не придешь, говорит, обижусь, — выпалила я новости, зайдя в дом.

— Куда она тебя зовет? — изумилась бабка.

— На помолвку, ну, сватовство, обручение по-нашему, или как там, сговор, что ли?

Бабулька помолчала, подумала, потом вымолвила:

— Иди, если зовет.

— Бабуль, я же в трауре, какой мне праздник?

— В этом трауре, детка, ты всю жизнь будешь. Вот только подарить тебе ей нечего, — запечалилась она.

— Вот еще! — фыркнула я. — Какие подарки? Главный подарок для нее — это Леня! Так он теперь всегда при ней будет.

— А какой он из себя-то? Я и не видала его, — заметно оживилась бабка.

Я усмехнулась:

— Вроде ничего, симпатичный, здоровенный такой, и к Симке хорошо относится, задарил всю.

— По первости они все подарки подносят, — рассудила бабка. — Пусть живут да милуются на здоровье.

Я так сильно волновалась, что мне вдруг смешно сделалось: разве это моя помолвка? Принаряженная Татьяна Сергеевна стала пристраивать меня возле Валеры, который от меня демонстративно отвернулся. В этот момент ко мне подлетела Симка, одетая в новое голубое платье из кашемира. На груди у нее полыхала брошь, подаренная женихом. Не говоря ни слова, она сдернула меня со стула и потащила на место рядом с собой, невзирая на неодобрительные возгласы матери.

— Рядом со мной будешь, ты ж подруга моя самая близкая.