— А вы что же?

— Я ему так и объяснила, что ты в отпуске, будешь через месяц.

— Ой, Ксения Михайловна, мало ли кто мог мной интересоваться. Подумаешь, Дон Жуан, какой нашелся. Спросил и исчез, всего-то делов.

— Не скажи. Он спустя неделю вновь объявился, разыскал меня и снова попросил твой домашний телефон.

— Надеюсь, вы не дали?

— Как можно, откуда я знаю, зачем ты ему понадобилась, и потом, все-таки иностранец. Конечно же, я сказала, что столь сугубо конфиденциальная информация, как номер телефона, да еще домашний, может дать только его владелец. Поэтому, если ему так нужно с тобой встретиться, пусть приходит после шестого июля.

— Ксения Михайловна, вы просто дипломат.

— Стараюсь Маша.

— Спасибо. А вы не запомнили, какой он из себя?

— В смысле интересный?

— Считайте, что так.

— Вполне, я бы даже сказала очень. Брюнет, с бородой. Очень солидно выглядит.

— Я думаю, что он вряд ли появиться снова.

— Почему? — печально произнесла та.

— Потому что наверняка это был представитель симпозиума или конгресса. Вы же сами мне тогда сказали, что это внеплановая делегация, так что он сидит сейчас, по всей видимости, дома и давно забыл про меня.

— Ну, ты не расстраивайся, хорошо?

— Не буду, — улыбнувшись, ответила она, и пошла в бухгалтерию.

Вернувшись после обеда на рабочее место, она посмотрела на календарь, стоящий у нее на столе. На нем значилось, понедельник шестое июля.

Интересно, — подумала Маша, взяв ручку в рот и задумчиво глядя в окно, — это был тот, о ком я подумала, или кто-то другой? В любом случае, Бог с ним, — и она погрузилась в повседневную работу.

К концу дня, когда сотрудники стали собираться домой, она позвонила маме и спросила, не надо ли чего купить по дороге. Та ответила, что была в магазине и сама все купила, поэтому ждет её к ужину. Она по привычке посмотрела на себя в зеркало, поправила прическу, подушилась и, перекинув сумочку через плечо, направилась домой.

День был чудесный, по-настоящему летний, солнечный и теплый. И хотя солнце уже постепенно стало клониться к закату, а спешащие дачники ближнего Подмосковья, ехали с работы за город, создавая пробки в сторону области, настроение у Маши было отличное. Она забыла про давешний разговор с Ксенией Михайловной и, открыв служебную дверь, оказалась на улице. Пройдя вдоль здания, она направилась вдоль скамеек к главным воротам и сразу же обратила внимание на мужчину, который явно кого-то поджидал, поскольку стоял с большим букетом ослепительных алых роз в руке. Они поравнялись с ним, и в этот момент, он слегка опустил букет, и она увидела его лицо. Это был он, тот самый экскурсант, который заговорил с ней о Греции, и о котором она подумала, после разговора с Ксенией Михайловной.

— Здравствуйте, — с акцентом произнес он, — простите за дерзость, разрешите преподнести цветы.

— Мне? Как мило, — произнесла растерявшаяся Маша, — по какому случаю?

— Разве для того, чтобы подарить цветы такой красивой даме, нужны причины?

— Скорее да, чем нет.

— В таком случае, это в знак уважения и признательности за прекрасную экскурсию по музею.

Незаметно для обоих они перешли на английский, так как она поняла, что ему трудно говорить по-русски.

— В таком случае спасибо, — и Маша взяла букет, добавив, — так это вы, стало быть, интересовались моим номером телефона?

— Да, а как вы узнали?

— Разведка донесла. Поступил звонок из КГБ, и предупредили, что меня хотят завербовать, и что бы я была начеку, — она произнесла это и рассмеялась, видя, как от удивления у него вытягивается лицо.

— Я шучу, а вы всерьез поверили. Тот, у кого вы интересовались моим телефоном, сегодня мне сообщила о вашем визите.

— Ах, вот оно что, — оценив её юмор, улыбнувшись, ответил он, — тогда понятно, почему вы отчасти поняли, что я могу вас поджидать?

— Нет, как раз этого, я совсем не предполагала, наоборот, я решила, что вы давно сидите дома и смотрите телевизор, забыв обо мне. Я же была в отпуске почти месяц.

— Верно, но я случайно оказался в тот день в музее, просто попросили сопроводить группу. Я работаю в Москве в посольстве.

— Вот как?

— Да. Позвольте представиться, Василис Карпагунис, секретарь посольства Греции в Москве.

— Очень приятно, Зотова Мария Викторовна, можно просто Маша. Так вот почему вы тогда так невнимательно слушали меня и только, когда мы перешли в греческий зал, обратились ко мне с вопросом?

— Каюсь, действительно не очень внимательно слушал, но поверьте, не по причине того, что мне было неинтересно. Я неоднократно бывал у вас в музее и там, несомненно, есть на что посмотреть, а вот вы меня заинтересовали гораздо больше, нежели картины и скульптуры музея.

— Это комплимент?

— Как вам угодно.

— Я заметила, что вы меня рассматриваете, но решила, что вы, — Маша помедлила, размышляя, чтобы такое сказать, и добавила, — художник.

— Нет, я далек от живописи, хотя люблю бывать в музеях и рассматривать полотна известных мастеров.

— Классику или импрессионизм?

— Больше классику. Импрессионизм возможно и достоин внимания, но, увы, не понимаю идей и мыслей художников данного направления. А вам что больше нравиться?

— Я тоже больше склоняюсь к творчеству старых мастеров, особенно передвижникам и конечно, европейским мастерам прошлого.

— И всё же жаль, что вы никогда не были в Греции?

— Но я была в Лиссабоне, Стокгольме, Рейкьявике и многих других городах Европы, правда давно.

— Вот как? — удивленно произнес он, — Вы любите путешествовать?

— Нет, мой папа был дипломатом, и много лет мы прожили вдали от дома.

— Значит мы с вашим отцом в некотором роде коллеги?

— Да, но он умер несколько лет назад.

— Ради Бога извините.

— Ничего, я сама об этом заговорила.

— А вы не решились идти по стопам отца?

Маша от души рассмеялась, вызвав у собеседника чувство удивления и непонимания причин смеха.

— Простите, просто не вы первый задаете мне этот вопрос, и я каждый раз не понимаю, почему я должна следовать по стопам отца, а не, к примеру, мамы?

— Кажется, я снова задал не совсем уместный вопрос. А называю себя дипломатом, — он театрально вздохнул, но это было не наиграно, а столь непринужденно, что выглядело естественно и просто.

Маша, словно подыгрывая ему, произнесла, — да, если бы ваш посол знал, наверняка понизил вас на ранг ниже, а может быть отправил на родину на курсы повышения квалификации, — он по достоинству оценил её чувство юмора и они не сговариваясь, рассмеялись. Между тем, разговаривая, они медленно шли в сторону станции Кропоткинская. Поравнявшись с выходом из метро, они остановились.

— Ну что же, благодарю за чудесный букет, надеюсь, что вас не понизят, а наоборот повысят в должности и спасибо, что проводили.

— И я благодарю за беседу, — он поклонился и неожиданно произнес, вновь переходя на русский язык, — не смею настаивать, но все же, вы позволите вам позвонить и при условии, что будете располагать свободным временем и желанием, сопроводить вас в театр?

— Как галантно с вашей стороны, что же, запишите мой домашний номер телефона, — и она продиктовала ему номер. Он записал в малюсенькую записную книжечку и, поблагодарив еще раз и извинившись, что так бесцеремонно явился, пошел по направлению Гоголевского бульвара.

Маша вошла в метро с огромным букетом роз в руках и в полном раздумье, по поводу столь неожиданной встречи и вместе с тем с отличным настроением. В вагоне, она обратила внимание, как некоторые, кто с завистью, кто с восхищением, наблюдали за ней и роскошным букетом, который она держала в руках. Она вдыхала чудесный аромат цветов и невольно вспоминала экскурсию, которую провела накануне отпуска. Правда, кроме вопроса Василиса по поводу Греции на ум ничего не пришло, тем не менее, это никак не повлияло на её хорошее настроение.

Замешкавшись с ключами, она позвонила. Мама открыла дверь и осталась стоять, в дверях, пораженная букетом роз, который держала Маша.

— Бог мой, откуда такая красота, Машенька?

— Вот мама, подарок благодарного экскурсанта.

— Что-то верится с трудом, чтобы экскурсанты делали такие королевские подарки.

— Ты так считаешь?

— А ты разве сама не видишь. Такой букет наверно половину моей месячной пенсии стоит, если не больше.

— Вполне возможно. Но у иностранцев свои понятия о ценах, вполне возможно, что для них это копейки.

— Ах, вот оно что.

— Конечно, а ты что подумала?

— Абсолютно ничего, — и она сразу засуетилась, словно сказала что-то лишнее, — ужин готов, я ждала тебя. Мой руки и за стол. Ты доверишь мне поставить в вазу цветы?

— Конечно мама, — и она передала матери букет.


Они ели молча, но Маша чувствовала, что мать так и распирает выяснить подробности и потому, не дожидаясь, когда она сама спросит, сказала:

— Делегация была, мне пришлось выручать и провести экскурсию. В итоге получила букет, — она не стала говорить матери, что это было месяц назад, перед самым её отпуском, и что мужчина, подаривший ей букет, дважды интересовался её телефоном, и появился в первый же день, когда она вышла на работу.

— Я рада, что тебя так оценили.

— Я тоже, а что кофе кончилось?

— Нет, есть еще одна баночка, постараюсь купить завтра. Как первый день после отпуска?

— Как видишь, цветы в подарок.

— Очень красивый букет.

— Мне тоже нравится, давай поставим его в гостиной на стол.

— Как скажешь.


Звонок от Василиса не заставил себя долго ждать. Он позвонил на следующий день в начале десятого вечера. Маша читала книгу, поскольку еще не успела после отпуска набрать переводной работы, и вечер был свободным. Она подняла трубку:

— Алло, квартира Зотовых, — произнесла она, переняв эту привычку у матери.

— Мадемуазель Мари?

— Да.

— Это ваш назойливый экскурсант Василис.

— Я узнала.

— Могу я пригласить вас в театр?

— Если вы так настойчиво просите, мне трудно отказать.

— Завтра в Большом театре балет Спартак.

— Хорошо.

— Вы позволите за вами заехать?

— Да, но, — Маша растерялась, так как не знала согласиться или все же договориться о встрече у театра, но, решив, что ничего страшного в том, что он заедет, нет, продиктовала ему адрес.

— Благодарю, и до встречи.

— До завтра, — сказала она, и положила трубку.


На следующий день, она отпросилась с работы пораньше и отправилась в парикмахерскую. Сделав прическу, она пришла домой и на вопрос матери, — что так рано? — бросила на ходу, закрывая дверь в ванну комнату, — мам, я сегодня иду в Большой.

— Одна или с кавалером? — прокричала ей мать вслед, но Маша уже закрыла дверь и включила воду.

— Раз прихорашивается, значит с кавалером, — подумала Мария Андреевна, и отправилась в Машину комнату, прикинуть, чтобы ей лучше одеть для похода в театр.

— Мне кажется, лучше всего одно из двух, — сказала она, когда та вошла в комнату.

— Мам, ты что, это уже вышло из моды, а в этом я буду, как старая дева. Ты посмотри, оно все закрытое, я же не на поминки иду, а в театр.

— Извини дорогая, тогда решай сама, кстати, ты так и не сказала с кем ты идешь в театр?

— С поклонником, — сказала она, перебирая гардероб и размышляя, что же ей одеть. Достав темно голубое платье, которое ей не очень нравилось, но было довольно эффектным, она покрутилась с ним перед зеркалом и решила примерить.

— Мам, ну как я в нем?

— Английская королева.

— Скажешь тоже, — но ей было приятно, что мать нашла её элегантной в этом платье. Та вышла и вскоре вернулась и, подойдя сзади, неожиданно надела на её шею красивое колье, которое в свое время мама одевала, когда в посольстве устраивали приемы. Отец подарил его матери в день её сорокалетия, и она очень дорожила этим подарком. Колье было очень красивым. Золотая цепочка, сложенная из нескольких ажурных нитей, между которыми были искусно вплетены темно-синие сапфиры. На фоне синего платья, они смотрелись чрезвычайно эффектно. Маша залюбовалась, глядя на себя в зеркало и повернувшись, обняла мать и прошептала:

— Мам, ты чудо.

— Я знаю. Ты тоже. Ну, все, одевайся и ступай, а то опоздаешь.

— За мной заедут.

— Заедут?

— Угу.

— То есть?

— Просто заедут и все, что тут особенного?