— Подожди, мне казалось, что ты французский еще в институте учил?

— Учить учил, но надо говорить, писать. Для меня знание языка, это когда я могу свободно говорить, и лишь в отдельных случаях заглядывать в словарь.

— Ты ставишь перед собой такие прямо-таки сверх задачи.

— Что делать. Время такое, выживет сильнейший. В хорошее место пошлют либо по блату, либо с хорошими знаниями. В моем положении приходится исходить из второго варианта.

— Понятно. А как с жильем?

— До прошлого года жил в общежитие, потом некоторое время снимал комнату, но дороговато, а потом повезло, дали место в общежитии гостиничного типа от МИДа. Кухня и все остальное общее, зато комната на одного. Так что можно спокойно заниматься. А там видно будет, если пошлют заграницу, все проблемы решаться, по крайней мере там.

— Слушай, я вот смотрю на тебя и не понимаю, как ты выдерживаешь весь этот ритм жизни?

— Обычно, как все, нормальный ритм.

— Какой к черту нормальный. Работа с утра до вечера, учеба в академии, французский зубришь, комната в общаге. На личную жизнь времени не хватает, а ведь жизнь проходит. Для чего всё это, объясни?

— Маш, тебе легко говорить. Во-первых, ты женщина. Замуж выскочила и заботы на плечи мужа это раз, а во-вторых, что значит, жизнь проходит мимо. А в чем она жизнь заключается? Сидеть вон, вроде этих пацанов в кафешках целыми днями и попсу слушать, вечерами тусоваться на дискотеках, покуривать легкую наркоту, в надежде, что не привыкнешь и со временем бросишь? Потом, когда пройдет время и задумываешься пойти учиться, оказывается, что тебе уже двадцать с большим гаком и вроде как уже поздно и всё, ты приплыл. Образования нет, профессии нет и кому ты нужен? Вот потому они и идут в рэкетиры, или продавцами в палатки. Разве это жизнь? Мне уже скоро двадцать восемь. Еще два-три года и все. Дальше учиться будет трудно и просто лень. Вот и приходится работать и учиться, в форсированном так сказать режиме. Так ведь есть за что. Знания окупятся сторицей в дальнейшем и принесут дивиденды, в виде хорошей работы.

— А если не получится?

— Что не получится?

— Ну не сложится. Зависнешь, к примеру, в МИДе на канцелярской работе. Завистников везде хватает.

— Не исключаю и такой вариант. Но опять-таки. Багаж знаний все равно при мне останется. Значит, надо будет думать, как его подороже продать в частном секторе. У нас, кстати, сейчас народ стал потихоньку уходить в инофирмы консультантами на очень неплохие деньги.

— Да, пожалуй, ты точно не пропадешь. И всё же ведь время для личной жизни упускать тоже жалко. Или нет?

— Маш, конечно жалко. Только я тебе так скажу, за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.

— Это конечно да, и всё же…

— Ты пойми, можно об этом говорить до бесконечности и каждый будет по-своему прав, поскольку приведет вполне аргументированные доводы в свою пользу. Только пойми и меня. У меня есть цель, не бог весь какая, но вполне определенная. Я к ней иду и на данном отрезке времени мне тяжело. Если честно, чертовски тяжело. Порой лежишь и думаешь, и на кой черт я жилы из себя тяну? Швырну учебник в дальний угол, а потом пройдет полчаса час, достаю, и продолжаю дальше зубрить. А что касается личной жизни, так ведь для этого время нужно и, извини меня, средства. А дядюшки в Америке у меня, к сожалению, нет, да и продать из наследства тоже нечего. Выход один — подрабатывать. Тогда учеба отпадает. Вот и получается замкнутый круг. Следовательно, надо выбирать, либо то, либо это.

Маша сидела и слушала Анатолия, а сама то и дело вспоминала, каким он был тогда, три года назад и сравнивала его с нынешним. По всему выходило, что он остался таким же каким и был. Твердым, настойчивым, верящим в свою звезду и в тоже время простым и открытым. Впрочем, нет, открытым он, пожалуй, никогда не был и если изливал душу, то редко и, скорее всего только ей. Во всяком случае, так ей казалось.

— Ау.

— Что?

— Да я смотрю, ты так отрешенно задумалась о чем-то, а я разболтался о себе. Тебе, наверное, скучно всё это слушать? И потом, что я все о себе, да о себе, лучше ты расскажи, как жила всё это время, и вообще…

Маша смутилась, но тут же нашлась, что ответить:

— Нет, это тебе только показалось, я очень внимательно тебя слушала. И вообще, я тебя понимаю. Когда у человека есть цель и он к ней стремится вопреки всему и, несмотря на трудности, это здорово. Я так не смогла бы. Ты прав, женщине, конечно же, в этом смысле проще устроиться в жизни, хотя это тоже весьма относительно. Иногда приходится чем-то жертвовать ради благополучия и спокойствия. А когда не получается, то приходится точно так же пахать и пахать с утра до ночи. Я до замужества, между прочим, работала и еще в двух местах подрабатывала. Порой сидишь всю ночь за переводами, а сама думаешь, как завтра работать буду после бессонной ночи. А в выходные вместо того, чтобы отоспаться, с утра пораньше бежишь экскурсию провести. Так что я знаю, что такое отодвинуть личную жизнь и работать сутками напролет.

— И все же ты ухватила птицу удачи, раз вышла замуж и так удачно… — он спросил это так, что Маша не поняла, был ли это вопрос или утверждение, и потому ответила.

— А кто его знает, что такое птица счастья.

Оба замолчали. Маша допила уже успевший остыть кофе, и словно подытоживая разговор, произнесла:

— Что сделано, то сделано, обратного не вернешь, правильно я говорю?

— Как знать, — уклончиво ответил он, подымаясь вслед за ней из-за стола, — Ну, как на выставку идем?

— Обязательно. Слушай, — вдруг произнесла она, перекидывая сумочку через плечо, — случайно не очень нарушила твои планы, я имею виду учебу и все такое прочее?

— Да нет, всё нормально. Ты уж не воспринимай так прямо, что я дни и ночи напролет сижу за учебниками. Да и вообще, я рад, что ты хоть немного меня вывела из этого состояния, когда даже по ночам экзамены снятся, — и он, улыбнувшись, неожиданно подхватил её под руку и шутливо добавил:

— Пойдем, а то в кои-то веки тебя еще увижу. Наверное, скоро опять улетишь и прощай навеки.

Он сказал это так просто и в то же время серьезно, что Маша внутренне вся напряглась. Вроде ничего необычного не было в этих словах и вместе с тем, они смутили и взволновали её. Она подумала о том, что действительно эта встреча, возможно последняя в их жизни и завтра, точнее сегодня они пожмут друг другу руки и больше никогда не увидятся. Никогда. Она мысленно растянула слово по слогам и поняла, что мир, в котором она живет, радостный и жестокий одновременно.

Она посмотрела на него и сказала:

— Скажи, а если я напрошусь к тебе… в гости, ты откажешь?

— Нет, — совсем просто ответил он, продолжая смотреть ей в глаза.

— И не назовешь меня после этого… — она не успела произнести ничего, потому что он поцеловал её и ответил:

— Я никогда не назову тебя иначе, как просто Маша, любимая и желанная…

Глава 2

— Мам, это я пришла, — крикнула, Маша, закрывая за собой входную дверь. Мария Андреевна выглянула из своей комнаты, и, поздоровавшись, сказала, что звонил Василис, перезвонит ближе к девяти.

— Спасибо.

— Ты есть будешь?

— Да, ужасно голодна, — ответила Маша, встряхнув копной волос и направляясь в сторону ванной комнаты.

— Ты чего так поздно вернулась?

— По Москве соскучилась. С таким удовольствием прогулялась. Погода чудная, снег, а мороз всего четыре градуса.

Она прикрыла дверь в ванную и стала раздеваться, чтобы принять душ.

Стоя под горячими струями воды, она вспоминала свидание с Анатолием.

— Неужели, — думала Маша, — она могла решиться на такое? Изменить мужу. И не просто изменить в каком-то порыве чувств, а совершенно осознанно?

Потоки горячий воды лили ей прямо на лицо, а она водила мочалкой по коже и вспоминала, как совсем недавно нежно касался её тела Анатолий.

— Наваждение какое-то. А может, нет? Может, что-то другое толкнуло её на этот шаг, заставило вопреки рассудку, броситься в его объятия?

Стук в дверь, прервал её мысли.

— Маша, еда готова и ждет тебя на столе на кухне, я пошла спать.

— Хорошо, мам, спасибо. Я сейчас выхожу.

Она выключила воду, взяла полотенце и стала утираться. Нацепив махровый халат, вышла из ванны и направилась на кухню.

С аппетитом съев приготовленный ужин, она достала из холодильника пакет сока, налила полный стакан и, отправилась в свою комнату.

Волосы были еще сырые и она, намотав на них полотенце, скинула халат и легла на постель, поставив сок возле кровати на столик. Погасив свет, она предалась воспоминаниям только что проведенного свидания.

Каким оно было? Сумбурным, порывистым, страстным? Пожалуй, в нем было всё. Но главное, в нем была любовь, которая с новой силой загорелась в сердце Маши. Она снова, как когда-то как на крыльях летела на сегодняшнее свидание с Анатолием. Собираясь в музей, она уже тогда понимала, каким-то внутренним чувством, что это лишь повод, на самом деле, она хотела именно его, и только его. Услышать, обнять, расцеловать и снова, как и раньше испытать чувства близости и ни с чем не сравнимой любви с человеком, которого она любит, несмотря на годы, которые прошли с момента их последней встречи. Поток невысказанных слов и чувств теснились в ней, и она ждала ответных чувств и страстной любви. И Анатолий дал ей то, чего она ждала. Те два часа, что она провела у него, перечеркнули три года разлуки. Они были снова вместе, и ей этого было достаточно.

Она лежала на постели и всем телом ощущала, как он сильно сжимает её в своих объятиях, как страстно и горячо целует, и она, со всей силой страсти, на которую возможна, отдается ему.

Она на ощупь нашла стакан с соком и, сделав глоток, поставила его на место. Потом повернулась на бок, и попыталась заснуть, но в этот момент прозвенел звонок телефона, и она вспомнила, что мать сказала ей, что должен позвонить Василис.

— Как не кстати, — подумала она, и подняла трубку телефона.

— Алло.

— Мари, это я, — услышала она знакомый голос.

— Да, я слышу.

— Я звонил.

— Мама мне передала. Я гуляла по Москве и поздно пришла, слегка устала и решила лечь спать пораньше.

— У тебя всё нормально?

— Да. Как ты?

— У меня все нормально, но я соскучился.

— Я тоже. Скоро приеду.

— Хорошо, тогда спокойной ночи и до скорого. Завтра позвоню.

— Пока.

Она положила трубку и неожиданно почувствовала, как слезы накатились на глаза. Она поняла, что впервые в жизни пошла против собственной совести, впервые обманула и не просто человека, а родного и близкого, своего мужа. Почему она так поступила? Почему жизнь распорядилась так, что она, выйдя замуж, как ей казалось по любви, продолжает любить другого человека и теперь вынуждена так низко себя вести? Она скинула полотенце, которое было у неё на голове и, уткнувшись в него лицом, продолжала рыдать. Она понимала, что, осознавая свой поступок и осуждая его в душе, она не сможет ничего поделать с собой. Это было выше её сил и потому она снова пойдет к Анатолию, и чем всё это закончится, она не знала.


Утром она проснулась с головной болью. Не выспавшись, она прошла на кухню и налила себе крепкий кофе. Вошедшая на кухню мать поинтересовалась её кислым видом.

— Голова болит.

— Это вчерашняя прогулка по городу на тебя повлияла. Выпей таблетку.

— Нет, я кофе выпила, пойду, оденусь и пройдусь.

— Опять? — неожиданно спросила мать.

— Да, я думаю, что это не от погоды. У меня последнее время, часто голова по утрам стала болеть, — соврала Маша. Врач сказал, что мне надо больше на воздухе находиться.

— Возможно, тогда действительно, прогуляйся. К обеду вернешься?

— А сколько времени?

— Десятый час.

— Не знаю, как получится.

— Смотри, тебе виднее… — снова многозначительно сказала Мария Андреевна и, повернувшись, вышла из кухни.


Прошла неделя.

Маша сидела в своей комнате перед зеркалом и приводила себя в порядок, подкрашивая веки. В этот момент в комнату тихо без стука вошла мать.

— Ты уходишь?

— Да, мне надо съездить по делам, — односложно ответила она, продолжая внимательно смотреться в зеркало и держа в руке кисточку.

Мария Андреевна облокотилась на дверной косяк и неожиданно для Маши спросила:

— Ты понимаешь, что ты делаешь?

— Ты о чем?

— А ты не догадываешься?

— Абсолютно.

— Ты улетаешь через три дня, как ты будешь смотреть в глаза Василису или тебе совершенно все равно?