Она испуганно уставилась на него:

— Нет, еще рано.

К ее удивлению, он усмехнулся:

— Умница. Последнее, чего я хочу, — это послушания из страха. Посылайте меня к черту, когда вам заблагорассудится.

Если вместо «когда вам заблагорассудится» ей послышалось «без лживых отговорок», то причиной тому была лишь ее больная совесть.

Мэг ожидала, что граф начнет задавать вопросы о ключах и о том, что она на самом деле делала вчера в саду, но он вел ни к чему не обязывающую беседу о погоде, о дипломатической миссии в Россию, о которой писали утренние газеты. Спросил, какую газету она предпочитает, чтобы немедленно ее выписать.

— Да, и журналы, наверное. «Ла бель ассамблэ» Аккермана.

Мэг в который уж раз пришлось сдержать инстинктивный протест. Эти журналы, в конце концов, не будут пустым транжирством. Чтобы соответствовать званию графини и вести светскую жизнь, ей, несомненно, понадобится где-то черпать советы. И Лора будет в восторге от этих журналов.

При виде готовых к приключениям брата и сестер, сбегающих по лестнице с сияющими счастьем глазами, Мэг снова охватила радость. У нее самой, так же как у них, готова была закружиться голова. И всем этим они обязаны Саксонхерсту!

Когда новоиспеченный кузен, поддразнивая, отпустил в адрес Лоры какое-то лестное замечание, та невинно зарделась, улыбнулась, и на щеках у нее обозначились ямочки. Мэг от всего сердца мысленно вознесла благодарственную молитву, которая, кощунственно относилась к Шиле и графу, в той же мере, что и к Богу.

Чего бы это ей ни стоило, она решила стать графиней, достойной его, и сделать его счастливым. Любой ценой!

* * *

Сначала они направились в Тауэр, где мистер Чанселлор организовал им частную экскурсию в сопровождении бифитера — гвардейца охраны. Этот человек знал массу кровавых историй, предназначенных специально для десятилетних ребятишек. Мэг, однако, тоже слушала их не без интереса, хотя ее печалили трагедии, которые здесь когда-то разыгрывались. Сентиментальные узники нацарапали на каменных стенах и стеклах свои послания потомству. Некоторых из них увели отсюда прямо на плаху. Благодаря своему высокому положению они были избавлены от любопытства воющей толпы, но вряд ли в последний час это служило им утешением.

При мысли о том, как днем раньше она сама оказалась весьма близко от виселицы и как ей еще предстоит рисковать, она судорожно всхлипнула. Как ей вернуть Шилу?

Когда по мощеной дороге они вышли за ворота, карета ждала их, чтобы отвезти в кондитерскую. Мэг восхищало то, как вышколена была графская челядь — казалось, слуги гордились тем, что удовлетворяют все его желания без единого слова с его стороны.

Когда все полакомились вволю, граф объявил, что для еще одной большой экскурсии уже нет времени, и предложил, чтобы Обезьян, который сопровождал их, стоя на задке кареты, отвел детей домой, пообещав, что по дороге лакей покажу им много интересного. Затем, обращаясь к Мэг и Лоре, сказал:

— Достопочтенные дамы, а мы с вами пойдем посорим деньгами.

Когда они входили в фешенебельное ателье, Мэг попыталась было протестовать, однако, увидев выставленные образцы платьев, оставила свои попытки сохранить благоразумие. Она никогда не сходила с ума по красивой одежде, поскольку не испытывала желания иметь то, что было ей недоступно, но раз муж настаивает, ее супружеский долг состоит в том, чтобы носить все эти волшебные платья, — кто она такая, чтобы перечить ему?

Она позволила мужу и мадам д’Эстервилль обращаться с собой как с куклой, выбирать фасоны и драпировать ее в ткани, столь тонкие и прекрасные, что у нее слезы наворачивались на глаза при мысли, что их придется разрезать. К тому времени, когда они собрались уходить, было заказано, кажется, не менее дюжины костюмов, но Мэг с трудом представляла себе, как они будут выглядеть в готовом виде.

Лора совсем потеряла голову от счастья, поскольку ей тоже заказали новые платья для предстоящего выхода в свет.

На встревоженный взгляд Мэг граф ответил:

— Пусть они будут сколь угодно скромны, как вы пожелаете, но Лора уже достаточно взрослая, чтобы время от времени выезжать вместе с нами в театры и, вероятно, даже участвовать в пикниках на природе.

— В самом деле? — задохнулась от восторга Лора.

— В самом деле. — Граф подмигнул и снисходительно улыбнулся ей.

Она ответила ему счастливым смехом. И Мэг, глядя на них, еще больше укрепилась в намерении стать графу достойной женой.

— А теперь, — продолжал граф, беря обеих под руки, — пусть карета следует за нами, а мы посетим место, которое, не сомневаюсь, вам понравится. Мы идем к миссис Снейд.

— Господи, кто такая эта миссис Снейд? — взмолилась Мэг.

— Это галантерейный магазин. Но такой галантерейный магазин, милые дамы, какого вы никогда прежде не видели.

И он был прав. В этом магазине было все, что можно себе вообразить. У Мэг, ошеломленной видом сотен фасонов чулок, тысяч фасонов перчаток, огромным выбором кружев, лент, тесьмы, сорочек из шелка и льна, ночных рубашек, халатов и даже кое-каких недорогих драгоценных украшений, буквально разбежались глаза.

И граф снова взял над ней верх: она даже не была уверена, что у нее хватит ящиков в комоде, чтобы сложить туда все чулки и сорочки, которые он ей накупил, — притом все высочайшего качества.

— Милорд, — взмолилась Мэг, наблюдая, как он набирает чулки, словно срывает ягоды с куста, — мне нужны и хлопчатобумажные чулки.

Граф улыбнулся:

— Ну разумеется. Простите, я думал лишь о себе.

Лора в недоумении посмотрела на него:

— Милорд, вы носите шелковые чулки?

Его губы тронула лукавая ухмылка.

— К придворному костюму — да. Но не такие. — Взяв двумя пальцами пару тончайших чулок телесного цвета с крохотными бабочками, вышитыми на верхней кромке, он подмигнул Мэг, заставив ее густо покраснеть. Боже, в таких чулках она будет выглядеть словно вовсе без чулок — голая, только с бабочкой на бедре!

Было, однако, совершенно очевидно, что эта перспектива отнюдь не вызывала у графа отвращения, и Мэг не оставалось ничего иного, как позволить себе выбирать одну за другой вещи — для себя, но больше для братьев и сестер. Совершенно счастливая, она составила для них полные комплекты нового нижнего белья, чулок и ночных рубашек.

Пока служащие миссис Снейд с восторгом перетаскивали в карету горы свертков с покупками, граф вздохнул с чувством выполненного долга.

— Сапожника, думаю, мы вызовем на дом. Но я хотел бы еще остановиться возле одного знакомого шляпного салона.

Когда они шли по запруженной людьми улице, Лора спросила:

— У вас есть сестры, милорд?

— Только новые. А что?

— Вы так хорошо разбираетесь в дамских туалетах.

Мэг закусила губу, а Саксонхерст, помедлив, ответил:

— У меня множество приятельниц, которые нередко спрашивают моего совета.

— О, — сказала Лора, — как странно!

Мэг поймала себя на том, что, так же как муж, старается скрыть улыбку, и залилась румянцем. Но это был румянец удовольствия. Граф нравился ей, и она подумала, что, быть может, и она ему сможет понравиться.

Ее даже не смутило и не оскорбило его фривольное замечание. Наверное, он был прав, когда предположил, что не так уж она целомудренна. Должно быть, все это из-за книг, которых она начиталась, из-за них и из-за врожденного любопытства. Хвала небесам, муж, похоже, ничего не имеет против.

По иронии судьбы они столкнулись по дороге с одной из его так называемых приятельниц — шикарно одетой дамой под руку с лихим военным в красном мундире. Золотистые локоны дамы, видневшиеся из-под элегантной шляпки, были искусно уложены, и нежным румянцем и свежестью губ она была явно обязана изрядной доле косметики. Рядом с ней Мэг почувствовала себя серым воробышком.

— Сакс, дорогой! Какой приятный сюрприз! А мне как раз нужно посоветоваться с вами по поводу шелка. — Она подставила ему щеку, которую он вынужден был чмокнуть, и, кивнув в сторону офицера, представила:

— Редкар.

Затем, игнорируя Мэг и Лору, словно они были служанками, дама приблизилась к графу.

— Мне нужно выбрать подходящий материал для одного очень интимного события…

— Тогда вам придется положиться на совет Редкара, Трикси, — сказал граф и повернулся к Мэг:

— Дорогая, позвольте мне представить вам леди Харби и полковника Джорджа Редкара. — А затем, обращаясь к ним, продолжил:

— Это моя жена, леди Саксонхерст, и ее сестра, мисс Джиллингем.

Парочка буквально остолбенела.

Повисло неловкое молчание, но Саксонхерст, казалось, не обращал на это никакого внимания. Прошло несколько секунд, прежде чем дама и офицер, вспомнив о хороших манерах, заулыбались и рассыпались в поздравлениях, после чего заспешили по своим делам, приняв приглашение на бал, который граф собирался вскоре дать, чтобы представить жену свету.

— Бал? — переспросила потрясенная Мэг.

— Признаюсь, я только сейчас это придумал, но так мы смогли бы устроить все сразу, вместо того чтобы представлять вас каждому в отдельности. Бал Двенадцатой ночи. Мы позаботимся о том, чтобы кисейное платье абрикосового цвета к этому времени было готово.

Мэг попыталась мысленно отделить кисейное платье абрикосового цвета от вороха прочей заказанной одежды…

— Вообще-то наше свадебное объявление напечатано в сегодняшних газетах, — добавил граф, останавливаясь перед витриной уже знакомого шляпного магазина, — но Трикси Харби никогда ничего не читает.

Собрав все свое мужество, Мэг поинтересовалась:

— Вы пригласите на бал своих родных?

Граф, уже стоявший на пороге магазина, обернулся:

— Родных?

Мэг понимала, что поступает неблагоразумно, но считала своим долгом спросить:

— Вашу бабушку и…

— Нет. Идемте. — Он пропустил их вперед, и при виде магазина миссис Риблсайд невеликий запас храбрости Мэг улетучился без следа. Так и быть, сейчас еще рано, но она постарается залечить его семейные раны после.

Миловидная хозяйка, сияя, бросилась им навстречу. Теперь, внимательнее присмотревшись к ней, Мэг не понравилась улыбка, которой та, делая книксен, одарила Саксонхерста. Теоретическая терпимость явно не распространялась на конкретные проявления жизненной практики. Хотелось бы Мэг иметь дело с другой модной шляпницей — постарше, или с такой, у которой лицо было бы в бородавках, глаза косили или нос свисал сосиской.

Впрочем, как бы то ни было, миссис Риблсайд свое дело знала. Поскольку Мэг была полна решимости искупить свои моральные проступки и стать идеальной женой во всех прочих отношениях, возражать ей не пристало. Вскоре она уже представляла собой болванку для примерки бесконечного количества головных уборов, и на нее обрушился град вопросов относительно тесьмы, высоты тульи, лент, цветов, перьев и фруктов для украшения…

Впрочем, на большинство вопросов отвечал граф, развалившийся в кресле:

— Нет, не эта. Эта слишком тяжеловесна… Попробуйте другую булавку. Вот, это хорошо. Очень к лицу…

Наконец стопка шляпных коробок выстроилась в ожидании отправки на площадь Мальборо, и граф предоставил Лоре полную свободу выбрать головной убор для себя, посоветовав, однако, прислушаться к советам миссис Риблсайд, а сам отвел Мэг к окну.

— Устали?

— Немного, — призналась она. А когда граф зашептал ей что-то на ухо, Мэг почувствовала себя совсем несчастной, потому что этот звук напомнил ей жужжание Шилы. — Но я должна поблагодарить вас…

— К черту благодарности! Я сам получаю от этого огромное удовольствие. — Он обернулся, чтобы посмотреть на Лору, которая в этот момент, склонив голову набок, восхищенно рассматривала украшенную чайными розами прогулочную шляпу с широкими полями, отороченными белым кружевом. — Берите эту, не ошибетесь, детка. Придет весна — и вы покорите весь Лондон.

Лора хмыкнула, но согласилась. Ее глаза светились от восторга.

— Она скоро станет очень опасной, — заметил Саксонхерст.

— Опасной?

— Для мужчин. И… — добавил он, подмигнув, — для нас с вами: покоя знать не будем. Ей не понадобится даже приданого, чтобы поклонники ходили за ней табуном. Знаете, вам повезло, что у вас есть я. Не уверен, что одной вам удалось бы сдерживать напор охотников.

Мэг вспомнила сэра Артура и уставилась на мужа, представляя себе, что могло бы случиться.

Он заслуживал лучшего, этот мужчина, которого она поймала в силки. Ей хотелось быть с ним абсолютно честной, но она не смела. Одну вещь, впрочем, Мэг могла ему открыть.

— Той ночью, — прошептала она, озираясь, чтобы убедиться, что Лора и хозяйка салона ее не слышат, — я солгала вам насчет… насчет моих месячных. — Ей не хотелось ничего объяснять, потому что это повлекло бы за собой новую ложь.

Граф улыбнулся — очевидно, он не был ни шокирован, ни оскорблен.