В фирде, представлявшем собой народное ополчение под командованием различных танов, стало расти беспокойство. Многие приехали издалека, и с каждым новым днем местному населению становилось все тяжелее кормить ополченцев, которые только ели, пили, слонялись без дела да начищали свое оружие. Потом к скучающим танам стали приходить письма от жен. Пришло время собирать урожай, а рабочих рук в поместьях не хватало.

Появление графа Тостига на острове Уайт вызвало некоторое оживление, особенно когда граф явился в Гамбер с шестьюдесятью кораблями. Молодой граф Мерсии Эдвин выступил ему навстречу с большим отрядом и заставил Тостига отступить. Узнав об этом сражении, Олдвин Этельсберн хмуро улыбнулся и сказал:

— Англичане дерутся с англичанами. Вот чего добился Гарольд Годвинсон. А будет еще хуже, попомните мои слова. Тостиг отправился в Шотландию, но мы о нем еще услышим.

В сентябре Гарольд Годвинсон был наконец вынужден распустить свою армию. Все были уверены, что Вильгельм Нормандский уже не придет в Англию в этом году, а урожай надо убирать. Погода вот-вот испортится, а корабли Вильгельма и так целое лето прождали попутного ветра. Вскоре пролив между Англией и Нормандией станет почти несудоходным; только самые отчаянные рыбаки и торговцы отважатся выходить в море.

Как только ополченцы разошлись по домам, король Норвегии Харальд Хардероде решил выступить с претензиями на английский трон. Обтэединившись с графом Тостигом, он захватил йоркширское побережье. Юный граф Моркар послал за помощью к своему брату, графу Эдвину. На сей раз Эльфлиа не обошли стороной.

— Мы должны ехать, — сказал Олдвин Этельсберн.

— Но почему? — спросила Ида. — Разве ты не говорил, что не станешь участвовать в войне?

— Я говорил, что не стану сражаться против Вильгельма Нормандского, но это не Вильгельм. Это проклятый дикарь-норвежец и Тостиг! Разве я могу отказать графу Эдвину, когда он просит помочь его брату? Я — мерсиец, и моей помощи просит граф Мерсии. Мы с Брэндом не можем не поехать.

Брэнд был вне себя от возбуждения. Ему уже за двадцать, но до сих пор еще не представилось возможности поучаствовать в сражении. Он радостно готовил оружие, натачивал лезвие меча, заострял копье, а Ида тем временем хмуро проверяла его кольчугу, чтобы удостовериться, в порядке ли она. Мэйрин отвела Дагду в сторонку.

— Поезжай с ними, — попросила она. — Я знаю, прошло уже много лет с тех пор, как ты дышал воздухом сражений, но я прошу тебя не воевать, а просто быть рядом с ними, Дагда. Привези их домой целыми и невредимыми!

Дагда не стал спрашивать, что она прочла по рунам, хотя и видел, как она трижды разбрасывала камешки на бархатном лоскуте. Ирландец понимал, что он вернется живым и здоровым: ведь если следовало особо поберечься, Мэйрин обязательно предупредила бы его.

После отъезда мужчин женщины в поместье Эльфлиа двигались и управлялись с хозяйством, словно во сне. Слишком много времени минуло с тех пор, как война затрагивала их деревню. Старухи качали головами и рассказывали страшные истории, а молодые женщины жили в постоянной тревоге за своих мужей и возлюбленных. Они поднимались с первыми лучами солнца и отправлялись спать на закате. Все находили во сне покой и утешение, но не Мэйрин.

У Йорка произошло большое сражение, и норвежцы победили. Погибло очень много англичан. Дагда собрал остатки людей из Эльфлиа и, тряхнув стариной, повел их в обход норвежцев и благополучно доставил домой, в тихую долину Олдфорда. Показав Иде мертвое тело ее единственного сына, ирландец взглянул в лицо осиротевшей матери, понял всю тщетность этой войны и заплакал вместе с ней.

Когда они стояли над могилой Брэнда, Дагда сказал Иде:

— Если это может хоть немного вас утешить, я скажу, что еще никогда не видел такого смелого и благородного воина, как Брэнд. Битва была слишком суровой для боевого крещения. Погибло много людей, куда более опытных, чем он.

Ида молча кивнула, и Дагда понял, что его слова все же немного утешили ее. Он был благодарен ей за то, что она не стала расспрашивать об обстоятельствах гибели Брэнда. Дагда знал, что не сможет рассказать правду этой хрупкой женщине.

Но Мэйрин, конечно, спросила, и Дагда поведал ей о том, как Брэнд встал на колени над своим раненым отцом и в этот момент его ударил сзади какой-то воин в шлеме, тут же исчезнувший в гуще сражения. Он рассказал о том изумлении, которое вспыхнуло в глазах Брэнда за мгновение до смерти.

— Ты трижды бросала руны, — сказал он. — Они не предупредили тебя об этом горе?

— Ты ведь знаешь, как мне тяжело видеть вещи, близко связанные со мной, — ответила Мэйрин. — Я спросила руны, вернутся ли домой отец и Брэнд. Я спрашивала трижды, и трижды руны ответили, что вернутся. Мне и в голову не могло прийти, что Брэнд вернется мертвым, а отец — смертельно раненным! Если бы я была искуснее в гадании, то могла бы предупредить их!

— Значит, такова их судьба, — отозвался Дагда. — Не вини себя. Откуда тебе было знать?

Олдвин Этельсберн лежал на смертном одре. Он созвал Иду, Мэйрин, Дагду, священника из деревенской церкви и столько местных жителей, сколько могло поместиться в его спальне. Собрав остаток сил, он сказал им:

— Мой сын умер, но моя дочь осталась в живых. Ее я объявляю своей наследницей. Ей оставляю все мои владения, мои земли и все богатство, которое мне удалось нажить. Клянетесь ли вы мне, что присягнете ей на верность?

Олдвин откинулся на подушки и на мгновение опустил веки. Затем глаза его снова открылись, и тан обвел пристальным взглядом окружающих.

Все в один голос воскликнули:

— Да!

— Святой отец, — продолжал Олдвин, — клянетесь ли вы в том, что подтвердите любому человеку мою последнюю волю о том, чтобы леди Мэйрин стала моей наследницей?

— Да, милорд, — ответил отец Альберт. — Клянусь в этом священной плотью распятого Христа и слезами, которые пролила над ним Пресвятая Богоматерь!

— Мэйрин, дочь моя, будешь ли ты хранить верность герцогу Вильгельму?

— Да, отец. — Слезы катились по щекам девушки. Мысль о том, что она вот-вот потеряет навсегда этого удивительного человека, спасшего ее и ставшего ей вторым отцом, была почти невыносима. — Ты позаботишься о своей матери?

Мэйрин кивнула и взяла Иду за руку, не в силах произнести ни слова.

Олдвин остановил тускнеющий взгляд на лице Иды. Слабая улыбка заиграла на его губах.

— Ах, — вздохнул он, — ты сейчас так же прекрасна, как и в день нашей первой встречи, когда я увидел тебя в замке твоего отца. Береги Мэйрин. Любите друг друга после того, как меня не станет, любите так же крепко, как и при моей жизни.

— Не покидай меня, любовь моя, — всхлипнула Ида. — Что мне останется, если ты умрешь?

Лицо его бледнело с каждым мгновением.

— А наша дочь, Ида? Ты ведь не можешь оставить ее на произвол судьбы! Ты нужна ей! Господь не захотел, чтобы ты ушла вместе со мной. Знай, что ты была прекрасной, самой лучшей на свете женой. Ты ни разу не пошла против моей воли. Господь пожелал, чтобы мы прошли через это тягчайшее испытание — покинули этот мир порознь, но это значит, что большего Он от нас уже не потребует. Если ты любишь меня, то исполни мою просьбу. — Олдвин снова откинулся на подушки, лицо его покрылось пепельной бледностью, дыхание затруднилось.

— Я люблю тебя, — прошептала Ида. — В моей жизни не было никого, кроме тебя, и хотя мне это причиняет боль, я подчинюсь тебе и в этой последней просьбе.

Олдвин едва заметно улыбнулся и сказал:

— Я тоже люблю тебя всем сердцем, но должен уйти. Брэнд ждет меня. Я слышу его зов.

Ида увидела, что последняя искра жизни погасла в его глазах, и, зарыдав, припала к его груди. Двадцать пять лет они прожили бок о бок, но теперь Олдвин покинул ее. Она осталась одна. Но тут Ида почувствовала, как Мэйрин бережно пытается оторвать ее от мужа, и, оказавшись в объятиях дочери, поняла, что ошибается. Она не одинока. Самый прекрасный подарок, который сделал ей Олдвин, — эта девочка, которую он привез в Эльфлиа давним осенним днем из Лондона и поручил ее заботам. А теперь он завещал им обеим заботиться друг о друге. Ида взглянула на дочь и спросила:

— Как же мы будем жить дальше, дитя мое? Я чувствую, что ты мудрее меня.

Мэйрин вздохнула.

— Думаю, — проговорила она, — мы похороним отца рядом с Брэндом, а затем продолжим жить по-прежнему. Надо собрать урожай. Зима все равно наступит. Чтобы наш народ не голодал, надо запастись пищей. — Мэйрин повернулась к священнику. — Отец Альберт, мы похороним моего отца завтра, после того как люди попрощаются с ним. Запишите в церковную книгу, что на Михайлов день 1066 года Олдвин Этельсберн соединился с Господом и что это был день печали для всех жителей Эльфлиа.

Прошло несколько недель, прежде чем в Эльфлиа стало известно, что в день смерти Олдвина Этельсберна Вильгельм, герцог Нормандии, высадился на английской земле близ Певенси. Через несколько дней состоялось решающее сражение при Гастингсе; Гарольд Годвинсон и его братья, Леофуайн и Гирт, были убиты.

В Лондоне архиепископ Олдред и горожане попытались возвести на трон ребенка — этелинга Эдгара, последнего из рода уэссекских королей-Графы Эдвин и Моркар присягнули на верность Эдгару. Однако в конце концов архиепископ, юный этелинг Эдгар, графы Эдвин и Моркар и влиятельные жители Лондона были вынуждены сдаться Вильгельму Нормандскому. Они выдали Вильгельму заложников и поклялись ему в верности. Вильгельм, в свою очередь, пообещал, что будет для них добрым королем, однако все же позволил своим людям грабить английские земли в течение трех дней, чтобы наказать англичан за сопротивление его справедливым притязаниям на трон.

В Эльфлиа ничего об этом не знали. Изоляция, столько лет защищавшая поместье от неприятностей, имела и обратную сторону: новости доходили сюда в последнюю очередь. В день Святой Хильды, 18 ноября, Мэйрин возвращалась из леса с девушками, куда они ходили за лесными орехами. Когда на ее плечи легла ответственность за поместье, у нее оставалось мало времени для досуга, но она все же нуждалась в некотором отдыхе. Теперь ей не часто доводилось выезжать на прогулки верхом на Громовике, который уже стал нервничать от безделья. Когда девушки шли в замок, смеясь и весело болтая, внезапно они увидели, что через реку переправляется отряд вооруженных всадников. Деревенские девушки остановились, вопросительно глядя на Мэйрин.

— Оставайтесь со мной, девочки, — велела она. — Чем нас больше, тем безопасней.

Девушки сгрудились вокруг нее, как цыплята вокруг наседки. Всадники подъехали ближе. Поравнявшись с девушками, незнакомцы остановились, и один из них, одетый богаче других и, судя по всему, возглавлявший этот отряд, спросил:

— Это — поместье Эльфлиа?

— Кто вы, милорд? — ответила вопросом на вопрос Мэйрин. Рыцарь удивленно приподнял брови. Хотя он говорил по-английски, девушка ответила ему на чистейшем нормандском языке, без всякого акцента. Он сразу же понял, что она — главная среди этих милашек, и подумал, что если она прислуживает в замке, то будет согревать ему постель этой ночью. Во всяком случае, видно, что она не крепостная.

— Я — Жосслен де Комбур, новый хозяин этого поместья, — ответил рыцарь. — А кто ты такая, красавица моя?

— Я — Мэйрин, дочь Олдвина, наследница поместья Эльфлиа, милорд. И поскольку это, очевидно, создает нам некоторые затруднения, то я осмелюсь предложить вам проехать в замок, где мы сможем спокойно побеседовать.

— Англией правит Вильгельм Нормандский, — сообщил ей рыцарь.

— Слава всемилостивому Господу, милорд, — отозвалась Мэйрин. — Мой отец уже давно присягнул на верность королю Вильгельму. Не прикажете ли вы своим людям спешиться и отвести лошадей в конюшню? Мои слуги помогут им. А затем они могут войти в зал и отобедать. — Повернувшись к девушкам, она сказала:

— Отнесите орехи в кладовую, пусть их переберут и сложат на хранение. А потом ступайте по домам. — Снова обернувшись к рыцарю, она обезоруживающе улыбнулась и взяла его коня под уздцы. — Пойдемте, милорд. Я проведу вас.

Жосслен де Комбур не знал, смеяться ему или сердиться. Однако он благоразумно решил воздержаться от последнего. Эта ослепительная красавица, так спокойно ведущая его огромного жеребца к воротам замка Эльфлна, сохранила удивительное самообладание, несмотря на неприятные для нее новости. Кто же она такая? Король ничего не говорил о наследнице Эльфлиа. Узнав, что Олдвин Этельсберн и его сын недавно погибли и что Эльфлиа находится близ границы Англии с Уэльсом, Вильгельм подарил это поместье своему другу. Победивший при Гастингсе не стал бы отбирать владения саксонских танов, присягнувших ему на верность. Жители Эльфлиа и так были преданны Вильгельму. Но, — учитывая стратегически важное положение этого замка, необходимо, чтобы он и впредь оставался в надежных руках.

Мэйрин была в ярости, но понимала, что должна оставаться хладнокровной перед лицом этой неожиданной угрозы. Как посмел Вильгельм Нормандский предложить ее наследство атому рыцарю?! Неужели он не подумал, что станется с нею и с Идой, если они лишатся своих земель?! Неужели у них отнимут собственный дом?! Без сомнения, Вильгельм Нормандский — бессердечный человек, но Мэйрин не собиралась сидеть сложа руки, пока кто-то другой снова будет решать за нее ее судьбу. Леди Бланш уже поступила с ней подобным образом, и Мэйрин была бессильна помешать ей. Велизарий распорядился ее судьбой, убив Василия. Но на сей раз Мэйрин решила сражаться. Она не допустит, чтобы ею, Идой и жителями Эльфлиа повелевал чужой человек!