Бертрис Смолл - Колдунья моя

— О чем ты думал? — спросила она, когда они пробирались между палатками к королевскому шатру.

— О том, как сладко любить тебя, — ответил Жосслен. — О том, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома, в Эльфлиа, на нашей просторной мягкой постели, где мы с тобой могли бы насладиться любовью. О том, что вместо этого придется сидеть в королевской палатке и жевать недожаренную оленину.

— Ох, Жосслен! — воскликнула Мэйрин. — Я думала точь-в-точь о том же!

Жосслен остановился и, позабыв обо всем на свете, нежно прильнул к ее губам в поцелуе.

— Завтра исполнится три года со дня нашей свадьбы, колдунья моя! А в день Святого Стефана мы покинем королевский лагерь и отправимся домой!

Они вошли в большой шатер Вильгельма и присоединились к прочим дворянам, съехавшимся со всей Англии, чтобы отпраздновать Рождество вместе с королем. Вечер прошел весело, но Жосслен и Мэйрин едва дождались момента, когда можно было удалиться в свою палатку.

Лойала нигде не было видно, но все три жаровни ярко пылали, и в палатке потеплело. На единственном стуле стояли фляга и два деревянных кубка. Оба улыбнулись, решив, что Лойал — романтический юноша. Они быстро разделись и, стоя в тусклом, мерцающем свете жаровен, начали ласкать друг друга. Через некоторое время, взявшись за руки, они подошли к постели и скользнули под покрывала, чтобы согреться.

— Как поживает Мод? — спросил Жосслен, поглаживая груди Мэйрин и чувствуя, что они стали твердыми, а темно-коричневые соски напряглись.

— Ей нашли кормилицу — Эниду, жену мельника, — ответила Мэйрин, протягивая руку, чтобы сжать мускулистую ягодицу Жосслена. — Ты не против?

— Нет, — пробормотал Жосслен, уткнувшись лицом в ложбинку между ее грудей и ласково пожимая обе груди своими большими ладонями. Язык его медленно скользил вверх-вниз по этой соблазнительной впадине. Затем он приподнялся и встал над ней на колени; Мэйрин охватила ладонью его твердое орудие.

— Мне он нравится, — тихо проговорила она. — Когда он становится маленьким и отдыхает, он трогателен, как у ребенка; но еще больше мне нравится, когда он делается длинным и твердым. Мне нравится, когда он заполняет меня всю и движется внутри, рассказывая мне о твоей любви, Жосслен.

— Ты хочешь этого сейчас? — спросил он.

— Да! О, прошу тебя, да!

— Ты нетерпелива, колдунья моя, — сказал Жосслен, легонько сжимая ее сосок. — Страсть, как хорошее вино, надо распробовать понемногу.

— Для этого всегда есть вторая чаша, милорд, — ответила она. — Когда умираешь от жажды, надо просто пить!

— Ах, соблазнительница! — застонал Жосслен, обхватывая ее голову ладонями и приподнимая ее для поцелуя. Губы их слились, и Жосслен почувствовал, как она направляет его орудие в свое увлажнившееся лоно, одновременно скользнув языком в его рот. На мгновение он был потрясен затопившим его чувством невероятного блаженства. Не без труда овладев собой, он начал медленно и ритмично двигаться внутри нее.

Мэйрин затрепетала от наслаждения. Ей казалось не правдоподобным, что со временем их страсть друг к другу не ослабевает, а, напротив, растет. Она чувствовала ответный трепет своего любимого. Ее всегда волновало то, что он так же податлив на ее ласки, как она — на его. Она повернула голову и легонько сжала зубами мочку его уха. Язычок несколько раз пробежал вокруг ушной раковины. — Давай же, — задыхаясь, прошептала она. — О, прошу, продолжай!

Этой ночью Жосслену хотелось владеть ею безраздельно. Страсть его разгорелась, как лесной пожар. Слегка приподнявшись, он завел ей руки за голову и прижал их к постели. Затем, подавшись вперед, погрузился в нее мощным толчком и отступил, почти полностью выскользнув из ее тела, — но лишь для того, чтобы погрузиться вновь. Мэйрин блаженно постанывала и вскрикивала, еще больше распаляя в нем желание.

С каждым новым толчком ей казалось, что ее осыпает звездный дождь. Ярость, с которой Жосслен набросился на нее, слегка ее испугала, и она попыталась высвободиться. Но Жосслен с глухим жадным стоном прижался губами к ее рту и поцеловал так пылко, что она снова расслабилась, покоряясь ему. Прежде любовь их была иной В ней была нежность, была страсть. Теперь же они словно обезумели, и в этом безумии неожиданно для себя Мэйрин открыла новое блаженство и восторг.

Страх прошел; она подалась всем телом навстречу очередному толчку. Ее безумие теперь было под стать безумию Жосслена. Мэйрин тоже сгорала от страсти. Она так тосковала в разлуке с мужем! И наконец ее сладострастные мечтания осуществились. Она впилась ногтями в спину Жосслена, и тот простонал:

— Ах, колдунья моя, как же мне тебя не хватало! Как я по тебе изголодался!

Сжав друг друга в объятиях, они катались по постели, сотрясая ее и разбрасывая покрывала. А потом оба внезапно почувствовали, что поднялись на гребень всепоглощающей волны, и Жосслен излил любовные соки в ее жаркое лоно и обессиленно рухнул ей на грудь. Мэйрин продолжала медленно поглаживать его спину. Они лежали, не разжимая объятий, все еще задыхаясь. Они так ослабели, что сон сморил обоих прежде, чем они успели прикрыться шкурой.

Впрочем, вскоре Мэйрин проснулась, обнаружив, что огонь в жаровнях почти угас. Она заставила себя подняться, несмотря на холод, обойти палатку и собрать разбросанные в страстном пылу шкуры. Снова подойдя к постели, нагруженная покрывалами, она с удивлением обнаружила, что Жосслен тоже проснулся и наливает им вино. Они забрались под шкуры и прижались друг к Другу, неторопливо потягивая горячее красное вино.

— Уже за полночь, — тихо сказал он. — Сегодня три года со дня нашей свадьбы.

— Надеюсь, этот год мы сможем прожить спокойно, — сказала Мэйрин. — Надеюсь, что наш следующий ребенок родится в мирной стране.

— Я люблю тебя, — проговорил Жосслен.

— И я люблю тебя. Ты — моя жизнь, Жосслен де Комбур. Я хочу, чтобы мы прожили вместе еще три раза по трижды по трижды три года!

— А может быть, всегда? — шутливо спросил Жосслен.

— Да, милорд! Всегда!

— Ах, колдунья моя, — вздохнул он, поставив кубки на стул. — По-моему, наступило время как следует распробовать нашу страсть. Ведь мы уже утолили первую жажду. — И, снова заключив ее в объятия, Жосслен принялся осыпать ее поцелуями.

Рождественское утро выдалось серым и пасмурным. Приближался снегопад. В полночь в полусожженных церквях Йорка и окрестностей стали звонить колокола, по старинному обычаю возвещая о победе Христа над Князем Тьмы. Первая рождественская месса прошла в том же самом шатре, где вчера собирались гости. В дальнем конце палатки соорудили походный алтарь, зажгли свечи. Шатер был битком набит: немногие осмелились пренебречь приглашением короля. Конечно, праздник получился странноватый, но все гости хорошо понимали, чего добивался король, устраивая торжество на покоренной земле.

Когда Мэйрин опустилась на колени на холодный пол шатра, ей внезапно почудилось, что за ней кто-то наблюдает. Осторожно, не поднимая головы, она украдкой огляделась, но все вокруг молча дрожали от холода и молились, склонив голову. И все же Мэйрин не в силах была отделаться от странного чувства, будто за ней следят. Как только богослужение окончилось, она быстро обернулась и увидела у самого выхода торопившегося наружу человека, похожего на Эрика. «Не может быть!»— подумала Мэйрин. — Ты замерзла, радость моя? — заботливо спросил Жосслен.

— Жосслен, мне показалось, что в заднем ряду стоял Эрик Длинный Меч. Что ему могло здесь понадобиться? Последний раз, когда я его видела, он был среди приспешников Эдрика Дикого.

— Но ты же говорила, что он присягнул этелингу, Мэйрин. Он должен быть сейчас у него, в Шотландии.

— Тогда почему он здесь? Если бы он присягнул этелингу Эдгару, он должен был бы сейчас находиться в Эдинбурге или в другом месте, где шотландский король справляет Рождество.

— Ты уверена, что это Эрик Длинный Меч, Мэйрин? Возможно, этот человек просто похож на него.

— Нет, — возразила она. — Я уверена, что это Эрик Длинный Меч. Пока мы молились, мне все время казалось, что на меня кто-то смотрит. У меня даже мурашки побежали по коже. И когда я обернулась, он был там. Я увидела его лишь мельком, но это был он.

— Возможно, он находится в свите Коспатрика или Вальтеофа, дорогая. Если он служит кому-либо из них, то неудивительно, что ты видела его здесь. Многие их сторонники и слуги начали понемногу возвращаться к своим прежним сеньорам. Твоя мать говорила, что Эрик Длинный Меч влюблен в тебя. Нельзя винить его за то, что он на тебя смотрел, Мэйрин. Если бы я потерял тебя, то тоже долго не смог бы забыть.

— Как хорошо, что завтра мы едем домой! — воскликнула она. — В Йорке сейчас так тоскливо.

— Милорд де Комбур? — К Жосслену подошел королевский паж.

— Что, мальчик? В чем дело?

— Король желает говорить с вами, милорд. Мне велено привести вас к нему.

— Сначала я должен проводить леди до нашей палатки, мальчик, — сказал Жосслен. — Там ты будешь в безопасности, Мэйрин. С тобой останется Лойал.

Мэйрин кивнула. Ей не хотелось спорить. У нее не было ни малейшего желания снова столкнуться с отвергнутым поклонником. Когда они добрались до своей палатки, Жосслен поцеловал ее.

— Не задерживайся, — тихо попросила она.

Жосслен ласково провел пальцами по ее щеке и с улыбкой заглянул в глаза.

— Я быстро отделаюсь от короля, колдунья моя. — Повернувшись к оруженосцу, он произнес:

— Оставайся с госпожой и в случае необходимости защищай ее так, как защищал бы меня, Лойал.

— Да, милорд! — Шестнадцатилетний Лойал был очень серьезным молодым человеком. Он был вторым сыном в семье, ребенком кузена графа де Комбура; отец Жосслена послал Лойала в Англию вместе со своим старшим сыном. Рауль де Рохан знал, что Жосслену в Англии наконец улыбнется счастье, а сыну его кузена надо пройти обучение в качестве оруженосца перед посвящением в рыцари. Выбор для младших сыновей был невелик: рыцарство или церковь. Лойал буквально боготворил своего хозяина и восхищался его супругой. И теперь ему представился случай подтвердить свое мужество и доблесть в глазах прекрасной Мэйрин.

Мэйрин отлично понимала чувства, которые она вызывала в юном оруженосце. Это совершенно очевидно, тем более что Лойал еще не научился скрывать свое восхищение.

— Сегодня холодно, Лойал. Не хочешь ли посидеть со мной в палатке? — пригласила она юношу.

Оруженосец вспыхнул от смущения и сглотнул слюну.

— Благодарю вас, миледи, но лучше я постою на страже у дверей.

— Да, возможно, так лучше, — согласилась Мэйрин. — Но если ты совсем замерзнешь или если пойдет снег, то не стесняйся, входи. Если ты простудишься или подхватишь лихорадку, то милорду от тебя будет мало проку.

— Благодарю вас, миледи, — повторил Лойал, приоткрывая полог палатки и пропуская Мэйрин внутрь. Когда полог снова опустился, она заморгала, чтобы глаза скорее привыкли к тусклому освещению. И тут чья-то крепкая рука внезапно схватила ее за горло.

— Если будешь сопротивляться, я сломаю твою прелестную шейку. Это было бы очень печально, Мэйрин из Эльфлиа, — раздался у нее над ухом тихий шепот.

Мэйрин заставила себя расслабиться. Она очень испугалась, но понимала, что если утратит контроль над своими чувствами, то ее противник получит преимущество.

— Так-то лучше, крошка. Я сейчас отпущу тебя, но учти: если закричишь или как-то иначе попытаешься привлечь внимание этого юнца, который так ревностно тебя сторожит, то я убью его. Ты меня хорошо поняла? — Вторая рука его уже поглаживала ее грудь.

— Да. — Мэйрин каким-то чудом удалось стряхнуть эту дерзкую руку.

Пальцы, сжимавшие горло, разжались, и Мэйрин повернулась лицом к своему противнику.

— Я знала, что это ты, Эрик Длинный Меч! Я видела тебя во время мессы и сказала об этом мужу.

— А он, должно быть, не поверил тебе, но чтобы не волновать свою впечатлительную женушку, приказал этому неоперившемуся оруженосцу стоять здесь на страже. Ты что, и вправду думаешь, что этот мальчишка способен справиться со мной?

— Чего ты хочешь? — гневно спросила Мэйрин.

— Тебя! Ты — моя. Я пришел за тобой. — Голубые глаза датчанина зловеще сверкнули.

— Мой муж тебя убьет, — тихо проговорила Мэйрин.

— Он даже не узнает, что с тобой случилось, Мэйрин из Эльфлиа. Впрочем, нам пора. Мы теряем драгоценное время. — Он снова протянул к ней руку, но Мэйрин попятилась.

— Я не собираюсь никуда идти с тобой, Эрик Длинный Меч. Ты что, совсем сошел с ума?!

Это было последнее, что она запомнила. Удар его кулака обрушился на нее, у Мэйрин потемнело в глазах, и она потеряла сознание. Эрик подхватил ее одной рукой, чтобы она не упала и не встревожила шумом стоящего на страже оруженосца. Взвалив бесчувственную Мэйрин на плечо, Эрик Длинный Меч проскользнул в заранее прорезанное отверстие в задней стенке палатки.