Удостоверившись, что его добыча снова беспомощна, Эрик сложил вдвое кожаный ремень и с размаху хлестнул по ее обнаженным ягодицам. Мэйрин вскрикнула и стала извиваться, пытаясь избежать нового удара, но Эрик с довольной ухмылкой прижал ее ладонью к мешку и обрушил на нее целый град ударов.

Мэйрин еще никто никогда не бил. Олдвин и Ида нежили и баловали ее. Мэйрин знала, что родители часто бьют детей, а мужья — жен, но и Жосслен всегда обращался с ней хорошо. Мэйрин хотелось выказать Эрику свое презрение, но в таких обстоятельствах это оказалось просто невозможно. Подобно тому, как желудок ее не переносил крепкого вина, так и ее тело не могло вынести побоев. И она не могла не кричать и не молить его о пощаде.

— Прошу тебя! Во имя Пресвятой Богоматери! Прекрати это! Хватит!

— Сначала ты должна признать, что я — твой господин. Скажи, что ты принадлежишь только мне, мне одному, — прошипел Эрик сквозь сжатые зубы.

— Не могу! Не могу! — прорыдала Мэйрин. Слезы катились по ее лицу.

— Можешь! И скажешь! — рявкнул Эрик и набросился на нее с новой силой, осыпая ударами ее покрасневшие ягодицы.

Мэйрин казалось, что ремень жжет ее, как огнем, и она отчаянно пыталась высвободиться. Надо как-то избавиться от этой пытки. И тут она поняла: что бы она ни сказала ему сейчас, это все равно не изменит истины. Она — жена Жосслена, что бы там ни вообразил себе Эрик Длинный Меч. Вслед за этой мыслью последовала другая: она должна во что бы то ни стало выжить и вернуться домой.

— Ты — мой господин, Эрик! — прокричала она. — Ты — мой господин!

— Ч-что? — на мгновение ей показалось, что ее мучитель смутился. — Что ты сказала, Мэйрин из Эльфлиа?

— Я покоряюсь тебе, — сказала Мэйрин. — Ты — мой господин.

Ягодицы немилосердно болели. Ее била внутренняя дрожь. «Господи, умоляю, пусть он поверит мне», — молилась она про себя.

— Да, я — твой господин. Много же тебе потребовалось времени, чтобы признать это, Мэйрин из Эльфлиа. — Он поднял ее с мешка и перенес на кучу соломы, сваленную в пустом стойле. — А теперь мы скрепим наш брачный союз, — проговорил он, ложась на нее и развязывая свой пояс.

«Он сейчас меня изнасилует! Господи, что же я наделала? Зачем я сказала, что он — мой господин?! Я же сама позволила ему делать со мной все что угодно!»— в панике подумала Мэйрин.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — не делай этого, Эрик Длинный Меч!

Эрик навалился на нее всей тяжестью и пристально вгляделся в ее лицо холодными голубыми глазами.

— Ты что, солгала мне, Мэйрин? Или ты признаешь, что я — твой хозяин, или нет! Ты солгала, чтобы я перестал тебя бить?

— Нет! Нет! — Этот пронзительный взгляд перепугал ее до полусмерти. — Я просто еще не привыкла. Все это так неожиданно. — Она прикусила нижнюю губу.

— Если ты действительно признаешь, что я — твой хозяин, то ты должна мне подчиняться. Многие девушки выходят замуж за почти незнакомых мужчин. — Эрик приподнялся на локтях и встал. — Я хочу увидеть тебя голой, — сказал он, рывком поднимая ее на ноги и развязывая путы.

Мэйрин потерла онемевшие запястья. Она не представляла никакого пути к спасению, кроме смерти, а на это у нее не хватило бы духу. По ее щеке скатилась слезинка. Как она сможет снова взглянуть в лицо своему мужу после того, как эта грязная скотина надругается над ней? Пальцы Эрика словно приросли к ее ошейнику.

— Сними эти тряпки, — велел он. У Мэйрин не оставалось другого выхода. Она повиновалась. Когда она совершенно обнажилась перед ним, Эрик несколько секунд молча смотрел на нее, а потом разжал свою хватку, бросил на солому ее плащ и толкнул Мэйрин вниз. Она упала на спину. Эрик еще немного постоял над ней, расставив ноги и облизывая пересохшие губы в предвкушении. А потом, без всякого предупреждения, накинулся на нее как сумасшедший.

Мэйрин была не в силах покорно сносить это. Она бешено сопротивлялась, но Эрику уже было все равно. Эта борьба, напротив, даже, казалось, разжигала его пыл. Пальцы Эрика поглаживали, тискали, щипали ее повсюду. Он целовал ее мокрыми губами, облизывал ее губы языком, заставляя ее задыхаться от омерзения. Потом сжал губами ее сосок и впился в него со странным чмокающим звуком. Когда Мэйрин попыталась оторвать от себя его голову, он укусил ее, и она взвизгнула от боли.

Страсть его была похожа на одержимость. Наконец он сам оторвался от ее груди и простонал:

— Все, Мэйрин. Пора приступать к главному. — Он крепко охватил ее за плечи одной рукой, чтобы она перестала сопротивляться, а вторую руку просунул между ее бедер. — Тебе понравится, Мэйрин! Всем девчонкам нравится иметь со мной дело.

Она почувствовала, что его жадные настойчивые пальцы проникли в ее тело.

— Меня называют Эрик Длинный Меч по двум причинам, — прошептал он, обдавая ее зловонным дыханием. — Знаешь, почему, Мэйрин? Можешь догадаться? — Пальцы его быстро двигались взад-вперед. — Ах-хх, моя сладкая, как же это хорошо! Как долго я ждал этого момента! Как давно мне хотелось проникнуть в твое прелестное тело! — Пальцы продолжали ритмично погружаться в нес. — Скажи, что тебе это нравится, Мэйрин!

Мэйрин была в ужасе. Ведь это всего лишь пальцы! Может быть, это какая-то жестокая шутка? Может быть, он только выжидает время, чтобы наброситься на нее и изнасиловать по-настоящему? Но тут Эрик Длинный Меч внезапно замер, напрягся и, запрокинув голову, издал боевой клич викингов, после чего обессиленно рухнул рядом с Мэйрин. Пальцы его выскользнули из ее тела;

Мэйрин замерла в полном недоумении. Она не знала, что и думать. Что делать? Услышав негромкий храп, она осторожно повернула голову и увидела, что Эрик Длинный Меч крепко заснул, точь-в-точь как засыпал Жосслен после бурной любовной игры.

Мэйрин была не в силах поверить, что на этом все кончилось. Неужели это все?! Эрик вел себя как мужчина, занимающийся любовью с женщиной, но в действительности ведь никакого любовного акта не произошло! Мэйрин понимала, что должна благодарить Бога за это чудесное избавление от насилия, но, с другой стороны, ее это пугало. Может быть, он просто чересчур много выпил? А когда проснется, то все вспомнит и исправит упущение? Мэйрин пребывала в замешательстве.

Она легла на шерстяной плащ, стараясь не потревожить все еще горевшие от порки ягодицы, и уставилась на стропила под кровлей сарая. Теперь она не сомневалась, что попала во власть безумца. Если Эрик спит достаточно крепко, возможно, ей удастся перерезать ему горло; в маленькой дамской сумочке, привешенной к ее поясу, был нож. Но если даже она убьет его, то как ей отсюда выбраться и куда идти? Снаружи бушевала метель. Мэйрин совершенно не представляла себе, где они находятся. Здравый смысл подсказал, что лучше остаться с Эриком и дождаться, пока буран утихнет и пока они доберутся до обжитых мест.

Она снова задумалась о том, что же произошло только что между ними. Неужели Эрик действительно верил в то, что занимается с ней любовью? Или все же это какая-то ужасная шутка и в следующий раз он на этом не остановится? Подумав о том, что другой мужчина может овладеть ею, как должно делать только Жосслену, Мэйрин впала в отчаяние. Одна мысль о том, чтобы заняться любовью со своим похитителем, вызывала у нее отвращение. И если он действительно в следующий раз пойдет дальше, то как не допустить надругательства? Этого вопроса было достаточно, чтобы поколебать все доводы здравого смысла.

Мэйрин вздрогнула и вернулась к действительности, обнаружив, что чертовски замерзла в этом сарае, где во все щели дул сквозняк. Она села, повернула голову и взглянула на Эрика. Тот спал с открытым ртом, заливисто похрапывая. Мэйрин осторожно поднялась, подобрала свою сорочку и быстро накинула на себя. Затем натянула юбки и дрожащими пальцами застегнула пуговицы. Стараясь не шуметь, она надела тунику и завязала пояс. Бившая ее дрожь начала утихать, тело стало понемногу согреваться. Зарывшись в солому, она легла и прикрылась уголком плаща.

Но сон все никак не шел. Мэйрин была чересчур взволнована. Куда они едут? Шотландия — такая же большая страна, как Англия. Ей надо добыть у своего похитителя больше сведений, а это означает, что придется продолжать эту отвратительную игру. Эрик хотел, чтобы она превратилась в покорную, бессловесную женщину, и Мэйрин решила, что будет вести себя так до тех пор, пока это поможет ей. Она знала, что в Шотландии у Эрика нет родных, а это значило, что он принес присягу кому-то из тамошних могущественных лордов. Он вернется к своему сеньору, и тогда Мэйрин обратится к этому сеньору с просьбой о помощи. Но сколько времени это займет? Когда они доберутся до цели? Сколько ночей придется сносить его мерзкие ласки? И перейдет ли он когда-нибудь к настоящей близости? «О Боже! — подумала Мэйрин. — Я сплю и вижу страшный сон. Дай-то Бог, чтобы я дожила до пробуждения!»

Когда они проснулись, на дворе уже распогодилось. В ярко-голубом небе сияло холодное желтое солнце, заливая светом заснеженные поля. Мэйрин, скромно потупив глаза, вошла вслед за Эриком в главный зал. Увидев, что на ее скуле красуется свежий синяк и что она сделалась тихоней, шотландцы переглянулись с ухмылками и одобрительно уставились на Эрика.

— Когда она визжала громче: когда ты бил ее или когда завалил на солому? — спросил Фергус, по-видимому, никогда не знавший, что такое хорошие манеры.

— А ты как думаешь? — с ухмылкой отозвался Эрик. Он обхватил Мэйрин рукой и, не стесняясь, принялся поглаживать ее грудь.

Мэйрин залилась краской смущения, но продолжала молча стоять и терпеть.

— Теперь она будет моей ручной собачкой. Верно я говорю, крошка?

— Да, милорд, — прошептала она.

— Сорча сварил овсяную похлебку. Подкрепитесь, да поживее. Скоро отправляться.

Мэйрин удалось незаметно высвободиться из объятий Эрика. Подойдя к камину, где сидели, скорчившись, три шотландки, она увидела, что одна буханка хлеба осталась нетронутой. Мэйрин вопросительно взглянула на женщин, и старшая из них кивнула ей.

— Возьми, девочка, — сказала она почти дружелюбно. — Это последний хлеб, который мы захватили из Йорка. Потом придется довольствоваться овсяными лепешками да сушеной говядиной до самого Эдинбурга.

— Спасибо. — Мэйрин разрезала хлеб ножом, который ей протянула собеседница. Лучше не показывать им, что у нее есть свое оружие. Вынув мякиш из одной половинки хлеба, она наполнила корочку густой похлебкой и передала ее Эрику. Тот, ни слова не говоря, ваял хлеб и принялся зачерпывать пальцами овсянку и отправлять ее себе в рот. Мэйрин отвернулась к камину, налила немного похлебки в свою половинку хлеба и стала торопливо есть. Она уже поняла, что здесь с ней никто не будет церемониться и что лучше управиться с завтраком раньше Эрика, потому как тот не станет ждать.

Итак, они едут в Эдинбург, столицу Шотландии. Мэйрин, конечно, не могла знать наверняка, но почти не сомневалась, что Эрик присягнул королю Малькольму. А это значит, что он возьмет ее с собой ко двору, если она и впредь будет покорной. Она достаточно хорошо знала мужчин и не сомневалась, что он захочет похвастаться ее красотой. Ведь ему станут завидовать, поздравлять с таким ценным приобретением, как жена-красавица.

— Сколько дней пути до Эдинбурга? — тихо спросила она говорившую с ней женщину. Голос ее был лишен всякого выражения и заинтересованности.

— В это время года? Дней пять — семь, — ответила женщина. — Нам придется ехать по бездорожью: все дороги занесло снегом. А летом на это ушло бы не больше трех дней. — Женщина протянула руку и потрогала синяк на скуле Мэйрин. Та поморщилась. — Да, он грубиян, — проговорила женщина. — Но синяк пройдет прежде, чем мы доберемся до города.

Мужчины покончили с завтраком. Мэйрин, сообразив, что до самой ночи больше поесть не придется, поторопилась запихнуть в рот остатки хлеба с овсянкой и запила все это водой из кружки, предложенной доброй собеседницей. Путники оседлали коней и снова двинулись на север. Как и вчера, Мэйрин ехала на одной лошади с Эриком. Сегодня он не стал держать ее за поводок; видимо, больше не опасался, что его добыча сбежит. Но вместо этого Эрик обнял ее свободной рукой, нащупал сквозь тунику ее грудь и всю дорогу сжимал и разжимал на ней пальцы с таким постоянством, что Мэйрин еще раз подумала, что имеет дело с сумасшедшим. Она почти чувствовала синяки, которые он оставляет ей на коже.

Они ехали весь день, а на ночь остановились в заброшенном сарае. Все легли спать в одном помещении, и Эрик даже не дотронулся до нее, хотя Мэйрин слышала в темноте, как другие мужчины занимаются любовью с женщинами. Точно так же прошли следующие несколько дней. Овсяные лепешки, сушеная говядина и вода на завтрак и на ужин. Долгие дни в седле с Эриком, продолжавшим тискать ее грудь. Холодные ночи в сараях и овечьих загонах.

Мэйрин выбилась из сил. Никогда еще ей не приходилось переносить такие лишения и тяготы, но она была полна твердой решимости выжить хотя бы для того, чтобы отомстить за отца и Брэнда. Несмотря на то, что Эрик не оставлял ее в покое, то и дело шепча на ухо какие-то гадости, ей удалось сохранить некоторую долю спокойствия. Она обнаружила, что самый опасный противник — это страх. Страх может уничтожить ее, сделать беспомощной перед этим безумцем.