* * *

Спустя несколько дней после разговора Чако Джоунса с Доном Армандо Донья Инес явилась в Санта-Фе, чтобы поговорить с ним. В гостинице, где он остановился, сказали, что он большую часть времени проводит в «Блю Скай Палас», так как работает там. В казино и в публичном доме? Инес накинула шаль и села в свой экипаж. Она приехала в Санта-Фе тайком от мужа. Несмотря на то что для леди-испанки, принадлежавшей к высшему сословию, было совсем неприлично идти в такое место как «Блю Скай», тем более без слуг, она все же пошла туда.

Лошадь, чувствуя нервозность и озабоченность хозяйки, встала на дыбы и заржала, когда та дернула за вожжи. Но Инес все же переборола животное, и они поехали.

Что же такое задумал Дон Армандо, посылая письмо этому незаконнорожденному метису? И почему ему так необходим его кровный наследник? Но еще хуже было его желание завещать землю церкви.

Однако, если бы не было этого незаконнорожденного сынка совсем, у Инес не было бы такого шанса…

Она держалась гордо, высоко задрав подбородок, когда у входа в «Блю Скай» спросила о Чако Джоунсе. Рыжеволосая, средних лет женщина указала ей на комнату отдыха, где они могли бы поговорить. Как и ожидала Инес, он был очень удивлен, увидев ее.

— Сеньора де Аргуэлло, — сказал он, холодно приветствуя ее.

— Сеньор Джоунс. Но, пожалуйста, называйте меня просто Донья Инес, — улыбнулась она, теребя руками свою шаль. Сегодня она одела нарядное желтое шелковое платье и шаль с красными цветами. — Я уверена, что вас интересует, зачем я здесь. — Даже если ему и была интересна причина ее появления, он этого не показывал. — Мой… мой супруг очень разочарован тем, что вы не захотели иметь с ним родственных отношений.

Джоунс нахмурился:

— И он послал вас сюда, чтобы вы поговорили со мной?

— Нет, он вообще не знает, что я здесь. — Инес вскинула голову, прекрасно зная, что ее рубиновые сережки засверкают на свету. — Вы совершаете ошибку, сеньор Джоунс. Вы даже не представляете, какое огромное состояние вы можете получить.

— Несколько акров земли. Меня это не волнует.

— Я говорю далеко не о каких-то нескольких акрах земли. Дону Армандо принадлежит целая долина, где находится его усадьба и близлежащие луга. — Она подошла ближе, позволив немного соскользнуть своей шали. — У него много крупного рогатого скота и лошадей, сеньор Джоунс. Мой муж очень, очень богат.

— А меня вовсе не волнуют ни скот, ни лошади, — сказал он, презрительно вывернув губу. — Кроме того, с трудом верится, что идальго отдал бы все незаконнорожденному сыну, которого он никогда раньше не видел.

— Дон Армандо все свое богатство завещает вам, если вы признаете его отцом.

— И?

Он был прав, подозревая, что за желанием старика оставить все ему что-то стоит.

— Ну, он может вас кое о чем попросить, но я не думаю, что эта просьба будет для вас столь обременительна.

— Я привык оставаться независимым.

— Ну и что даст вам эта независимость? Ничего, — говорила она, а потом осторожно добавила: — Дон Армандо долго не проживет.-Хотя ей казалось, что после разговора старика с Чако Джоунсом он почувствовал себя намного лучше. — Очень скоро земля станет только вашей, без его надзора.

Вот сейчас, думала она, у него действительно появится интерес. Она придвинулась к нему настолько близко, что он смог лучше разглядеть ее.

— Знаете ли вы, что такое обладать властью над людьми? — спросила она хриплым голосом.

— Вы имеете в виду пеонов, тех батраков, что работают у де Аргуэлло? Ничего этого я не хочу. Я не хочу власти над рабами. Я ненавижу рабство.

Она не собиралась отрицать, что из-за невозможности выплатить долги многие рабочие Дона Аргуэлло фактически превратились в рабов. Она лишь сказала:

— Так уж заведено — большинство призвано обслуживать меньшинство.

— Нет, так быть не должно. Я бы этого не допустил.

Как странно, подумала она и сказала:

— Вы такой кроткий и добросердечный, а могли убивать людей?

— Для меня это все в прошлом, — быстро отпарировал он. — Теперь я работаю в казино.

Она уже начинала уставать от все продолжавшегося несогласия с его стороны и решилась предложить ему то, от чего он, по ее мнению, наверняка бы не отказался.

— Теперь, когда вы так изменились в лучшую сторону, вам не мешало бы подумать о женщинах.

— О женщинах?

Она так выставила вперед свою грудь, что он не мог не обратить на это внимание. Ее напрягшиеся соски отчетливо вырисовывались под тонкой шелковой тканью платья. Она увидела, как вожделенная искра мелькнула в его глазах, но одновременно она также заметила некоторую неловкость с его стороны. Неужели он стеснялся и боялся ее?

Она попыталась устранить эту его неловкость и сказала:

— Когда вы станете богачом, вы могли бы иметь любую женщину, которую только пожелали бы.

— А у меня и сейчас предостаточно женщин.

— Ну, это же не те женщины, которые вам нужны, сеньор, — говорила она, подразумевая, что ему нужна именно такая женщина, как она. Неужели сейчас, когда она явно делала ему предложение, этот незаконнорожденный ублюдок не оценит этого? — У вас пока еще не было женщин, что носят шелка и от которых пахнет дорогим мылом и духами, которые бережно ухаживают за своей нежной кожей с помощью разных лосьонов. — Она придвинулась уж совсем вплотную к нему и провела пальцем ему по груди. — Эти женщины совсем другие, чем те, которых вы знали.

Он хотел ее, она знала это! Она испытывала глубокое волнение, чувствуя, что добилась своего, у нее появилась надежда. Она приблизила к нему свои губы.

Но он отвел ее руку и отошел назад:

— У меня уже есть дорогостоящие женщины, и я не думаю, что они намного отличаются от других женщин.

Инес была ошеломлена. Она покраснела от гнева и смущения:

— Вы оскорбляете меня, сеньор!

— Должно быть, вы так сильно жаждете заполучить ту землю, что даже не стесняетесь предлагать мне спать с вами.

Неужели он разгадал истинный мотив ее прихода сюда, неужели все было так очевидно? Не было нужды отрицать что-либо.

— Ты свинья! Мужчина не смеет так оскорблять женщину, даже тогда, когда он отказывает ей в некоторых услугах, — кричала она, стараясь показать себя представительницей высокопоставленного общества. В обществе идальго кокетство, любовные встречи и вежливые отказы — вся эта игра была тонкой и хитрой, высказываться вот так, напрямую считалось неприличным. — Что же еще можно было ожидать от незаконнорожденного пеона?

Эти слова его нисколько не обидели, он повернулся, так как кто-то постучал в дверь. Резким движением Инес поправила шаль.

— Извини, что беспокою тебя, Чако, — сказала рыжеволосая женщина, та самая, которая встретила Инес у входа. Она с любопытством разглядывала Инес. — Знаешь, там у входа одна явно сумасшедшая вопит на посетителей, называя всех сатаной. Никогда не видела ничего подобного. Настоящий скандал! Она, пожалуй, отпугнет любого или нарвется на неприятность.

— Пойду поговорю с ней, Бэлл.

— Не думаю, что тебе удастся убедить ее, но постарайся спровадить ее отсюда.

— Ну уж я-то заставлю ее уйти отсюда… так или иначе.

Не обращая внимания на то, о чем здесь шла речь, совершенно игнорируя Чако Джоунса, Инес продефилировала мимо него и этой женщины, которую он называл Бэлл, не думая даже попрощаться с ними. Она выпрямилась и натянула шаль, прикрыв рот и подбородок, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не узнал ее.

Выйдя на улицу, Инес, направляясь к экипажу, увидела эту сумасшедшую. Та яростно визжала, взывая к Богу и Ангелу Смерти, чтобы они покарали этот злосчастный притон «Блю Скай» и этих грешников, которые посещают его.

Оскорбленная Инес явно была бы довольна, если бы тотчас ударила молния в это мерзкое место.

* * *

Минна Такер вопила и выла от гнева и горя. Злые люди и грешники из казино и публичного дома в «Блю Скай» совратили ее сына. Она шла за Билли и увидела, как он входил в это проклятое заведение. Но она знала, что по собственной воле ее дорогой мальчик никогда бы так не поступил.

— Дьявол! — кричала она, потрясая кулаком на нечестивца, какого-то мужчину, приближавшегося к притону разврата. — Вы разрушаете невинные души, души маленьких овечек божьих!

В то время как этот человек зашел внутрь, другой вышел оттуда. Он был высоким и темным, его тяжелая поступь и суровый взгляд были угрожающими. Хотя он не был одет как дикарь, Минна знала, кто он. Знала она и его имя — Чако Джоунс. Однажды Билли показывал ей на него. Она не сомневалась, что именно Джоунс оказал такое дурное влияние на наивную душу ее сыночка и вовлек его в этот притон.

— Прочь от меня, сатана! — сказала она, выставляя крест, который у нее был на шее, пытаясь отвратить от себя дьявола.

— Вам следует уйти отсюда, леди. Здесь вам не церковь.

— Сатана! — кричала она опять, отступая от него назад. — Я не уйду, пока вы не отдадите мне моего Билли!

— Вам кто-то нужен. — Он оглянулся на здание «Блю Скай». — В таком случае вам лучше будет подождать его дома.

Как только он взял ее за руку, она закричала, взывая к всевышнему, и отпрянула назад, как будто ее ошпарили.

— Не касайся меня своими грязными руками.

— Идите домой, и до вас никто не дотронется!

— Отдай мне Билли, сатана!

— Он придет позже.

— Не позже, а сейчас. Я не позволю украсть его душу, вырвать его сердце и заменить его камнем!

Джоунс нахмурился:

— Леди, вы с ума сошли. Разве некому позаботиться о вас?

Он знал, что она была одинока. Ее муж умер, его застрелили прямо на работе. Минна боялась за себя и за сына. Но сейчас вряд ли она могла что-то сделать для Билли. Ей пришлось отступить. Подобрав свои юбки, она отходила шаг за шагом, унося свой праведный гнев.

— Бог накажет тебя! Его верные псы растерзают тебя своими лапами и когтями. И ты будешь брошен в пучину ада!

И с этими словами она ушла.

* * *

Она бесилась: в самое позднее время ночи, когда было темно, она неслась по грязным улицам с чувством ярости. Она застревала в глине, ее волосы развевались на ветру.

Наконец-то она, задыхаясь, упала на колени в узком переулке позади дома, откуда доносились звуки фортепиано. Она ненавидела этот звук, она раздражал ре уши.

Она внутреннее зарычала, повернув голову назад, затем вперед, издала несколько гортанных звуков, мысленно раздирая на себе одежду… затем опять зарычала, ощутив изменения своего человеческого облика…

Затем она опять побежала. Она подняла свое лицо, почувствовала запах врага, доносимый ветром.

Он был совсем рядом. Ей было трудно сдерживать свое возбуждение.

Фырча и рыча, она забралась на верх глинобитной стены и побежала по ней. Лошадь, стоявшая за оградой, заржала. Большая собака жалобно заскулила и спряталась под кустами.

Она бежала, словно ловя добычу. Ее мускулы напрягались, она карабкалась на крышу. Город был у нее как на ладони. В темноте различались тени домов. Она чувствовала запах врага и теперь уже точно знала, где он. Избегая ненужного шума и шороха, стараясь, чтобы ее никто не увидел, она оставалась на крыше, вдыхая аромат врага, предвкушая такой сладкий, мускусный… запах крови. Она кружилась на месте, сопя, вдыхая носом, внюхиваясь, рыча. Он был здесь, прямо под ней!

Заглянув за край крыши, она прикинула, как лучше проникнуть в окно, которое было на несколько футов ниже. Только здесь, этим путем она могла вытащить его наружу.

Крыша была старой, в трещинах, и могла вот-вот выдать ее. С аппетитом хищника она яростно стала прорывать дыру, ощущая, как близка она к тому, чтобы вонзиться в его горло.

* * *

Чако проснулся, весь потный, в ужасе от своего сна. А приснилось ему, что он голый лежит на земле, а на его животе, словно верхом на лошади, сидит женщина. Но потом ее глаза вдруг засверкали и лицо ее стало изменяться.

Нельзя было сказать, что она точь-в-точь была похожа на то видение в окне, что почудилось ему однажды ночью. Все, что он помнил, так это ее губы, ее острые зубы, развевающиеся волосы.

Крак, крак…

Он сел в постели, вдруг осознав, что с потолка сыплется штукатурка.

— Что за черт?

В считанные секунды он вскочил на ноги. Его кольт был уже в руке. Он не успел даже зажечь керосиновую лампу на столе.

Крак, крак, крак…

С потолка еще отвалился кусок штукатурки с грунтом, и даже упали прутья, которые находились между балками потолка. Похоже, что какой-то зверь стремился прорваться к нему?

— Эй, прочь отсюда!-скомандовал Чако, подняв кольт.

Затем он услышал тихое рычанье и увидел сверкающие глаза, показавшиеся через довольно широкую дыру, образовавшуюся в потолке.

Сверкающие глаза? Так это был волк! Не думая, он затаился, став на время апачи.